— Благодарю вас, — ответила Элоиз, понимая, что это вовсе не комплимент.
Лоренс вмешался, привлекая ее внимание к красивому мужчине, стоявшему у камина.
— А это муж Белинды — Пьер Атертон.
— Как поживаете? — вежливо поздоровалась Элоиз, инстинктивно проникаясь недоверием к этому человеку. Она не могла объяснить, почему, но ей было неуютно рядом с ним.
— Какое удовольствие познакомиться с вами, — произнес Пьер, пожимая ее руку обеими руками.
Взгляд его сказал гораздо больше. Он был откровенно похотливым. У нее возникло чувство, что лучше было бы надеть закрытое платье.
Элоиз поспешно отдернула руку. Она оглянулась на Белинду, удивляясь, зачем та вышла замуж за такого мужчину. Если роман отца так больно отразился на ней, то тем более странно соединить жизнь с человеком, который явно готов на измену.
— Садимся обедать? — с легким французским акцентом предложила Мария. — Теперь все в сборе.
Белинда резко встала. Элоиз отошла, чувствуя на себе взгляд Пьера.
— Я провожу вас в столовую, — предложил ей Джем.
Она с благодарностью последовала за ним по длинному коридору. По его лицу она поняла, что он вмешался не случайно. Он явно недолюбливает Пьера.
Когда рядом никого не было, Элоиз шепнула:
— Спасибо.
В ответ он прошептал:
— Всегда рад помочь.
Столовая оказалась менее пугающей, чем ей представлялось. Вместо длинного официального стола там стоял более интимный, круглый. Хотя и за ним могли усесться шестнадцать человек.
— Элоиз, садитесь рядом с Лоренсом, а Джереми рядом с вами, тогда рядом будут два знакомых вам человека.
Элоиз улыбнулась с искренней благодарностью и села, как было предложено. Остальные устроились сами.
Она не могла представить себе маму в этой обстановке. Испытывала ли та благоговейный страх, или ей нравилась эта роскошь? Не потому ли начался ее роман с пожилым женатым человеком? Ведь она же понимала, что такое недопустимо.
Элоиз не хотелось думать об этом. Было бы легче… гораздо спокойнее… считать, что мама просто влюбилась.
Вдруг Элоиз поняла, что к ней обращаются.
— Извините. Я задумалась.
Мария улыбнулась.
— Не смущайтесь. Я спросила, любите ли вы эскалопы? Лоренс их обожает, и они стали у нас традиционным блюдом на день рождения.
— Да, да, люблю.
Обед тянулся бесконечно. За эскалопами под мандариновым соусом последовала утка с луком. На десерт подали шоколад.
Элоиз ждала, когда же все закончится. Лоренс выглядел довольным, непрерывно улыбался, стараясь не замечать молчания старшей дочери, неподходящие замечания зятя и скованность сына.
Алекс производил приятное впечатление. Он был очень юным, смущался и помалкивал. Мария оказалась великолепной хозяйкой — элегантна, умна и очень обаятельна. Она частенько поглядывала на Джема в ожидании поддержки, и он незамедлительно приходил ей на помощь.
— Я думаю, кофе будем пить в гостиной? — спросила она, когда обед наконец закончился.
Они опять вернулись в зимнюю гостиную. Наступила тишина, прерываемая тиканьем больших часов.
Белинда взяла с собой бокал с вином. Она села на диван слева от камина и недоброжелательно уставилась на Элоиз.
— Вы не слишком разговорчивы, — обратилась она к ней.
— Белинда, — одернул ее отец.
— Она слишком много выпила, — заметил Пьер.
— А что вы хотите узнать? — спокойно спросила Элоиз. Белинда постоянно пила за обедом. Вид у нее был несчастный. Элоиз напоминала себе, что не виновата в ее несчастьях, но испытывала необъяснимое чувство вины.
— Ну, не знаю. — Белинда пожала плечами. — Расскажите что-нибудь о себе. Вы живете в Лондоне, не так ли?
— В Хаммерсмите.
— А до этого жили в Бирмингеме? Так мне сказал папа.
Элоиз кивнула.
— Ваша мать работала? — Белинда крутила бокал с вином.
— Она была секретарем.
— Правда? А я слышала, что она была уборщицей.
Элоиз даже не вздрогнула.
— И ею тоже. Денег не хватало. Иногда я помогала ей, чтобы заработать немного карманных денег.
— А вот и кофе, — с облегчением сказала Мария, когда передней поставили поднос. — С чем вы будете пить кофе, Элоиз?
— С молоком, один кусочек сахара. — Поблагодарив, она взяла чашку и размешала сахар серебряной ложечкой. Теперь беседа потекла в другом направлении.
Белинда заговорила о людях и местах, о которых Элоиз ничего не знала. Это делалось специально, чтобы продемонстрировать, насколько она чужая здесь. При этом Белинда даже не глядела на Элоиз, словно ее здесь не было.
Элоиз поняла, что больше не может оставаться. Все в аббатстве тяготило ее: дом, мебель, картины, люди.
— Я лучше поеду, — сказала она.
Мария взглянула на сына, а потом на Элоиз.
— Вы собираетесь вечером возвращаться в Лондон?
Элоиз промолчала. Она заказала номер в гостинице неподалеку отсюда, но боялась, что ей предложат переночевать в аббатстве. Она была к этому не готова — и сама и из-за Белинды.
