— В то время я могла думать только об одном: делай то, что должна сделать… будь последовательна… А потом убирайся из этой ужасной страны. После того как я лишила Бодо глаз, я сделала маленький надрез на его шее — чтобы он медленно истекал кровью… хотя в считанные мгновения из его заклеенного рта уже доносилось хлюпанье: признак того, что он начинает захлебываться собственной кровью. В моей сумке был чистый комплект одежды — в общем, тот же фокус, что и с Дюпрэ. Я разделась и приняла душ. Только на этот раз убрала все улики. Мне хотелось, чтобы во Франции все знали, что я сделала. Мне хотелось, чтобы и в Венгрии об этом узнали… но только после того, как я покину страну. Поэтому я тщательно отскребла все поверхности, к которым прикасалась, завернула свою окровавленную одежду и стала ждать, пока Бодо перестанет дышать. Потом я вышла из квартиры и на metro вернулась обратно в Буду. Зашла в тот же магазин, где покупала скотч, и приобрела еще четыре мотка. Пешком дошла до квартиры Ловаса и позвонила в дверь. Он крикнул: «Уходите. Я никого не хочу видеть». Я сказала: «Я из партийного комитета по делам ветеранов. Принесла вам специальный подарок. Вы должны позволить мне вручить его вам». Как только я уговорами пробилась к нему, я не мешкая объявила, кто я на самом деле, и достала ружье. Он начал кричать. Я приказала ему заткнуться, но он продолжал вопить. Пришлось ударить его по голове прикладом. Он мгновенно вырубился. Я связала его скотчем, заклеив рот. Но едва я приступила к экзекуции, в дверь квартиры забарабанили. Это была соседка, которая, очевидно, слышала крики, поскольку она все спрашивала: «Мистер Ловас, с вами все в порядке? С вами есть кто-то?» Прояви я благоразумие, я бы просто перерезала ему глотку и выпрыгнула из окна — благо, его квартира была на первом этаже. Но я не послушалась голоса разума. Я была одержима идеей мести. Настолько одержима, что убедила себя в том, что должна отрезать ему пальцы и лишить зрения, как Бодо. От боли Ловас очнулся как раз в тот момент, когда я отрезала ему правый мизинец, и тут выяснилось, что я допустила оплошность когда заклеивала ему рот: оставила маленькую щелку. В общем, он снова принялся орать. Соседка услышала и крикнула, что вызывает полицию. Но я все равно не сбежала. Я упорно продолжала свою мрачную работу…
— Ты хотела, чтобы тебя схватили…
— Не знаю, чего я хотела. Когда ты находишься в невменяемом состоянии, то не можешь мыслить логически. Ты просто говоришь себе: режь следующий палец…
— Господи…
Она улыбнулась и закурила.
— Дальше хуже. Приехала полиция. Они стали колотить в дверь, требуя, чтобы им открыли. Я работала с бешеной скоростью, добиваясь того, чтобы все пальцы был отрезаны. Копы принялись ломать дверь. Как только она подалась, я схватила Ловаса за волосы. Когда дверь распахнулась и ввалились копы, я перерезала ему яремную вену. И, пока они в ужасе смотрели на это, провела бритвой по своему горлу. Все было именно так.
— А потом?
— Потом… мне удалось избежать ареста, суда, приговора и, возможно, смертной казни от рук режима, который я ненавидела.
— Благодаря своей смерти?
— Да. Я умерла.
Молчание. Она затянулась сигаретой.
— И что было потом? — спросил я.
— Смерть есть смерть.
— Что это значит?
— Меня больше не существовало в списках живущих.
— Но что произошло после твоей смерти?
Снова улыбка. И облако табачного дыма.
— Этого я сказать не могу.
— Почему?
— Потому что… не могу.
— Копы показали мне свидетельство о твоей смерти. И ты сама только что подтвердила, что перерезала себе горло и умерла. Тогда почему же… почему… ты здесь?
— Потому что я здесь.
— Но это противоречит здравому смыслу! Как я могу поверить тебе, зная, что то, в чем ты пытаешься убедить меня, невозможно?
— А с каких это пор в смерти есть здравый смысл, Гарри?
— Но ты там была. Ты знаешь.
Снова улыбка
— Верно — поэтому я промолчу.
— Ты должна рассказать мне…
— Нет, не должна. И… не буду. Разве что объясню, какую работу проделала от твоего имени.
— Работу от моего имени? Теперь я точно знаю, что ты сумасшедшая…
— Думаю, что ты хочешь об этом услышать, милый, посуди сам: каждый, кто в последнее время причинил тебе зло, был наказан.
— Это ты сбила Брассёра возле отеля?
— Да, я.
— Как ты это сделала?
— А как можно сбить человека? Села в машину, которую позаимствовала на улице. «Мерседес» С-класса Не самый лучший вариант, но все-таки удар у него мощный. Я дождалась, пока Брассёр выйдет из отеля «Селект». Как только он ступил на проезжую часть, я нажала на педаль газа и наехала на него.
— Он сообщил полицейским, что не видел водителя, но ему показалось, что за рулем была женщина.
