Я полностью и безоговорочно потеряла голову от всего, что было связано с Бали, включая Пауло. У меня не было ни мыслей, ни фантазий насчет нашего совместного будущего – меня влек манящий дух неизведанного. В Нью-Йорке меня ждал Барри. В его взгляде были любовь и печаль, когда он пытался заглянуть мне в душу, чтобы понять, что произошло. Он знал, что что-то изменилось. Я понимала, что поступаю ужасно, но здравый смысл отступил под натиском бури эмоций.
Когда Барри съехал и с нами в Нью-Йорке стал жить Пауло, дети были не в восторге. Моя мать тоже. Что я делаю? Неужели я и правда влюбилась в этого «маугли» и готова отказаться от Барри, который был от меня без ума? Никто не мог поверить в происходящее. Я стояла на своем. Я была влюблена не столько в Пауло, сколько в возможность разрушить сложившийся уклад своей жизни с помощью этой новой любви.
Первое официальное знакомство Пауло с нью-йоркским светским обществом состоялось на ужине, который я устроила в своей квартире на 5-й авеню для Дианы Вриланд по случаю выхода ее книги «Шарм». Он появился перед гостями босым, в шелковой рубашке, надетой поверх традиционного саронга из иката с острова Купанг. Это вызвало изумление на лицах собравшихся, но мне было все равно. Честно говоря, я даже получала от этого удовольствие. Моей целью была провокация, и я жаждала острых впечатлений.
А еще Пауло постоянно напоминал мне о Бали, этом магическом острове, который так вдохновил меня своей красотой, тканями, красками. Я даже создала линию декоративной косметики под названием «Богиня заката». Я воображала, будто я и есть эта богиня, и посвятила своему новому мужчине парфюм Volcan d’Amour («Вулкан любви»). Дом в Коннектикуте скоро заполнился индонезийскими тканями и побрякушками, а вдоль реки я расставила яркие флаги, которые там стоят по сей день.
Одни изменения повлекли за собой другие: я забрала детей из нью-йоркской школы, и они стали жить в Cloudwalk постоянно. В городе меня не покидало чувство опасности. Обезумевший поклонник убил Джона Леннона на пороге его дома в декабре 1980 года, и я не могла отогнать от себя мысли об одиннадцатилетней дочери Кельвина Кляйна Марси, которую похитили и за которую требовали выкуп. К счастью, она не пострадала и ее отпустили, но моя тревога не отступала. Александру было одиннадцать, Татьяне – десять. Они уже были не в том возрасте, чтобы отводить их в школу за руку, и все же слишком юны, чтобы отдаться соблазнам городской жизни и псевдоискушенности некоторых их городских друзей. Я хотела, чтобы они обрели связь с природой, учились, не отвлекаясь на постоянные нью-йоркские заботы и дела, и развивали свой внутренний мир и воображение. К своему удивлению, я осознала, что в моих периодах детской скуки в Бельгии была своя ценность.
А еще этот переезд нужен был мне. Я потеряла интерес к образу бизнес-леди с сумасшедшим графиком и хотела проводить больше времени со своими детьми и своим мужчиной. Это был очередной порыв, но он был абсолютно искренним. Я уезжала в Нью-Йорк во вторник утром и возвращалась в Cloudwalk в четверг вечером. Пауло занимался строительством нового сарая, а дети ходили в частную школу Rumsey Hall недалеко от дома.
Моя смена имиджа коснулась и одежды. Я перестала носить собственные платья, впрочем, их дизайном в то время занимались держатели лицензий, и стала носить только саронги. Потом я сняла свои сексуальные туфли на высоких каблуках, летом сменив их на сандалии, а зимой – на ботинки. Я носила экзотические ювелирные украшения и перестала выпрямлять волосы, часто вплетая в них живые цветы. Когда появлялась возможность, мы с Пауло ездили в его бамбуковый дом на Бали и часто брали с собой детей.
Оглядываясь на свое прошлое, я нахожу забавным то, как я меняла свои предпочтения, подстраиваясь под разных мужчин в разные периоды моей жизни. Думаю, большинство женщин умышленно меняют свой характер или хотя бы немного корректируют его в отношениях с мужчинами, особенно на восхитительной стадии флирта. Они вдруг становятся футбольными фанатами, любителями парусного спорта или политики, а затем, когда отношения уже устоялись либо закончились, возвращаются к себе настоящим. И все же никто из тех, кого я знаю, не доходил до таких крайностей, как я.
Мои отношения с Пауло продлились четыре года, и ровно столько же протянул мой гардероб, полный саронгов. «Почему ты не носишь нормальные вещи?» – все время спрашивала у меня мать. Но даже она не могла представить себе, какие метаморфозы произойдут со мной дальше: я бросила Пауло, чтобы стать музой писателя в Париже.
Летом 1984-го, после того как я продала свой косметический бизнес английской фармацевтической компании Beecham, я арендовала лодку, и мы отправились в плавание по греческим островам. Дети тогда были уже подростками, и у них с Пауло были натянутые отношения, поэтому на борту царила тяжелая и неприятная атмосфера. С нами был мой близкий друг бразилец Уго Херейссати, который изначально и натолкнул меня на мысль о поездке на Бали. Я помню, как сказала Уго, когда мы загорали: «Моя жизнь скоро снова изменится». Так и произошло.
