Считается, что женщины при дворе распущенные, готовые развязать свой пояс перед любым привлекательным мужчиной. На самом деле все женщины по-разному относятся к подобного рода встречам. Я была из тех, чьи ворота всегда надежно закрыты, — так говорили о таких, как я. Меня не интересовали благородные мужчины при дворе: я знала, что у родителей уже есть на меня виды.
Когда наши родители договорились об этом браке, ты был словно срисован с самого себя в истории, которую рассказывала мать во время моих редких визитов домой, когда меня освобождали от обязанностей при дворе. Даже не совсем так: ты был персонажем, срисованным с мужчины, потому что моя мать даже ни разу тебя не видела и ничего не слышала о тебе от свах. Она говорила мне, что ты из хорошей семьи, что ты умный и порядочный — такой, каким должен быть настоящий мужчина. Что у тебя блестящее будущее политика. Мне было все равно: несмотря на мою службу у принцессы, я никогда не мечтала об успехе при дворе.
До того как я достигла совершеннолетия, у меня была няня, которая тайно ото всех зачитывалась моногатари-сказками и плакала над трогательными моментами. Я тоже читала их: такова была моя цена за то, что я не говорила матери об их существовании в нашем доме. Через некоторое время мы обе увлеклись чтением сказок, так что я не могла выдать ее, не выдав при этом себя.
Мы с моей кузиной (которая была младше меня на год; любительница приключений, она как-то ночью выбралась в сад, чтобы через забор обменяться стихотворениями с мальчиком ее возраста: «играть в любовь» — так я это называла) вчитывались в грязные захватанные свитки, снова и снова перечитывая описание Дженджи и Каору и трагических, прекрасных дам, за которыми они ухаживали. Кажется, все их женщины рано или поздно умирали, но я все равно завидовала их коротким, полным романтики жизням. Из этих сказок я вынесла для себя две вещи: как важно обладать изысканными манерами и элегантностью (как будто о том же самом мне не говорила день и ночь моя няня) и как необходима любовь.
Я увидела тебя в ту ночь, когда мы впервые спали вместе — после того, как была назначена свадьба. Ты был такой торжественный — стройный молодой человек, одетый в алые платья, с высокими скулами на узком лице, с гордым профилем. Сказки говорили мне, что нужно восхищаться мужчиной с лицом, круглым, как луна, но для меня ты был так же красив, как волшебный принц. Тогда мне показалось, что все звезды упали с неба в мою чашку для риса.
Полюбила ли я тебя в тот самый момент, как увидела? Да, как я могла не полюбить тебя? Те немногие мужчины, которых я видела в своей жизни, были мой отец, братья и дядя, разные священнослужители и толкователи снов (по определению своему неинтересные); я встречала мужчин и при дворе, но всегда пряталась от них в самом дальнем углу комнаты, за экранами и панелями. Даже боль при первом занятии сексом казалась мне сладкой и правильной. Я была с тобой: кровь — невысокая плата за это.
Так было до того момента, как после свадьбы мы начали друг с другом разговаривать. Вся твоя рассудительность вмиг исчезла, и я увидела не то мальчика, не то мужчину, который погружался в созерцание и смеялся над вещами, которых я не могла понять. Я интересовалась твоими обязанностями при дворе, твоими друзьями, твоими увлечениями — я старалась быть для тебя идеальной женой, женщиной, на которой мог бы жениться прекрасный принц из сказки.
У меня были свои интересы. Я смешивала духи, и красила шелка, и ходила к принцессе, когда она звала меня к себе. Но я не находила нужным обсуждать эти вещи с тобой. Идеальные женщины в сказках не утомляли принцев рассказами о своих маленьких делах.
Я старалась быть идеальной женой, чтобы ты любил меня так же, как я любила тебя. Мужчина может быть беззаботным и веселым, но женщина всегда должна оставаться достойной женой и матерью.
Я не знаю, почему мы перестали разговаривать друг с другом. Я знаю только то, что это произошло.
Пытался ли ты мне что-то сказать там, в поместье? Я не слышала этого. Я слышала только лис и твою одержимость ими. И я сбежала…
11. Дневник Кицунэ
Кая-но Йошифуджи принес огонь в наш дом и зажег лампы. Дедушка проводил его в мои комнаты (как будто он не знал, где я спала!). Мать принесла нам ночные платья. Мы с Йошифуджи съели пирожные третьей ночи, и на следующий день преклонили колени перед священнослужителем, чтобы вместе выпить саке. Я думала, что будет что-то, имеющее большее отношение к нашей свадьбе; даже игры лис были более сложными. Но это было все: мы девять раз обменялись чашками с вином, вырезанными из блестящего нефрита: девять глотков холодного сырого вина. Моя семья не должна была присутствовать при этом обряде, но Дедушка, Брат и Мать все равно смотрели. Мой муж был уже слишком глубоко в мире магии, чтобы заметить их присутствие.
Я видела свадьбу такой, какой видел ее мой муж: мы в ярких платьях и священнослужитель, простирающий к нам свои длинные руки, моя семья, наблюдающая за обрядом, мой Брат, рассеянно мнущий астру в руках. Но когда я заплакала, свадьба поплыла цветными пятнами красок над реальностью: четыре лисы и сумасшедший мужчина, прижавшиеся к земле, в грязи, пыли и темноте.
