Потом мы наговорили друг другу массу разных гадостей, как это обычно бывает. Но это была лишь болтовня. «Я тебе не нужен, тогда зачем же ты держишь меня возле себя, черт возьми?» — спросил я.
Она ответила: «Ты можешь пригодиться. Например, если к нам заберутся грабители».
«Ты думаешь, это будет тянуться вечность?» — спросил я. Она ответила: «Гендерсон, смогу ли я сказать тебе что-нибудь другое?»
Я сказал: «Ах да, ты напомнила мне». Я достал из кармана два доллара и швырнул их перед ней. «Это тебе за то, что ты была моей женой. А за музыку я заплачу отдельно». Конечно, это было низко и недостойно. Я схватил пальто и шляпу и выскочил за дверь. Она всё еще смеялась. Она смеялась, Джек! Она не умерла. Я не притронулся к ней! Ее смех преследовал меня, даже когда я закрыл за собой дверь. Он преследовал меня, пока я бежал вниз по лестнице и даже на улице, и я пошел пешком, не в силах стоять и ждать машину.
Он долго молчал, заново переживая ту сцену. Затем собрался с силами и продолжал холодно:
— Потом я вернулся; она была мертва, и они сказали, что это сделал я. Они сказали, что это произошло в восемь минут пятнадцать секунд седьмого. Так показывали ее часы. Должно быть, это случилось минут через десять после того, как я захлопнул дверь. Я вздрагиваю при мысли об этом даже теперь. Наверное, он уже поднимался, кто бы он ни был…
— Но ты говоришь, что спускался по лестнице?
— Он мог скрываться где угодно, на любом этаже или на чердаке. Я не знаю. Может быть, он все слышал. Может быть, он следил, как я уходил. Может быть, я так хлопнул дверью, что она не захлопнулась, и он вошел в квартиру. Может быть, он уже был в квартире, и она это знала. Может быть, звук ее смеха помогал скрывать его присутствие или мешал ему слышать нашу ссору.
— Значит, в звуке смеха было что-то особенное?
— Да, но что это дает? Копы не слишком серьезно подошли к этому. Грабежа не было, ничего не пропало. В ящике ее стола лежало шестьдесят долларов, но они остались нетронутыми. Ясно, что это не грабеж.
— Наверное, его вторжение было для нее настолько неожиданным, что она не успела и шевельнуться, — сказал Ломбар. — Возможно, какой-нибудь внешний звук помешал ему ограбить квартиру. Такое случается в тысячах случаев.
— Даже в этом случае он мог взять ее бриллиантовую брошь, которая лежала прямо перед ней, — мрачно поправил Гендерсон. — А к ней никто и пальцем не притронулся. Ему достаточно было лишь руку протянуть. Испугался ли он или нет, но много ли времени для этого надо? — Он помолчал. — Этот галстук стал моим проклятьем. Он висел подо всеми другими галстуками на вешалке. Вешалка находится в самой глубине стенного шкафа. Конечно, я достал его, но уверен, что не набрасывал его ей на шею. Во время ссоры я, видимо, уронил его на пол. Потом схватил тот, в котором пришел домой с работы, и, торопливо повязав его, выскочил из дома. Затем появился он, увидел этот галстук и набросил ей на шею. Хотя Бог знает, кто был этот «он» и почему он убил ее.
— Это могло случиться импульсивно, безо всякой причины, — сказал Ломбар. — Убийство ради убийства. Оно могло быть связано с вашей ссорой, особенно если учесть, что дверь могла оказаться незапертой. Он понимал, что может сделать с нею все, что угодно, а обвинят тебя. Ты знаешь, что подобное уже случалось не раз.
— Если это было именно так, они никогда не поймают его. Такие убийства трудно раскрыть. Только чудо или счастливая случайность откроют его. В один прекрасный день они схватят его за что-то другое, а он признается и в этом деле. Но этого можно ждать долго, очень долго.
— А что насчет свидетеля, о котором ты упомянул в телеграмме?
— Я как раз подхожу к этому. Это — единственная соломинка надежды. Даже если они никогда не узнают, кто это сделал, меня она может спасти. Необходимо сделать находку. Лишь это может спасти меня. — Он помолчал и продолжал: — Где-то есть женщина, она существует, и это так же точно, как и то, что мы сейчас находимся в этой камере. Она может спасти меня, указав время, когда мы встретились с нею в баре, находящемся в восьми кварталах от моего дома. Это случилось в десять минут седьмого. И она это знает так же точно, как и я, кем бы она ни была. Естественно, что, если бы я совершил убийство, то не смог бы в это время находиться в баре. Джек, если ты хочешь мне помочь, если ты хочешь спасти меня, обязательно найди эту женщину! Она и только она может спасти меня!
Ломбар долго молчал.
— Где же ее можно найти? — спросил он наконец.
— В любом месте под солнцем, — последовал ответ.
— Фью! — свистнул Ломбар, подходя к нему. — Если полиция потерпела неудачу, если твой адвокат потерпел неудачу, если все потерпели неудачу, то какой же у меня шанс разыскать ее через много месяцев и всего за восемнадцать дней?
Вошел надзиратель.
Ломбар похлопал Гендерсона по плечу и направился к выходу.
Гендерсон вскочил.
— Ты не хочешь пожать мне руку? — воскликнул он.
— Зачем? — удивился Ломбар. — Завтра я снова приду к тебе.
— Ты хочешь сказать, что не бросаешь меня?