Снова улыбка.
— И это ты убила Омара, когда он сидел в туалете?
— Ты был прав в отношении этого ублюдка. Его дерьмо ужасно вонючее… И открою тебе отвратительны секрет: подтираясь, он экономил на бумаге, поэтому у него все руки были в говне. Мерзкий тип. Я видела, как он издевался над тобой, оставляя коммунальный туалет в столь непотребном виде…
— Ты видела? Как?
Маргит затушила сигарету и тут же прикурила другую.
— Знаешь, что мне больше всего нравится в статусе покойника? Можно смолить без зазрения совести.
— Но даже и в смерти ты все равно стареешь, как и все остальные.
— Да… В этом есть определенная ирония, ты не находишь? Но, по крайней мере, со мной это происходит именно так…
— А с другими?
Она пожала плечами.
— Значит, ты не отправилась на небеса после того, как…
— Убила себя? Вряд ли.
— Может, тогда в ад?
— Я отправилась… в никуда. А потом каким-то образом вернулась сюда. Я была на десять лет старше, но квартира была все та же…
— Кто оплачивал счета?
— Перед отъездом в Венгрию я встретилась со своим адвокатом и попросила его открыть трастовый фонд на деньги, которые получила в качестве компенсации от Дюпрэ. Я никому не оставила наследства и указала в завещании, что никто не может продать мою квартиру без моего согласия. Понимаешь ли, я уже знала, что мне предстоит сделать в Будапеште… и знала, что после этого мне придется надолго исчезнуть…
— Выходит, ты не собиралась убивать себя?
— Нет, пока не ворвалась полиция. Это было абсолютно спонтанное решение. Но, как я уже сказала, в тот момент я была невменяема.
— А сейчас нет? Забиваешь мужчину до смерти молотком…
— Он жестоко избил свою жену и к тому же угрожал убить тебя.
— Никто этих угроз не слышал.
— Я слышала.
— Когда?
— В его баре. Когда он не догадывался, что я рядом.
— А Робсон?
— Я же спрашивала тебя, что, по-твоему, было бы самым справедливым наказанием для него? Ты ответил…
— Но я не думал, что кому-нибудь в самом деле удастся закачать в его компьютер детское порно.
— Ты сам этого хотел, Гарри. Этот человек разрушил твою жизнь. И такое наказание я сочла… подходящим. Теперь его жизнь пошла прахом. Не пройдет и недели, как он покончит с собой в тюрьме.
— Ты собираешься заставить его сделать это?
Снова смех.
— Я же не дух, который вселяется в души других людей и заставляет их совершать те или иные поступки.
— Ты просто суккуб.
— Суккуб занимается сексом со спящими мужчинами. А ты вполне бодрствующий, Гарри.
— Тогда что все это значит? Когда я приходил сюда вчера, квартира утопала в пыли, и консьерж уверял меня в том, что здесь никто не живет. Да это и так было видно…
— Ну… когда ты приходишь ко мне раз в три дня, видишь квартиру такой, как сейчас…
— Но почему? И где все остальные жильцы этого дома? Они что, тоже пребывают в трансе, как консьерж, которого я пытался докричаться сегодня?
— Думай что хочешь.
— Я все равно ничего не понимаю… Почему наши встречи ограничены только тремя часами? Почему раз в несколько дней?
— Потому что это все, что я могу себе позволить… все, что могу выдержать. Я хочу этой… нашей маленькой связи. Но только на моих условиях. Вот почему я отказывалась видеться с тобой чаще, чем два раза в неделю и на несколько часов.
— Потому что тебе больше не разрешают?
— Никто меня не контролирует. Никто.
— Но ты все равно пропадаешь по воскресеньям на балконе какого-то дилетантского салона, выискивая таких идиотов, как я?
— Ты всего лишь второй мужчина, которого я там подцепила.
— А кто же был первым?
— Немец по имени Хорст. Я познакомилась с ним в июне девяносто первого. Я тогда только что… воскресла, к слову сказать. И начала посещать те места, где бывала в прошлом. Так что, обнаружив, что снова нахожусь в Париже — спустя одиннадцать лет после смерти, — я решила попытать удачу на балконе у Лоррен. Я зависала там неделями… пока Хорст не заметил меня. Как и тебе, ему было за сорок, тоже недавно развелся, жил в Париже холостяком, печальный и одинокий. Мы разговорились. Он пришел в эту квартиру в условленное время: в пять вечера. У нас был секс. Мы пили виски. Выкурили несколько сигарет. Он рассказал, что его жена влюбилась в другого, о своей не сложившейся карьере художника, о лицее, в котором преподавал искусствоведение, о том, как ему все это наскучило, и все такое… Истории жизни уникальны и при этом отчаянно похожи друг на друга, ты не находишь, милый? В восемь часов я сказала, что ему пора уходить, но я с удовольствием встречусь с ним через три дня. Он обещал прийти, но так и не пришел. После этого я иногда возвращалась на балкон Лоррен в надежде, что кто-нибудь увидит меня. Но меня никто не замечал. Пока не появился Гарри. Ты