большие и грубые, а его толчки такие нежные и слабые…
Слезы заливали глаза, их соленый вкус я чувствовала губами. Ябоялась шевелиться, но горячий поток из глаз остановить не могла.Не знаю, сколько я простояла в таком положении, прислушиваясь, ощущая.Боясьпотерятьэти толчки, пропустить, не заметить. Оставить привычным деломв жизни. Как собственный пульс, например.
Вадим пришел вечером. Весьдень я пролежала на полу, сражаясь со сном. Казалось, еслиглаза сомкнутся, я тут же перевалюсь со спины на боки придавлю малыша. Поэтому не спала. Слушала, считала. На второйсотне сбилась и рассмеялась. Это было так необычно и волшебно.Я хотела рассказать Вадиму все-все, до мельчайших подробностей, но всееще подбирала слова.Они казались мелкими, пустыми. Богатый русскийязык,воспетый великими поэтами и писателями, оказался ничтожно скупым. Я немогла сложить слова в предложения. Я была бессильна. И яснова плакала. Тогда я еще была сентиментальной.
— Как отреагировал Вадим?
Онавыглядела чересчур бледной и подавленной. Впечатленной.
Мне было все равно,что она испытывает.
— В тот вечер, когда Вадим вернулся домой,я умерла. Умерла моя любовь. Моя вера в него какв мужчину. В скалу, в кремень, в мою крепость. Внаше будущее, в конце концов.
Глядя на меня, беспомощно лежащую наспине, покачиваясь, он заявил, что у него есть другая женщина.И что скоро он со мной разведется. Упал на дивани моментально захрапел.
Что я испытывала тогда? А ей этонужно знать?
Меня не стало. Я умерла. В ту же секунду,как услышала первые звуки храпа. Как выстрелы, они разорвали мнесердце. И только непрекращающиеся толчки изнутри заставляли меня веритьв то, что я до сих пор еще жива.
Постоянное сравнениеразъедает душу покруче, чем насилие.
Нет в этом никакой дороги. Развитиянет. Мука никуда не ведет.
Но это я сейчас понимаю,спустя годы. А тогда я не придумала ничего лучшего, чемсообщить мужу о своей беременности. Сразу, как только он протрезвели проснулся.
— И что сказал Вадим?
Она откровенно рыдала, размазывая косметикупо лицу. Я еще раз глубоко вздохнула, снимая с полкиболезненные воспоминания, и продолжила:
— Ванечке было шесть месяцев, когда егозаставили появиться на свет.
Я перевела дыхание. Даже сейчас, спустяполтора десятилетия, мне было сложно об этом говорить.
— Сердечкобилось, но легкие еще не раскрылись. Сегодня такихдетей выхаживают в инкубаторах.
Я еще раз глубоко вздохнула и сильнозажмурилаглаза.
— Но тогда, в 99-м, в той больнице, кудаменя привез Вадим, ничего подобного не было. Да ему этобыло и не нужно. Мой муж, отец моего ребенка, мечтализбавиться от наследника. И от меня тоже. От обоиходниммахом.
Я почувствовала влагу в области глаз. Неужели в моем организмееще остались слезы?
— Почему Бог оставил меня на этой земле,до сих пор остается загадкой.
— Вы хотели умереть?
Она плакалабеззвучно.
— Конечно. Но я была каким-то невезучим самоубийцей. Все моипопытки встретиться с Ванечкой в другой реальности были обречены напровал.
Мы замолчали. Долго сидели в тишине, пока она не решиласьспросить:
— Как вы придумали план мести?
Она продолжала говорить мне «вы»,а я давно отвыкла от подобных условностей.
— Ты действительно хочешьэто знать?
Молчаливый кивок подтвердил ее намерения.
Все остальное было делом техники.Когда есть всепоглощающая цель, она становится чем-то вроде наваждения. Дляее достижения все средства хороши. Я раздавала свое тело чужиммужчинам в обмен на услуги. Деньги мне были не важны.Да и тело тоже не интересовало. Зачем оно мне, еслине способно выносить ребенка?
В наше время одним телом мужчинуне заинтересуешь, нужны были мозги, идеи и деньги. Последние ясобиралась взять у Ковригина. У того человека, на которого велаохоту. Это был гениальный план. И я быстро нашла сообщников.
Вее глазах мелькали кадры катастрофы, кадры моей жизни. Я хорошоизучила людей за годы наблюдений за ними, поэтому искорки гневав ее зрачках трактовала совершенно точно.
— Ковригин оказался везучим гадоми часто уходил от прицельных ударов. Например, тот бокал сядом предназначался ему. Прости.
Я склонила голову, дожидаясь, пока она сопоставитсобытия того вечера
— Ксюшу уговаривать не пришлось, ей самой хотелосьотомстить Вадиму за какую-то давнюю историю. Как видишь, у Ковригинамного врагов. Не я, так кто-то другой.
Вижу, что не злится.Сидит, о чем-то размышляет. На фоне ее теперешних событий тоотравление — пыль, не стоящая внимания.
— Вы могли бы выйтизамуж, — нерешительно предложила она и тут же осеклась.
— Неразочаровывай меня, — я сцепила челюсти. — Мне казалось, чтоты все прекрасно поняла.
Я поднялась, развернулась к окну и уставиласьна привычный людской поток внизу.
— Поверить мужчине, — я произнеслаэто вопросительно, — это все равно, что отдать свою жизньв руки палача. Один раз я такую ошибку уже допустила.
