Селина поняла, что забыла обо всем, когда приняла его. Ответила на его поцелуй своим поцелуем.
Теплый – какой же он теплый.
Она не могла вспомнить, когда ее в последний раз кто-нибудь обнимал.
Когда она увидела его на крыше, когда он покачнулся и она заметила, что он ранен, она спасла его, повинуясь инстинкту. А сейчас она, повинуясь инстинкту, обвила его шею руками и прижалась к нему.
Здесь, в темноте, она открылась ему. Вдохнула его.
Его язык обвел уголки ее губ в беззвучном вопросе, и Селина тихо застонала, когда он попробовал ее на вкус. Сначала нежно, а затем глубоко.
Этот шрам, этот жуткий шрам, прошивший его грудь…
Она хотела рассказать ему. Что она все знает.
Что она знает: они вряд ли станут парой, потому что…
Он нежно прикусил ее нижнюю губу.
Все мысли разом вылетели у нее из головы.
Ей было наплевать. Наплевать на все, что было за пределами этой комнаты и мужчины перед ней, и…
Это неправда. И никогда не будет правдой.
Он почувствовал перемену в ней и подался назад, его губы застыли над ее губами.
– Все хорошо?
Он дышал судорожно, неровно, с хрипом.
Не сейчас. Сейчас она не может позволить себе ошибки. Она прильнула к нему и поцеловала его. Один раз, второй.
Его руки утонули в ее волосах, а тело вздрогнуло, когда он поддался этому поцелую, поддался ей.
Она села к нему на колени, и его руки стали гладить ее по спине, опускаясь ниже.
Он не успел среагировать, не понял, что щелчок на рукаве ее костюма выдавал плохие намерения.
Когда маленькая игла проникла сквозь кожу на его шее, когда он вскрикнул от удивления, она тут же отпрыгнула от него.
– Ты… – начал было он.
И замолчал.
Она ничего не видела в кромешной темноте, но почувствовала, что у него перехватило дыхание, а его мощное тело упало на матрас. Он был без сознания.
Селина взяла шлем, надела его, но отвела взгляд от мужчины.
Они дали другу не произнесенное вслух обещание – не смотреть.
И она не стала смотреть. Даже когда распахивала окно, чтобы затем раствориться в ночи.
Глава 26
Логово Харли располагалось в заброшенном здании станции метро и было именно таким, каким Селина его представляла: беспорядочным, цветастым и набитым разным оружием.
Ведущей темой был цирк. Среди потертой мебели висели кричащие старые афиши: глотатели огня, канатоходцы, по каменным стенам под сводчатым потолком были развешаны светящиеся гирлянды, а в дальнем конце круглой комнаты нечто похожее на старое полотно от тента в красно-желто-синюю полоску укрывало крошечную ванную.
Селина понятия не имела, что она тут делает в четвертом часу ночи. Они, скорее всего, спят, но… ей нужно поговорить. С кем-нибудь. С кем угодно.
Стоило ей представить себе, что она вернется к себе домой и остаток ночи будет мерять шагами безупречный пол своей квартиры, как она изменила маршрут и вместо того, чтобы направиться на север, решила прийти сюда.
Селина постучала по металлической двери с вмятинами, и через тридцать секунд Плющ уже открыла ей дверь.
Рыжие волосы собраны в небрежный пучок, на вздернутом веснушчатом носу – очки в черной оправе. Она была в старой кофте с выцветшей надписью «Растения – тоже люди!», которая сползла с одного плеча.
– Что случилось?
Селина прислонилась к грязному дверному косяку.
– Уже и просто так заскочить нельзя?
– В четверть четвертого утра?
Но Плющ поманила ее внутрь, а потом высунулась и посмотрела по сторонам, вглядываясь в темноту старого тоннеля, откуда доносился звук капающей воды.
Селина снова огляделась: у стены она заметила письменный стол, на котором громоздились кучки бомб, расписанных под цирковые шары. Какие-то были готовы только наполовину и лежали под увеличительным стеклом и лампой. На стуле у стола, касаясь пола, висел патронташ с ножами для метания.
– Ну, логово отъявленной злодейки у нее вышло хорошо, – заключила Селина.
– Она считает, что это – предельная форма самовыражения. – Плющ показала рукой на увитый стеблями стол, стоящий у стены, где висела афиша с дрессировщиком львов. Стол был завален бумагами, книгами и растениями. – А мне здесь позволяется самовыражаться только так, – хихикнула она. – Это единственное место, которое Харли не может «украшать».
Растения извивались и мерцали под лампами солнечного света.
– Твои питомцы?
– Мои друзья, – сказала Плющ, подходя к столу и улыбаясь семи растениям в горшках. – Элизабет, Эмма, Фанни, Кэтрин, Энн, Марианна и Элинор.
Брови Селины поползли вверх под шлемом:
– Ты их назвала в честь героинь романов Джейн Остин?
Плющ засияла так же ярко, как и светящиеся над ними лампы.
– Ты моя новая любимка! Никто больше не понял отсылки – даже Харли меня спросила, что за чушь я несу.
Селина подняла визор на шлеме, разглядывая растения.
– Я, скорее, больше по Бронте.
Плющ замахала руками:
– Фу, меня от мистера Рочестера тошнит. Я за Дарси.
Селина ухмыльнулась и кивнула, уступая.