Несмотря на ее явную неприязнь, Элоиз испытывала к ней жалость — все-таки они сестры.
Элоиз заметила, как Мария что-то тихонько говорит своему старшему сыну, а тот согласно кивает. Потом хозяйка повернулась к ней опять и спросила:
— Может быть, прежде чем вы уедете из Суссекса, Джереми покажет вам окрестности?
— Я сделаю это с удовольствием, — подхватил Джем. — Не хотите ли прогуляться?
— Я… я не… — заколебалась Элоиз. — Да, пожалуй, — согласилась она. Не было причин отказываться. — Прогулка — это замечательно.
Она тут же поднялась и простилась с присутствующими.
Они стояли перед особняком, и она зябко куталась в шерстяное пальто.
— Кажется, холодает. — Джем поглядел на небо.
— Да.
— Мама беспокоится, что Белинда могла расстроить вас. Ей не хочется, чтобы вы покинули Колдволтхэм в плохом настроении.
— Ну, что вы, — Элоиз выдавила улыбку.
— Вы действительно хотите пройтись?
Элоиз хотела, очень хотела погулять с Джемом. Она вовсе не стремилась в отель, где ее никто не ждет.
— Вас это не очень затруднит?
— Вовсе нет. — Джем улыбнулся
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Они пошли по дорожке. Джем засунул руки в карманы куртки и поднял лицо к серому зимнему небу.
— Белинда вела себя очень грубо.
— Я ожидала этого. Наверно, мне не стоило приезжать. Но я не удержалась. У меня никогда не было отца.
— Лоренс очень рад, что вы приехали.
— Правда?
Джем повернулся к ней.
— Вы стали для него лучом солнца. Операция, которую он перенес, уже забылась и не кажется теперь такой страшной. Его потряс ваш рассказ.
— О-о.
Они прошли двор, и Джем свернул направо.
— Ваша обувь не подходит для прогулок. Лучше мы пойдем по обычной туристической тропе.
Действительно, Элоиз было тяжело идти на трехдюймовых каблуках.
— А когда аббатство открыли для широкой публики?
— В 1948 году. Как и многие другие большие усадьбы, его стало трудно содержать после Второй мировой войны.
— А что, Белинда пьет? — без перехода спросила Элоиз.
— Да, к сожалению. А еще у нее заниженная самооценка. — Джем искоса поглядел на нее, ожидая реакции. — И проблемы с мужем.
— Пьер, кажется, тот еще бабник.
— Это вы правильно заметили, — усмехнулся Джем.
— Трудно не заметить. Наш главный редактор сказала бы про него «ходок». Почему она с ним живет?
— Кто знает, — пожал он плечами. — Ее воспитывал Лоренс. Возможно, она считает, что брак — вещь нерасторжимая. — (Они надолго замолчали.) — Извините, это было бестактно с моей стороны.
— Лоренс явно уверен, что брак — навсегда, — перебила Элоиз. — Мама говорила мне об этом. Не помню, в связи с чем.
Элоиз порылась в кармане, достала носовой платок и вытерла глаза. Джем отвел взгляд.
— Ванесса умерла так внезапно. Она, должно быть, собиралась вам все рассказать… позднее.
— Не думаю. Мне был двадцать один год, когда ее не стало. И в этой тайне нет ничего постыдного, разве не так? — Она сердито смяла носовой платок. — А может, есть? Но то, что произошло с Белиндой, гораздо хуже.
— Вы необычная женщина, — улыбнулся Джем.
— Почему? Я просто говорю правду.
— Вот это и необычно. — Он улыбнулся шире. — Не многие способны на такое.
Они свернули за угол.
— Мне очень хочется порасспросить Лоренса, но я его еще мало знаю.
— О чем именно?
— Ну, например, что они сказали друг другу при расставании? Почему мама не сообщила Лоренсу, что ждет ребенка? Почему она позже не встретилась с ним, когда его жена умерла? Вам это не кажется странным?
— Трудно понять, что на самом деле происходит в жизни других людей, — осторожно ответил Джем.
— Это очень личный ответ.
— Да. — Они почти дошли до Южной лужайки. Это касалось его лично. Отношения его родителей были построены на лжи. Он наблюдал обман и измену до смерти своего отца. Он видел, как один человек мучает другого.
Теперь он ничему не удивлялся. Пьер отвратительно относится к Белинде, и все равно она не уходит от него. Ее личность разрушается, как случилось в свое время с его матерью. Два человека, которые поклялись в вечной любви, делали все, чтобы причинить друг другу боль.
Но Лоренс…
Ему становилось плохо от этой мысли. Глядя на Лоренса, Джем считал, что возможна и другая жизнь — с высокими отношениями.
— Вот это дерево, — показал он на старый дуб в центре лужайки.
Элоиз вопросительно поглядела на него.
— Дерево с той фотографии, что вы мне дали. Там снята ваша мама.
Не обращая внимания на то, что каблуки утопают в грязи, Элоиз прямиком пошла к дереву. Она потрогала растрескавшуюся кору.
— Это точно оно?
— Разве вы не узнаете?
Элоиз оглянулась на дом. Его большие симметричные окна глядели прямо сюда.
— Они, конечно, не прятались по углам. Как вы думаете, об их любви знали?
— Кругом столько прислуги… Белинда… Это явно не осталось в секрете.