Я повернулась к ней. Наши глаза встретились.
— До сих поррасплачиваюсь.
— Но… но вы могли бы…
Она пыталась предложить какие-тоиные сценарии моей жизни.
Нужны они были мне? Я не винилаее за это.
Как объяснить человеку, что конфета невкусная, еслион любит сладкое? Это как больному разговаривать со здоровым. Тоже самое происходило у нас с ней.
Она прожила вбраке с бизнесменом семь лет, ни разу не подумав одетях. Пировала в свое удовольствие, даже не задумываясь о том,что ее ребенок мог бы иметь всеблага цивилизации, которыхизначально был лишенВанечка.
Ей никогда не понять меня, хоть онатоже женщина.
И носит ту же фамилию, что и я.
И унас с ней один мужчина на двоих.
Только для нееон муж, а для меня — убийца.
Которому нет прощения.
Ясижу в тесной комнате с серыми стенами и жду, когдаприведут Вадима. Охранник называет его «заключенным», хотя по документам онмне все еще мой муж.Жизнь превратилась в череду однотонныхдней, и я разучилась им радоваться. Без сожалений продала доми все машины. В нашей тусовке «бывших» не бывает. Выпализ обоймы — уходи. Я не котировалась ни как светскаядама, ни как жена Вадима. Вадим сидел, а я обивалапороги всех его бывших компаньонов. Они по-хитрому растащили бизнеспо кусочкам, разделили акции и теперь владели всем, что осталосьпосле уплаты долгов банку.И дружно меня игнорировали. Друзья небывают бывшими, но в нашей тусовке возможно все. Я ездилак Вадиму два раза в месяц и верила, что онскоро выйдет и обязательно что-нибудь придумает. Как вернуть свою строительнуюкорпорацию и контрольный пакет акций. Это ведь Ковригин. Смог вдевяностых, сможет и сейчас. Но это все было «до». Донашей встречи с Алиной.
Денег хватало, чтоб безбедно жить до концажизни, но мне это казалось ненужным. Снежана звонила первое время,но она сама находилась в бедственном положении и просила помощи.Ее история, история Алины натолкнули на мысль создать фонд дляподдержки женщин, оставшихся «за бортом». Фонд помощи брошенным женщинам. Ичем больше я погружалась в эту тему, тем чаще встречалаподобные истории. К концу осени я обросла необходимыми знаниями, связямии базой клиенток. Все они были красивые и несчастные. Когда-толюбившие, но разочарованные. С ними обращались как с вещами. Какс предметами интерьера, как с надоевшими игрушками, как с резинойна колесах, которую пришла пора менять. Мало кому удалось воскреснутьпосле развода, это казалось несправедливым. У меня были деньги, ия решила им помочь. Наняла коучей, финтес-тренеров и предложила женщинамразвиваться, смотреть в будущее с перспективой. Фонд набиралобороты скосмической скоростью, я и подумать не могла, что в Киевестолько потерянных и одиноких. Сарафанное радио работало лучше любой рекламы,я рассказывала женщинам свою историю, они делились своими. Никаких взносов,платных тренировок, все приходили добровольно и оставались. Я не умелавести бизнес, нопонимала, что в таком режиме деньги могутбыстро закончиться. В это время поступило предложение на крупный рекламныйконтракт с одной знаменитой спортивной фирмой. И понеслось. Вскоре фондпревратился в успешный коммерческий проект.
— Привет, — Вадим старалсяулыбаться, хотя выглядел ужасно.
— Опять бессонница?
Теперь я знала причинуэтого недуга, но хотелось услышать его версию.
— Да, — онпотер глаза кулаком, — это за мои грехи.
— Я знаю.
Яне могла забыть Алину. Ее история любви и потери навсегдапоселилась в моей душе, выжгла мозг и просверлила сердце. Черезэту дыру утекала любовь к Вадиму. Если один раз смогтак поступить, что помешает это повторить? Теперь я не моглаему доверять.
Он пристально посмотрел мне в глаза. Нет, это былне тот Вадим, которого я любила. Это был уголовник схарактерным прищуром и стальным взглядом. Сказать ему, что я знаю?Рассказать об Алине?
— Ты с ней виделась?
Его голос звучалглухо, как из колодца. Догадался сам. Он продолжал жечь меняпристальным взглядом. Зачем скрывать? Я кивнула.
Вадим застонал как раненный зверь.Наверное, понял, что его последняя связь с миром живых людейсейчас оборвется. Смогу я любить его после всего, чтознаю?Смогу простить и забыть? Со мной Вадим был другим человеком,но как же его двойная жизнь? Я выложила на столфотографии. Виктор работал на Алину, и она хорошо меня подготовила.Как сама когда-то готовилась к встречам с Ковригиным…
— Откудаэто у тебя? — хрипло засопел Вадим.
Ему было неприятно. Сауна,девочки, кокаин. Некрасивые ракурсы, обнаженные тела. Нехорошо, когда жена владееттакими снимками. Вадим морщился и горбил плечи. Тер виски ирасчесывал шею. Но мне его было не жаль. Как Алинекогда-то. Я дарила себя без остатка, зачем он так?
—Секретарша была во всех твоих командировках?
— Что?
Он не понял, чтоя знаю и о секретарше тоже.
— Настя…
Он захрипел, закашлялся, пытаяськак-то реабилитироваться.
— Это было в прошлой жизни.
— В тойжизни была и я. С тобой. Семь лет.