Я любила Йошифуджи: разве я не хотела лучшего для него? Могло это быть лучше его красивого дома и прекрасной жены, ожидающей в комнатах?
Нет. Я не думала о том, что было для него лучше. Я хотела его и получила. В конце концов, я была просто лисой.
12. Дневник Кая-но Йошифуджи
Теперь она принадлежит мне: мы поженились. Или я принадлежу ей.
Свадьба напомнила мне о свадьбе с Шикуджо. Только на подготовку к этой свадьбе ушло больше времени, все остальное было точно таким же: такие же рисовые пирожки и вино; званый обед; чувство новизны, чего-то только начинающегося; мое восхищение от открытия ее мыслей, ее прекрасного тела. Я вспоминаю нашу первую ночь с Шикуджо, но воспоминания какие-то тусклые и неясные, будто сон — как дыра на том месте, где раньше был зуб. Странно, но я ничего не чувствую.
Я знаю (смутно припоминаю, словно я об этом где-то давно читал), что в моей жизни было что-то не так, я как-то неправильно перешел от брака с Шикуджо к браку с моей новой золотоглазой женой. Я знаю, что сначала должен был быть развод, горе, должно было пройти какое-то время, прежде чем я смог бы жениться снова. Но ничего такого не было. И это почему-то не волнует меня.
А почему это должно иметь для меня какое-то значение? Я сижу на превосходной толстой соломенной циновке и смотрю на удивительной красоты сад. Мои чернила бархатистого черного цвета, как перо ворона; бумага блестит, как первый снег. Скоро я положу кисть на столик и пойду к моей жене, а она будет ждать меня, теплая и ласковая, одетая в темно-красное платье с зелеными полосками, ее ароматные волосы ниспадают к ее ногам, как моток шелковых нитей.
Ничто так не сохраняется в памяти, как восторг от предвкушения того, что только должно случиться.
13. Дневник Шикуджо
Лаковое дерево уруши только недавно было ярко-зеленое; теперь оно стало такого же насыщенного красного цвета, как платья моего мужа. Я мечтаю о том, чтобы перенести этот удивительный цвет на шелк, но это очень дорого, и я еще не освоила методику. Те шелка, из которых я сделала ему платья, когда он уезжал в храм Каннон, были не моими — принцесса прислала мне их в подарок из столицы.
Деревья кацура более нежного цвета — золотистого, смягченного зелеными прожилками. Березы, клены и башо стоят желтые. Узкие листья бамбука тоже стали золотистого оттенка…
Зачем я все это пишу? Все меняется у меня на глазах. Как будто весь мир вдруг решил поменять свой цвет. Осенью все такое непостоянное — как любовь или туман. Возможно, описывая деревья, я пытаюсь остановить эту перемену.
Мне было скучно, одиноко и страшно в деревне. Так же скучно, одиноко и страшно мне в городе. Единственное, что изменилось, — это то, чего я боюсь. Возможно, дело было не в дикой природе.
Я не хочу об этом думать. Я достала лист бледно-серой бумаги и написала стихотворение принцессе, которой когда-то прислуживала. Я обернула бумагу вокруг своей любимой кисти для письма и перевязала ее переливающейся газовой ленточкой.
Эта кисть проливала черные слезы,
Думая о тебе.
Я вернулась из деревни.
14. Дневник Кицунэ
Мне нравилось быть замужем.
Он лежал рядом со мной, его голова была у меня на коленях. По другую сторону экрана сидела Джозей и читала нам вслух истории из жизни Будды, но я не слушала ее (Будда, или будды, казались мне очень сложными, когда я долго о них думала, у меня начинала болеть голова). Вместо этого я играла с круглым веером, который нашла под одеждами на дне сундука, с нарисованными на нем странными животными с узкими мордами и одетыми в наряды придворных.
Веер показался мне знакомым, но я никак не могла вспомнить, откуда он у меня, пока не раскрыла его и не заметила надпись.
Он взял меня за запястье, когда я хотела сложить веер:
— Я хочу прочитать надпись!
— Не надо! — Я вырвала руку и прижала веер к груди. Мой господин посмотрел на меня, улыбаясь моей странной реакции.
— Почему ты не хочешь мне его показать? Это подарок твоего поклонника?
— Я… Этот веер старый и грязный. Это лишь пережиток лета. Я хотела выбросить его.
— Ну что ж, тогда позволь мне сделать это за тебя. — Он протянул руку, ожидая, что я просто так отдам ему веер.
— Правда, там ничего нет, — с отчаянием в голосе сказала я. — Это просто старый веер.
— Раз это просто веер, тогда позволь мне прочитать, что на нем написано. — Он оказался быстрее меня, схватил меня за руку и без труда отобрал веер. Если бы я была лисой, то была бы такой же быстрой и сильной, как он. Я могла бы побороться за веер.
Он поднес веер к свету и нахмурился. Я не хотела этого видеть. Я закрыла глаза.