одой, поэтому она представляла, кого высматривать. Вестибюль пересекли несколько подходящих под описание мужчин, прежде чем появился доктор Бобер.
Когда Брайан-старший нажал на кнопку вызова кряхтящего лифта, Поппи тут же оказалась рядом и сказала:
— Этот лифт жутко медленный. Иногда во время подъема мне кажется, будто я попала в пьесу Сэмюэла Беккета.
Брайан усмехнулся. Он играл Лакки в студенческой постановке «В ожидании Годо» и заслужил похвалу за свою «неуемную энергию».
Пока они ползли на шестой этаж, Поппи поведала попутчику, что ее родители, впавшие в кому, лежат в больнице Найнуэллс города Данди и она впервые проведет Рождество одна.
Брайан, ожидая, что она расплачется, посочувствовал ей всем сердцем.
Ha Поппи снизошло воспоминание о страничке про больницу Найнуэллс в Википедии. Она широко и храбро улыбнулась, а затем выпалила:
— Но в каком-то смысле маме с папой повезло. Они лежат в самом первом здании, которое Фрэнк Гэри[16] построил в Британии. А открывал его Боб Гелдоф[17]. Жду не дождусь рассказать родителям об этом… когда они очнутся.
— Да, мне нравится архитектура Гэри, — отозвался Брайан. — Очень в стиле космической эры. Его сооружения весьма похожи на модуль, который мы собираемся построить, ну, на Луне. — Когда Поппи спросила, кем же он работает, раз собирается строить на Луне, последовал закономерный ответ: — Я доктор Брайан Бобер, астроном.
Поппи взвизгнула и хлопнула в ладоши:
— Ух ты! Я тоже хочу стать астрономом! Это потрясающее совпадение!
— Да, и впрямь потрясающее совпадение, — кивнул Брайан.
А потом Поппи воскликнула:
— Боже мой! Наверное, вы папа Брианны, она как-то говорила, что ее отец — астроном!
— Именно, — опять кивнул Брайан. Он счел Поппи — с ее кудряшками и бледностью — очаровательной малышкой. И отвлеченный ее выразительной, причудливой сексуальностью, отказался от дальнейших расспросов, поскольку сомневался, что Поппи и в самом деле интересна астрономия.
— И чем же ты займешься на Рождество? — спросил он. — Куда поедешь?
— О, просто останусь здесь и буду гулять почаще. У меня совсем нет денег. Все потратила на поездки к родителям, — тоскливо вздохнула Поппи.
Они дружески помолчали.
— Значит, ты знакома с Брианной?
— Знакома? Да мы лучшие подруги. Даже не представляю, как я тут обойдусь без нее эти четыре недели.
Она отчаянно улыбнулась, но Брайан ясно видел, что в душе бедная девочка рыдает. Решение пришло быстро. На выходе из лифта он велел Поппи собрать сумку и дал ей ключи от машины.
— Когда соберешься, спускайся и садись в серебристый «пежо эстейт». Получится фантастический сюрприз для близнецов!
Поппи повисла у доктора Бобера на шее, бормоча слова благодарности и издавая бессвязные восторженные звуки, в слова не складывающиеся.
Брайан крепко обнял подругу дочери, сначала в шутку, без задней мысли, но затем, когда она так и не ослабила железных объятий, отметил ее молодую упругую плоть и мускусный запах духов. Пришлось срочно переключаться на воспоминания о хрящах, которыми их пичкали на школьных обедах, — действенный способ подавить неуместное возбуждение.
Близнецы спускались на лифте, оставив отца, решившего воспользоваться туалетом Брайана-младшего перед предстоящей сотней миль за рулем по дороге обратно в Лестер.
— Четыре недели без этой бешеной коровы, — мечтательно вздохнула Брианна.
Брайан-младший улыбнулся одной из своих редких улыбок. Прежде чем двери лифта открылись, близнецы безуспешно попытались дать друг другу пять.
— Брайан-младший, у тебя никогда не получается рассчитать время! Сколько раз мы уже пробовали и ты промахивался? Наверное, в постели ты безнадежен. У тебя совсем нет чувства ритма!
— Хватило, чтобы сделать Поппи ребенка.
— Нельзя сделать женщину беременной, если держать трусы на месте, а член в покое.
— Да знаю я! А еще знаю, что если не сливать баллоны, то яйца взорвутся.
Брат с сестрой покинули теплое здание и вышли на холодный ветер со снегом. По пути к машине они заметили, что на переднем пассажирском кресле кто-то сидит.
И когда подошли ближе, дверца автомобиля открылась и Поппи закричала:
— Сюрприз!
Поездка была ужасной.
Чемоданы Поппи и черные мусорные пакеты с ее жуткой одеждой и обувью заняли весь багажник, и близнецам пришлось ютиться, держа на коленях свой скарб.
Поппи трещала без умолку всю дорогу от Лидса до Лестера. Если бы Брайан-старший не вел машину, то наверняка примостился бы у ее ног — внимать ей, точно мудрому старцу Гомеру.
Он думал: «Вот она, дочь, которая должна была быть моей. Девочка, чей размер ноги меньше моего. Которая целую вечность торчит в ванной, умащая себя всякой всячиной, — не то что Брианна, которая, умываясь, хрюкает как свинья и выскакивает из ванной через две минуты».