– Ладно, а ты чего не спишь?
Плющ показала на ноутбук, наполовину погребенный на столе под бумагами и книгами.
– Я работаю.
– А где Харли?
Что-то ее не видно в этом подземном цирке.
Плющ опустилась на крутящийся стул возле стола и повернулась:
– Не знаю. Она пару часов назад ушла, очень торопилась. Назад не приходила. – Ее глаза потемнели от грусти. – Она так часто делает. Я стараюсь не расспрашивать.
Кажется, Плющ всегда старалась не расспрашивать, не давить на Харли. Наступила тишина, и Плющ выжидающе уставилась на Селину.
Селина выдохнула:
– Ну, можно сказать, что я чуть было не переспала с тем, с кем мне этого делать не стоило.
Плющ довольно злобно улыбнулась:
– О, давай рассказывай.
Селина поняла, что Плющ прекрасно знает, о ком она говорит.
Селина меряла шагами выцветший синий ковер, усыпанный звездами, прошла мимо трех огромных столярных молотков из дерева, которые прислонились к дивану из вытертого бархата.
– Просто так… случилось. Не знаю.
– Тебе понравилось?
Селина вздохнула, запрокинув голову к сводчатому потолку.
– Да. Боже мой, да.
Плющ оглядела ее с головы до ног:
– Ну, и ты пришла рассказать мне сочные подробности?
– Я пришла, чтобы… Даже не знаю. – Она посмотрела на металлическую дверь, – Не буду тебя отрывать. Она сморщилась, отчаянно пытаясь найти выход. – Над чем ты, кстати, работаешь?
– Хочу усовершенствовать формулу целебной мази, которой я тогда воспользовалась. И не пытайся сменить тему.
Но Селина спросила:
– А ты эту формулу… ты ее собираешься продавать?
Плющ от нее отмахнулась:
– Для этого нужно будет столько изгаляться с этим разрешением от ФДА,[22] что продать ее вряд ли получится. Особенно учитывая мое положение.
– Но ты можешь действовать через третье лицо – и оставаться в тени.
– Чтобы все почести им достались? Ну нет.
– И ты сделаешь это чудо и не станешь им делиться?
Плющ нахмурилась, закинув босые ноги на стол. Какое-то растение – Эмма? – протянуло зеленый усик и пощекотало ее. Плющ расхохоталась, поджав пальцы. Но улыбка слетела у нее с губ, когда она продолжила:
– Я сама выбрала этот путь. Я должна принять последствия.
– Но ты можешь перестроиться – развернуться. Ведь… эта мазь нужна многим. Тебе стоит найти способ, как поделиться ей с ними.
– Я знаю, – сказала Плющ, опустив ноги на синий ковер. – Я думаю, что особенно успешно мазь могла бы сработать на тех, кто получил тяжелые ожоги. По крайней мере, мне помогло.
Селина подняла брови, оглядев доступную глазу гладкую кожу Плюща.
– У тебя был ожог?
Плющ отмахнулась от нее:
– Да, я обожглась. Совсем чуть-чуть.
– Господи, – сказала Селина, – тебе нужна нормальная лаборатория.
Плющ заметно напряглась:
– Она у меня была. А потом ее взорвали.
– Я имела в виду, с людьми. С другими учеными, которые будут тебе помогать.
– Вот ты устроишься на «настоящую» работу, и я следом.
Селина улыбнулась:
– Справедливо.
Плющ на нее хитро посмотрела:
– Ты так и не рассказала, как ты там чуть не переспала с…
Селина оглянулась на металлическую дверь и начала отступать к ней.
– Даже не думай уйти, оставив меня без подробностей, – сказала Плющ.
Она прошла по комнате, петляя между брошенными колготками в сеточку, розовым париком и игрушечной обезьянкой, стучащей в тарелки. Плюхнувшись на красную кушетку перед телевизором, она похлопала по вытертому бархату рядом:
– Девочкам пора поболтать.
– Я понятия не имею, как девочки обычно болтают, – сказала Селина, подходя к кушетке.
– Класс. Я тоже не знаю, – заявила Плющ, улыбаясь.
Люк застонал, проснувшись, голова раскалывалась, в боку – пульсирующая от боли каша.
По краям штор проникал солнечный свет.
Он не у себя дома. Он не знал, куда она делась, только помнил, что она притащила его сюда, и до сих пор слышал ее призрачный цветочный запах.
Люк потянулся за шлемом, закусив губу, чтобы не застонать от боли, когда кожа на ребрах натянулась. Он еле втиснулся в шлем, опустил линзы на глаза, собрал чешуйки брони, которые она срезала, и убрал все в мешочек на ремне вместе с набором для наложения швов, которым она воспользовалась. Все ДНК он унесет с собой.
Люк открыл дверь, отодвинув шерстяной свитер, которым она заглушила свет. Заглушила свои черты, кроме жара губ, запаха волос и кожи.
Стиснув зубы, застегивая ремень на поясе, он стремительно вышел из комнаты, направляясь туда, где должна была быть входная дверь.
И попал прямо в кухню к комиссару Гордону. Где Гордон завтракал с дочерью-подростком и младшим сыном.
Дочь Гордона что-то встревоженно прошептала, сын вскрикнул от радости, а сам Гордон… уронил ложку с хлопьями прямо на маленький кухонный стол.