Происходящее казалось чудесным сном. Можно было подумать, что передо мной не реальная картина, а причудливое изображение на диапозитиве. Однако уже в следующее мгновение моя память и здравый смысл пробудились. Если присмотреться, это ведь отлично знакомый мне скучный пригород по соседству! Как обычно, стоит на перекрестке красный почтовый ящик, а в табачной лавке сидит болезненного вида продавщица. За витринными стеклами магазинов тоскуют пыльные, отставшие от моды товары, а карнизы кафе по провинциальному безвкусно оформлены клумбочками. Всего лишь унылый пригород, в котором все в точности такое, каким я его помню. В одно мгновение мое впечатление изменилось. И причина этого волшебного преображения крылась лишь в том, что я заблудился и потерял ощущение ориентации в пространстве. Почтовый ящик, который всегда был на южной стороне улицы, оказался на противоположной, северной. Особняк, стоявший обычно слева, переместился направо. И эта простая перемена преобразила город до неузнаваемости.
А затем в незнакомом квартале мой взгляд остановился на одной из магазинных вывесок. Я подумал, что где-то уже видел вывеску с точно такой же картинкой. И в тот же миг, как мое сознание проснулось, все направления вернулись на свои места. Улица, которая только что была слева, стала правой, а сам я иду не на север, как мне казалось, а на юг. Тут же стрелки внутреннего компаса пришли в движение и стороны света встали на свои места. Вместе с этим преобразилось само пространство, и впечатление от созерцания квартала совершенно изменилось. То есть только что увиденное мной удивительное место существовало на изнаночной стороне вселенной, там, где все стороны света изменены на противоположные.
После случайного открытия я начал исследовать это загадочное пространство, специально запутывая себя. Особенно играл на руку недостаток, о котором я говорил ранее. Однако и обычные люди, которые нормально ориентируются в пространстве, иногда так же, как и я, сталкиваются с этим особенным миром. Например, один мой знакомый поздним вечером сел на поезд до дома. Поначалу, отъехав от платформы, поезд, как и полагалось, ехал прямо, с востока на запад. Однако спустя время мой приятель очнулся от дремы. И вдруг заметил, что направление движения поезда в какое-то мгновение сменилось на противоположное: с запада на восток. Здравый смысл его говорил, что этого просто не может быть. Однако факт оставался фактом — поезд действительно ехал в противоположном направлении, отдаляясь от пункта назначения. Попробуйте выглянуть в окно в такой момент. Привычные пейзажи и станции преобразятся до неузнаваемости, и перед вами развернется совершенно новый, невиданный прежде мир. Однако когда поезд прибыл к месту назначения и мой приятель сошел на перрон хорошо знакомой станции, он проснулся окончательно и осознал, что направление было правильным. И стоило ему понять это, как удивительные, увиденные впервые пейзажи и станции преобразились в обычные и давно знакомые. То есть одни и те же виды он сначала увидел «с изнаночной стороны», а потом — с обычной, привычной точки зрения. «Изнанка», совершенно отличающаяся от сути, есть у любой вещи — стоит лишь посмотреть на нее с другого угла, как это становится заметно. Нет на свете темы, больше окутанной метафизической тайной, чем наличие скрытой «изнаночной стороны» у любого явления. В детстве, глядя на картину, висящую на стене, я подолгу размышлял: что же скрывается за ее оборотной стороной, какой тайный мир она прячет? В конце концов я даже снял ее, чтобы заглянуть. Тот детский вопрос и сейчас, когда я повзрослел, кажется мне сложнейшей загадкой мира.
История, которую я хочу рассказать вам, — один из ключей, способных приоткрыть завесу тайны над этим вопросом. Если после знакомства с удивительной историей, что случилась со мной, читатели смогут хоть на мгновение поверить в существование спрятанного за предметами и явлениями четвертого измерения — места бытия обратной стороны вещей, — значит, история истинна. Однако если читатель не сможет вообразить подобного, значит, и этот случай останется не более чем декадансной иллюзией поэта, чей разум отравлен морфием. Так или иначе, наберусь мужества и попробую рассказать. Однако я не писатель-прозаик и не искусен в ярких описаниях и хитрых замыслах. Я могу лишь поведать то, что мне в действительности пришлось пережить, в виде небольшого рассказа.
В то время я проживал в онсэне[56] в провинции Хокусэцу[57]. Близился конец сентября, позади осталось празднование Хиган[58], и в горах осень вступила в права. Городские, отдыхавшие здесь в летнее время, уже разъехались по домам, и в онсэне осталось совсем немного постояльцев, которые тихо коротали дни наедине со своими болезнями. Тени становились все глубже, и в одиноком саду рёкана с деревьев опадала листва. Изнывая от безделья, я, накинув теплое фланелевое кимоно, занимал себя долгими прогулками по окрестным горным склонам.