А Брайан-младший думал о крохотном ребенке в матке Поппи. Он не помнил в подробностях, что случилось той ночью, когда Поппи забралась к нему в постель. В его голове вспыхивали лишь отдельные образы: клубок рук и ног, жар, запах рыбных палочек, стук зубов, частое дыхание и невообразимо приятное ощущение нескончаемого падения за пределы смертного тела в бесконечную вселенную.
Брианна решилась избавить мир от Поппи и всю дорогу детально планировала, как это осуществить.
Когда они свернули с шоссе на двадцать первую развязку, Брайан-старший попытался подготовить детей к «изменениям в домашнем укладе».
— Маме слегка нездоровится.
— Поэтому она нам три месяца не звонила? — язвительно спросила Брианна.
Поппи повернула голову и сказала:
— Это ужасно — когда мать не звонит своим детям.
— Ты права, Поппи, — кивнул отец семейства.
А Брайан-младший прошептал сестре:
— Не надо было сдаваться.
Глава 28
Ева мечтала наконец-то обнять близнецов, особенно теперь, раз ей уже не придется убирать в их комнатах, перестилать постели, а за их питание и рождественские подарки будет отвечать кто-то другой. Вполне возможно, пришла очередь Брайана возмущаться неряшеством детишек.
«Да, — думала Ева. — Да, пусть кто-то другой ползает под их кроватями и выгребает оттуда миски с окаменевшими хлопьями, чашки, тарелки, бурые яблочные огрызки, почерневшую банановую кожуру и грязные носки».
Ева расхохоталась в своей чистой белой комнате.
Брианна и Брайан-младший впали в прострацию, увидев мать сидящей на постели посреди белой коробки, в которую обратилась родительская спальня. Ева раскинула руки, и близнецы пришли в материнские объятия.
От наплыва чувств голос отказал, она обнимала своих детей, прикасалась к их телам — ощутимо изменившимся за три месяца, пока они не виделись.
Брианна нуждалась в стрижке. Ева подумала, что даст дочери шестьдесят фунтов на приличного парикмахера.
Брайан-младший был чем-то обеспокоен — Ева почувствовала, как напряжены его мышцы, — а лицо сына обросло непривычной трехдневной щетиной, отчего он походил на светловолосого Орландо Блума. Но черные волоски на лице Брианны требовали срочной записи на эпиляцию.
Близнецы отстранились от матери и неловко сели на краешек кровати.
— Ну же, рассказывайте, — подбодрила их Ева. — Нравится вам в Лидсе?
Брат с сестрой переглянулись, и Брианна сказала:
— Да, разве что…
Тут внизу послышался чей-то крик:
— Ух ты, я уже чувствую себя как дома!
И следом призыв Брайана-старшего:
— Эй, ребята, помогите-ка с багажом!
Близнецы снова обменялись взглядами, встали и поспешили прочь.
С лестницы донесся топот, и через несколько секунд Еву обнимала странная девушка в вульгарном коктейльном платье, поверх которого незнакомка напялила стариковский халат, а кушак от него обернула вокруг головы подобием тюрбана Каддафи. Ева погладила гостью по спине и плечам, отметив, что белые бретельки лифчика посерели от грязи.
— Боб Гелдоф круглосуточно дежурит у постелей моих родителей, — заявила необычная девушка.
— А вы кто? — поинтересовалась Ева.
— А вы что, не знаете? — удивилась незнакомка. — Я Поппи, лучшая подруга Брайана-младшего и Брианны.
Ева услышала ворчание и сопение детей, с трудом втаскивавших багаж по лестнице. И вздрогнула от яростного вопля Поппи:
— Надеюсь, вы там не мои чемоданы швыряете! В них бесценные артефакты!
Гостья соскочила с кровати и нырнула в туалет, оставив дверь нараспашку.
Несколько секунд спустя Поппи говорила по телефону:
— Здравствуйте, будьте добры, переключите на Персиковую палату.
Тишина.
— Здравствуйте, это сестра Кук?
Тишина.
— Все хорошо. Я у друзей в деревне.
Тишина.
— Как мама с папой?
Тишина.
— О нет! Мне приехать?
Тишина.
— Уверены? Я легко могу…
Тишина.
— Как думаете, сколько им осталось? Скажите, я должна это знать!
Тишина.
— Нет! Нет! Всего шесть недель! Я-то надеялась, что они будут рядом со мной на выпускном!
Тишина.
— У меня сердце разрывается, как подумаю, что это их последнее Рождество! (Пауза.) Спасибо, сестра, но я хочу сделать то, что сделает для умирающих родителей каждая любящая дочь.
Тишина.
— Ах, если бы у меня нашлись деньги, чтобы навестить папу с мамой на рождественских каникулах, но у меня нет ни гроша, сестра. Я истратила все до пенни на билеты и, хм… на виноград.
Тишина.
— Нет, я единственный ребенок, но стараюсь не унывать.
Тишина.
— Нет, я не отважная. Если бы я была (всхлип) отважной (всхлип), я бы сейчас не плакала.
Ева опустила голову на подушку и притворилась спящей. Она слышала, как Поппи вернулась в спальню, раздраженно цыкнула и прогрохотала вон в своих армейских ботинках, которые носила без шнурков. Ботинки протопали вниз по лестнице, к входной двери и на улицу.