Я направился к нему, зачарованно думая о том, как похож этот вид на картинку в объективе диапозитива. И вот наконец сам оказался внутри нее. Попетляв по узким, словно утроба, переулкам, я вышел на многолюдную центральную улицу. До чего удивительное впечатление произвел на меня город! Лавки и жилые дома, тянущиеся вдоль улицы, отличались изысканной, тонкой красотой и вкусом, что придавало городу элегантный и нарядный вид. И заметно было, что он стал таким не по архитектурной задумке, а сам собой, под влиянием долгого времени. Благородная, с налетом старины красота города говорила о его долгой истории, которую жители бережно хранили. Здешние улицы были тесными — даже ширина центральной не превышала два-три кэн[60], остальные же вились россыпью узких переулков, зажатых между крышами домов. Петляя, словно в лабиринте, мощеные камнем дорожки стекали вниз по склонам. Многие пролегали под выступающими над землей окнами второго этажа и образовывали нечто вроде сумрачных тоннелей. Как в южных городах, то тут, то там красовались декоративные цветущие деревья и кустарники, рядом с которыми виднелись каменные колодцы. Здания, похожие на старинные купеческие дома, тянулись стройными рядами, из внутренних дворов порой доносились тихие отзвуки чудесной музыки.
На главной улице виднелось много заведений в европейском стиле со стеклянными витринами. Над входом в парикмахерскую висела вывеска с надписью «Barbershop». Были здесь и гостиница, и прачечная. На перекрестке примостилось фотоателье, а рядом, в широких окнах здания, похожего на метеостанцию, отражалось одинокое синее небо. У прилавка часовой мастерской сидел хозяин в очках, с головой погруженный в работу.
В этом городе, полном людей, жизнь била ключом. Но здесь не было шумно — напротив, по улицам разливалась мягкая тишина, словно все вокруг было погружено в глубокую дрему. Так казалось потому, что на улице не было ни одной грохочущей повозки — одни лишь пешеходы. Но дело не только в этом — сами люди на улицах казались удивительно тихими. И мужчины, и женщины выглядели изысканно и благородно и вели себя крайне сдержанно. Особенно прекрасны были женщины — грациозной, манящей красотой. Люди — и стоящие у прилавков, и просто разговаривающие на улицах — обладали прекрасными манерами, и их тихие голоса звучали нежно и мелодично. Говор и манера речи местных создавали ощущение касания к чему-то мягкому и приятному — словно воспринимаешь речь не столько ушами, сколько посредством прикосновений. В ласкающих слух голосах женщин были особенные очарование и сладость. Все на улицах города — и дома, и люди — казались скользящими тенями.
Я сразу заметил, что атмосфера, царящая в городе, создана искусственно и поддерживается благодаря беспрестанному вниманию и тонкому расчету. И речь не только о его архитектурном облике — абсолютно все в нем словно было подобрано и отшлифовано в соответствии с общим замыслом. Ни единое лишнее движение воздуха не должно нарушить эстетическую гармонию, выражающуюся во всем — пропорциях, симметрии, сочетании каждой детали, — это чувствовалось во всем вокруг. Поддержание гармонии требовало колоссальных расчетов, поэтому нервы города подрагивали от напряжения. Казалось, под запретом даже малейшее повышение голоса, способное разрушить общую гармонию. Каждое действие — прогулка, случайное движение, принятие пищи, размышления о своем или выбор узора для кимоно — требовало максимальной внимательности и деликатности, чтобы ни на секунду не выбиться из общей атмосферы и находиться в постоянной гармонии с ней. Словно весь город — хрупкая конструкция из горного хрусталя, готовая разлететься вдребезги, стоит лишь слегка нарушить ее равновесие. И для сохранения устойчивости ей необходимы опоры, положение и размеры которых рассчитаны вплоть до сотых долей, — благодаря им хрупкий баланс еще удается удержать. И что самое жуткое — для здешних это было совершенно реально. Малейшая оплошность обернется для жителей странными жертвами и разрушениями. Город был полон тянущего напряжения, вызванного беспрестанным ужасом перед скрытой угрозой. Он выглядел словно произведение искусства не просто из прихоти обитателей — за этим скрывалось что-то куда более важное и страшное.
Когда я заметил это, меня охватило беспокойство. Каждой клеточкой тела я ощутил мучительное напряжение, застывшее в воздухе. И необыкновенная красота города, и царящая в нем умиротворяющая тишина приобрели зловещий оттенок, словно за ними скрывалась какая-то ужасная тайна. Сердце бешено забилось, подгоняемое ужасом. Неясное тревожное предчувствие рождалось в груди. Все мои чувства обострились — мельчайшие оттенки, запахи, звуки ощущались необыкновенно ясно. Все сильнее становился заметен витающий вокруг запах разложения и смерти, а давление воздуха с каждым мгновением увеличивалось. Все это, несомненно, признак приближения чего-то недоброго. Прямо сейчас, вот-вот, непременно должно произойти что-то необычайное!
Город оставался неизменным. По улицам тихо бродили прекрасные, изящные люди. Откуда-то издалека доносились печальные звуки, похожие на мелодию кокю[61]. Тревожное чувство, охватившее меня, было похоже на предчувствие человека, смотрящего на мир за секунду до начала страшного землетрясения. Вот сейчас, прямо сейчас кто-то рухнет на землю. И в тот же момент окружающая гармония разлетится вдребезги и все погрузится в хаос разрушений.