Шерстяные юбки. Свитера на пуговках. Туфли на плоской подошве. Вот что составляло основу моего гардероба на протяжении следующих пяти лет. Итальянскому писателю и журналисту Алену Элканну не нравилась соблазнительная одежда, которую я тогда только начала делать, так что в очередной раз мне пришлось изменить себе ради любви. Я вздрагивала всякий раз, когда видела в зеркале свой новый образ.
Я встретила Алена в Нью-Йорке, на празднике, который устроила Бьянка Джаггер в честь четырнадцатилетия своей дочери и моей крестницы Джейд. Татьяна и Александр вернулись домой из своих школ-пансионов – она из Англии, он из Массачусетса, и в те выходные мы все были в Нью-Йорке.
Ален был очень привлекательным, и у нас было много общих знакомых, так как раньше он был женат на Маргарите Аньелли, двоюродной сестре Эгона. «Поехали со мной в Париж», – сказал мне Ален вскоре после нашего знакомства. Я решилась не раздумывая. Дети учились в пансионах вдали от дома, и я не могла вынести еще одного дня в Нью-Йорке. Точно так же, как Пауло встретился на моем пути, когда у меня был период рефлексии, связанной с маминым состоянием, я познакомилась с Аленом в 1984 году, в период моего разочарования в Нью-Йорке. Жизнь в Нью-Йорке стала полностью вертеться вокруг денег – телесериалы «Династия» и «Даллас» были хитами, – и после четырех лет, проведенных в уединении с Пауло в Cloudwalk, меня очень привлекала парижская интеллектуальная жизнь. Моя работа перестала увлекать меня. И хоть я работала над созданием нового бизнеса, мое сердце было в другом месте.
Оно было с Аленом, в Париже. Пауло сильно разозлился и вернулся жить в родную Бразилию, а я сняла прекрасную квартиру на улице Сены, с одной стороны выходившую окнами на задний дворик, а с другой – на сад. Мой друг, дизайнер интерьеров Франсуа Катру помог мне обставить ее в стиле богемного шика – с мебелью в стиле ампир и картинами прерафаэлитов из только что проданных апартаментов на 5-й авеню.
Мы с Аленом часто принимали гостей: у нас бывали писатели, художники, дизайнеры, хоть мода для меня тогда и отошла на второй план. Днем Ален работал в издательском доме Mondadori, а по вечерам писал романы. Мой любимый писатель Альберто Моравиа гостил у нас неделями. По утрам он писал, а после полудня мы шли в музеи, кино или в Café de Flore пить горячий шоколад. Мне не верилось, что мы так сдружились.
Моя новая парижская жизнь помогла мне заново открыть для себя свою давнюю страсть к литературе, и я осуществила еще одну свою мечту – устраивала литературные салоны и открыла небольшое издательство Salvy, где на французском языке публиковались такие прекрасные авторы, как Вита Сэквилл-Уэст, Грегор фон Реццори и Брет Истон Эллис.
Во время каникул и праздников мы с Аленом и нашими детьми становились дружной семьей и вели насыщенную жизнь. У них с Маргаритой Аньелли было трое детей: Джон («Джеки»), Лапо и Джиневра. Может быть, потому, что они были родней с моими детьми, мы моментально стали семьей. Все пятеро детей одновременно были с нами только на каникулах и иногда на выходных, но мы наслаждались этим временем по полной. Мы катались на горных лыжах в Гштаде, купались на острове Капри, где мы с Аленом сняли небольшие апартаменты, и плавали по Нилу, исследуя Древний Египет. В остальное время я посвящала себя Алену, став образцовой музой писателя, – слушала написанные им строки и подстраивалась под его постоянно меняющееся настроение. В стильно оформленной квартире, из которой я сделала безупречный дом семьи интеллектуалов, всегда в изобилии были еда и живые цветы. Я всегда знала, что писатели, ведущие богемный образ жизни, неравнодушны к роскоши. Я устроила себе маленький офис на чердаке и ежедневно была на связи со своими сотрудниками из нью-йоркского офиса, которых осталось совсем мало.
Как бы сильно я ни любила свою жизнь в Париже, жить с Аленом бывало непросто. Несмотря на то что я полностью разделяла его образ жизни и интересы, моих он не разделял. В 1986 году я стала одной из восьмидесяти семи иммигрантов, награжденных мэром медалью Свободы за заслуги перед городом Нью-Йорком и США. Для меня это было большой честью, и я хотела полететь в Нью-Йорк на церемонию вручения, чтобы получить награду из рук мэра Эда Коха, но Ален был против, и я не поехала. Вместо меня пошла моя мама.
Оглядываясь назад, я вижу, скольким пожертвовала ради отношений с Аленом. Он хотел, чтобы я отказалась от своей индивидуальности и своего успеха, и я охотно это сделала. Никто меня раньше об этом не просил. Я променяла свою страсть к независимости на то, чтобы стать чьей-то женщиной. Мои дети были поражены. «Мамочка, ты такая бесхарактерная», – говорили они, а я улыбалась. Глубоко в душе я знала, что это не совсем так, но меня прельщала роль преданной музы, и я старательно в нее вживалась.
Скорее всего, все так бы и продолжалось, если бы я не узнала, что Ален завел роман с моей близкой подругой и музой Ива Сен-Лорана, Лулу де ла Фалез. У Лулу было все, от чего я отказалась, – роскошь, работа, успех. Поначалу меня это