Относительно недалеко от онсэна располагалось три городка. Впрочем, эти поселения размерами напоминали скорее деревни. Однако в одном из них продавались товары ежедневного пользования и даже была пара вполне приличных баров. От окрестностей онсэна к этим городам тянулась дорога, по которой каждый день ходил омнибус. Кроме того, к самому большому городу U проложили узкоколейную железную дорогу. Время от времени я ездил по ней в U за покупками, а иногда и выпить в баре с хостес[59]. Однако на самом деле наибольшее удовольствие мне доставляла сама поездка по горной железной дороге. Очаровательный паровозик, похожий на игрушечный, покачиваясь, бежал вперед, петляя между горными ущельями, равнинами и рощами, устеленными опавшей листвой.
Однажды я сошел с паровоза на полпути, решив прогуляться от города U пешком. Мне хотелось в одиночестве не спеша пройтись по горной дороге через перевал, любуясь окрестными пейзажами. Путь, тянущийся вдоль рельсов, пересекали беспорядочно петляющие между деревьями тропинки. То тут, то там цвели осенние цветы, местами лежали стволы срубленных деревьев, под ногами поблескивал сочный краснозем. Глядя на облака, плывущие по небу, я размышлял о преданиях, что рассказывались в этой горной местности из поколения в поколение. Здесь, где культурный уровень низок и до сих пор бытуют примитивные суеверия и табу, сохранилось множество разных легенд, причем многие до сих пор верят в них. Служанки из моей гостиницы и постояльцы из местных с благоговейным ужасом поведали мне немало подобных историй. По их словам, жители одной деревни одержимы собачьим божеством Инугами, а в другой деревне поклоняются Некогами, кошачьему божеству. Причем одержимые Инугами едят только мясо, а одержимые Некогами — рыбу.
Эти необычные поселения местные назвали «деревни одержимых» — цукимура — и решительно избегали всяких отношений с ними. Обитатели цукимура раз в году в темную безлунную ночь проводят особое торжество. В нем не дозволено участвовать никому, кроме самих жителей деревни. И даже если изредка посторонним все же доводилось присутствовать на нем, все они по каким-то причинам хранили молчание об увиденном. Люди из цукимура владеют особыми чарами, скрывают огромные богатства неясного происхождения и так далее.
Рассказывая мне все это, местные добавляли: одна из деревень до недавнего времени располагалась где-то неподалеку от онсэна. Теперь, правда, пропала из виду, и жители куда-то ушли, но, несомненно, они до сих пор где-то тайно ведут общинную жизнь. Доказательство этому — свидетельства людей, видевших их святыню — вместилище божества. В этих россказнях неизменно проглядывала доля свойственного крестьянам упрямства. Во что бы то ни стало они старались передать мне свою веру в правдивость историй и суеверный ужас перед ними. Однако я с интересом слушал их совсем по другим причинам. Подобные предания о табуированных поселениях, что можно найти по всей Японии, должно быть, возникли из-за переселенцев, которые сохраняли свою культуру и поклонялись собственным богам. А возможно, их корни кроются в существовании когда-то тайных христианских общин. Однако в нашей вселенной множество загадок, не постигнутых человеком. Как говорил Горацио, рассудок ничего не знает. Рассудочное знание стремится все упростить и дает легендам и преданиям простые и понятные объяснения. Однако наша вселенная и ее скрытый смысл куда более сложны. Поэтому все философы к концу своего научного пути неизменно отдают должное поэтам. Ведь тот мир за гранью рассудочного мышления, который интуитивно познают поэты, есть истинная метафизическая реальность.
Предаваясь подобным размышлениям, я в одиночестве шагал по осенней горной дороге. Тем временем она становилась все уже, превратилась в тонкую лесную тропинку, а затем и вовсе исчезла в глубине рощи. Рельсы — единственный возможный ориентир — тоже куда-то пропали из виду. Я совершенно потерял дорогу.
«Заблудился!» — было первой мыслью, вспыхнувшей в сознании, стоило мне очнуться от грез. Я засуетился и поспешил на поиски дороги. Попытался вернуться назад, к началу пути, но в итоге окончательно утратил ощущение направления и очутился в лабиринте бесконечных развилок. Чаща становилась все глубже, и тропинка, по которой я шел, исчезла в густых колючих кустарниках. За все время бесплодных попыток вернуться я не встретил ни единой души. На сердце становилось все более неспокойно — я поспешил вперед, отчаянно пытаясь найти дорогу. И наконец наткнулся на свежие следы лесорубов на одной из тонких горных троп. Не отрывая взгляда, я отправился по следам. Кому бы они ни принадлежали, если они выведут к людям, этого будет достаточно, чтобы избавиться от тревоги.
Через какое-то время я спустился к подножию горы. И здесь совершенно неожиданно для себя открыл потрясающий новый мир. Вместо бедной сельской деревеньки передо мной раскинулся красивый процветающий город. Когда-то один знакомый рассказывал мне о путешествии по Сибирской железной дороге: по его словам, после того, как, день за днем пересекая бескрайние пустынные просторы, прибываешь на маленькую станцию провинциального городка, он кажется оживленным и большим городом, как бы ни был мал на самом деле. Вероятно, мое изумление отчасти было вызвано подобным эффектом. На равнине у подножия горы виднелось множество строений и нарядные пагоды сверкали в лучах солнца. Мне просто не верилось, что в подобной глуши мог найтись такой большой и благоденствующий город.