Я изнывал от тревоги, как человек, осознавший, что ему снится кошмар, и изо всех сил старающийся проснуться. Над городом раскинулось прозрачное голубое небо, и градус напряжения, разлившийся в воздухе, нарастал все быстрее. Очертания зданий начали искажаться, вытягиваясь и истончаясь. То тут, то там появлялись объекты, похожие на высокие пагоды. Кровли домов странно вытягивались и изгибались, приобретая уродливые черты, похожие на куриные лапы.
— Сейчас!
В тот момент, когда я выкрикнул это, чувствуя, как сердце трепещет от ужаса, через центр города пробежало какое-то маленькое черное животное, напоминающее крысу. Картина эта необыкновенно ясно запечатлелась в моем сознании. Я почувствовал, как в ту же секунду начала рушиться необыкновенная гармония, царящая вокруг.
Еще секунда. Все вокруг замерло, и настала абсолютная тишина, словно я был на дне озера. Поначалу я не понял, что произошло. Но затем перед глазами предстало удивительнейшее, ужасающее зрелище. Да ведь по улицам города шагают не люди, а огромное количество кошек! Кошки, кошки, кошки, кошки, кошки, кошки. Куда ни посмотри — всюду одни лишь кошки! И в окнах домов, словно в обрамлении картинных рам, тоже виднеются кошачьи морды.
От потрясения у меня перехватило дыхание, я был близок к обмороку. Передо мной не мир людей, а город, где живут одни лишь только кошки. Как такое возможно? Можно ли поверить в это? Несомненно, у меня что-то не в порядке с головой. Это просто галлюцинации. Или же безумие? Весь мой мир начал рушиться на глазах.
Я испугался сам себя. Все мое существо охватило отчетливое чувство, что меня вот-вот настигнет нечто ужасное и оно уже дышит мне в спину. Однако в следующее мгновение здравый смысл вернулся ко мне. Стремясь унять бешено бьющееся сердце, я поднял взгляд и еще раз внимательно осмотрелся. Загадочных кошачьих фигур нигде не было видно — они совершенно пропали из виду. В городе не происходило ничего странного, и вокруг простиралась обыкновенная скучная улица. Поблизости не виднелось ничего даже отдаленно похожего на кошку. И общее впечатление от окружающего вдруг совершенно изменилось. Вдоль главной улицы тянулись заурядные лавки, и самые обычные припорошенные пылью усталые люди шагали по залитому солнечным светом проспекту. Тот необыкновенный, полный очарования город вдруг исчез, словно спрятавшись за обратную сторону картины, и на его месте возник совершенно другой мир — заурядное провинциальное поселение. И постойте-ка, разве это не отлично мне знакомый городок U? Вот здесь, как обычно, тоскливо глазеет из окна на улицы парикмахер, вечно сидящий без дела, а слева скучает не пользующийся спросом часовой магазин, с закрытой, как всегда, дверью. Все точно такое, каким я его помню: ничего интересного или выдающегося.
Тут я наконец понял причину произошедшего. Я, глупец, снова пострадал от своей болезни «полукружных каналов», как бывало и раньше. Заблудившись в горах, я утратил ориентацию в пространстве. И хотя намеревался спуститься с противоположного склона горы, вместо этого сделал круг и снова вернулся в U. В результате я пришел в центр города совершенно с другой стороны, а не с той, с которой обычно приезжаю. Из-за этого стрелки моего внутреннего компаса развернулись неправильно и стороны света в моем представлении поменялись местами — право стало лево, а лево — право, — так что я увидел другую вселенную в четвертом измерении (обратную сторону вещей). То есть, если говорить общедоступным языком, я был «околдован кицунэ».
На этом мой рассказ подходит к концу. Но загадка, представшая передо мной, лишь берет здесь свое начало. Китайский философ Чжуань Цзы однажды увидел сон, в котором он был бабочкой, а проснувшись, начал сомневаться, кто он — Чжуань Цзы или та бабочка, видящая сон о том, что она Чжуань Цзы? Эта старинная загадка так и остается неразгаданной. Предстают ли иллюзии перед теми, кто был «обманут кицунэ»? Или же их видят в здравом уме и твердой памяти? И где находится наша «реальность» — на лицевой стороне картины или же на изнаночной? Думаю, никто не сможет дать ответы на эти вопросы. Однако я и сейчас прекрасно помню тот необыкновенный город без людей. Причудливый город, где всюду: в оконных проемах, на крышах, на улицах — видны лишь кошки. Даже сегодня, спустя больше десятка лет, я могу отчетливо вспомнить ту ужасающую картину до мельчайших подробностей, словно она отпечаталась в памяти.
Услышав мою историю, люди усмехаются и говорят, что это всего лишь безумная галлюцинация поэта, бредовое видение. Но я совершенно точно видел его — город, где живут лишь кошки, город, где улицы полны кошек, принявших обличие людей. Отставим в сторону споры и рассуждения — для меня нет ничего более истинного, чем утверждение, что я «видел» это где-то во вселенной. Я по сей день твердо верю в это, и пусть меня высмеивают множество раз. Загадочное поселение, сохранившееся в пре