— Разве я дал тебе повод сомневаться во мне? — сухо спросил Ломбар.
Глава 10Семнадцатый и шестнадцатый дни перед казнью
Ломбар прошелся по камере, сунув руки в карманы и глядя на свои ноги, как будто никогда раньше не видел, как они работают.
— Скотт, — сказал он, — ты должен придумать что-нибудь получше. Я не волшебник. Я не могу разыскать ее в толпе лишь по шляпке.
— Послушай, — устало сказал Гендерсон, — я все время думаю об этом, и меня уже тошнит. Меня тошнит от этого даже во сне. Я не могу вспомнить ни единой детали!
— Неужели ты вообще не смотрел ей в лицо?
— Должно быть, я делал это много раз, но просто не обратил внимания.
— Давай начнем сначала, повторим все еще раз. Не смотри на меня так, это единственное, что мы можем сделать. Она уже сидела на стуле за стойкой, когда ты вошел. Может быть, ты скажешь, какое первое впечатление сложилось у тебя о ней. Попробуй мысленно вернуться назад.
Иногда воспоминание о первом впечатлении оказывается куда более точным, нежели подробное описание, составленное на основании последующих размышлений. Так каково было твое первое впечатление?
— Рука, тянущаяся за печеньем. Ломбар внимательно посмотрел на него.
— Ты же не мог слезть со стула, подойти к человеку, заговорить с ним, не зная, что это за человек? Скажи, как ты узнал, что это — женщина? Ведь не думаешь же ты, что обратился к зеркалу? Так как ты узнал, что это — женщина?
— На ней была юбка, поэтому она была женщиной. она не пользовалась костылями, поэтому была здоровой. В тот момент меня занимала всего одна мысль. Я смотрел на нее и мысленно видел Мою Девушку. Чего ты ждешь от меня? Что, по-твоему, я должен тебе сказать?
Ломбар долго молчал, разглядывая свои ноги,
— Как звучал ее голос? — наконец, спросил он. — . чем она тебе говорила? Откуда она родом? Что ты знаешь о ее прошлом?
— Она окончила среднюю школу. Она местная. Она разговаривала, как все мы. Чисто столичный выговор. Голос ее звучал бесцветно, как кипящая вода.
— Раз ты не заметил акцента, будем считать, что она местная. А что в такси?
— Ничего.
— А в ресторане?
— Ничего, Джек, — Гендерсон беспомощно развел руками. — Бесполезно, Джек. Это ничего не дает. Я не могу, не могу! Она ела и разговаривала. Вот и все, что я помню.
— Да, но о чем?
— Я не могу вспомнить. Я не могу вспомнить ни слова. Это не значит, что нечего вспоминать. Просто мы молчали больше, чем говорили, и ни о чем серьезном не разговаривали. Рыба превосходная. Война ужасная. Сигарету хотите? Нет, спасибо.
— Ты меня сведешь с ума! Ты уверен» что любишь Свою Девушку?2
— Конечно. Только не надо об этом. — А в театре?
— Она вскакивала с места. Я уже тебе три раза говорил об этом. Какие могут быть разговоры во время представления? Ты же сам сказал, что разговор во время представления ничего бы не дал,
— Да, но почему она вставала? — Ломбар подошел поближе к нему. — Занавес поднялся. Люди не встают без причины.
— Я не знаю, почему она вставала. Я не читал ее мысли!
— Судя по всему, ты даже собственных мыслей не читал. Хорошо, к этому мы вернемся позже. — Он снова прошелся по камере. — Когда она вставала, ты смотрел на нее?
— Конечно, смотрел. Но чисто рефлекторно. Мои глаза были устремлены на нее, но ее я не видел. Я все время смотрел на нее, но не видел.
— Это мучение, — сказал Ломбар, скорчив гримасу. — Я вижу, от тебя никакой пользы нет. Но должен же быть кто-то, от кого может быть польза. Должен же был кто-то видеть тебя с ней! Не могут же два человека бродить по городу шесть часов и быть невидимыми!
— Я тоже так подумал, — сухо улыбнулся Гендерсон. — Но оказалось, что я не прав. Видимо, в ту ночь город охватил массовый астигматизм. Иногда даже мне кажется, что это было галлюцинацией, что ее не было вовсе, а мне в голову запала бредовая идея.
— Ты должен сам разобраться в этом, — сухо сказал
Ломбар.
— Время истекло, — раздался голос из-за двери.
Гендерсон поднял с пола обгоревшую спичку и подошел к стене. На стене в два ряда были проставлены вертикальные черточки. Верхний ряд был перекрещен наподобие буквы X. Обугленной спичкой он перечеркнул очередную черточку.
— Хорошо, пойдем дальше, — сказал Ломбар, доставая бумагу и карандаш.
— Давай… для разнообразия, — кивнул Гендерсон.
— Ты ведь знаешь, чего я хочу, не так ли? Я хочу поработать над другим материалом. Над материалом, с которым еще никто не имел дела. Нужны свидетели, которые не вызывались в суд. Люди, которых просмотрели и копы, и твой адвокат Грегори.
— Ты хочешь немногого. Тебе нужны второго сорта призраки, которые сумеют помочь разыскать призрак первосортный. Лучше для этой цели пригласить какого-нибудь медиума.
— Мне наплевать, как они себя вели; они, например, могли толкать вас обоих локтями на улице или где-нибудь в помещении. Сперва надо попытаться их найти. Не думаю, что вы были прозрачными. Кто-то должен был вас видеть. Итак, бар.