— Может быть, она хотела избавиться от меня на время, чтобы успеть позвонить той женщине и предупредить ее?
Барчесс покачал головой, считая объяснение неудовлетворительным.
— Я в это не верю.
Ломбар не слушал. Он прошелся по комнате, шаркая ногами, как пьяный. Барчесс с любопытством следил за ним. Казалось, он потерял всякий интерес к делу. Ломбар подошел к стене и остановился, прислонившись к ней, и прежде, чем Барчесс мог понять его намерение, ударил по ней кулаком.
— Эй, вы что? — удивленно крикнул Барчесс. — Что вы делаете? Что вам сделала стена?
Ломбар перегнулся пополам, как человек, которого тошнит, и, прижав руки к животу, выкрикнул дрожащим голосом:
— Они знали! Все они знают… и я ничего не могу сделать!
Глава 18Третий день перед казнью
Последняя выпивка, которую он опрокинул перед тем, как пойти в тюрьму, не помогла. Что может сделать выпивка? Что может сделать попойка? Факты изменить она не может. Она не может превратить плохие новости в хорошие. Она не может превратить гибель в спасение.
Он с трудом волочил ноги. Как сказать человеку, что он должен умереть? Как сказать ему, что надежды больше нет, что погас ее последний луч? Он не знал, что делать. Это ужасно. Может быть, не стоит идти? Он уже рядом. Но он не должен оставлять его в эти последние дни, не должен оставлять его до пятницы.
«Ух, и напьюсь же я, когда уйду отсюда, — подумал Ломбар. — Лучше стать алкоголиком, чем выполнять подобную миссию!»
Надзиратель пропустил его. Звон ключей казался похоронной музыкой.
Да, казнь состоится через три дня. Бескровная смерть.
— Ничего не поделаешь, — спокойно сказал Гендерсон. Он все понял.
— Послушай… — начал Ломбар.
— Все в порядке, — перебил его Гендерсон. — Я все понял по твоему лицу. Не стоит говорить об этом.
— Я снова упустил ее. Она улизнула!
— Я сказал — не стоит говорить об этом, — терпеливо Повторил Гендерсон. — Я могу понять все, и незачем об этом говорить. — Казалось, он хочет подбодрить Ломбара.
Ломбар присел на край койки. Гендерсон на правах «хозяина» остался стоять напротив него у стены.
Единственным звуком в камере был хруст целлофанового пакета из-под сигарет, который держал в руках Гендерсон.
— Она обманула меня, — пробормотал Ломбар. Гендерсон удивленно посмотрел на него и на свою руку, как будто впервые видел ее.
— Это моя старая привычка, — сказал он робко. — Я никогда не мог от нее избавиться. Ты помнишь? Я всегда мял что-нибудь в руке. В поезде, у врача, даже театральную программку… — Внезапно он замолчал и уставился на Ломбара, — Я помню, что в тот вечер с ней я тоже мял программку… Забавно, как вдруг иногда вспоминаются мелочи, хотя надо припомнить что-нибудь более важное, что могло бы мне помочь… В чем дело? Почему ты так смотришь на меня?
— Ты, конечно, выбросил ее? В ту ночь. Ты оставил. ее на сиденье, как делают все люди?
— Нет, она взяла ее себе, насколько я могу вспомнить. Попросила ее у меня. Она сделала какое-то замечание насчет того, что это останется у нее в памяти. Точно не помню. Но я знаю, что она сохранила программку. Я заметил, как она положила ее в сумку.
Ломбар встал.
— Этого мало, но если бы мы могли достать…
— Что ты имеешь в виду?
— Это — единственное, что мы знаем о ней. Она сохранила программку.
— Но нам неизвестно, хранится ли она у нее до сих пор, — заметил Гендерсон.
— Если она с самого начала решила ее сохранить, то она все еще у нее. Такие вещи, как театральная программка, люди или хранят, или сразу же выбрасывают. Существует всего один путь. Если мы сумеем убедить ее открыться, не объясняя причины, и она появится, то мы автоматически получим то, что нам надо.
— С помощью объявления?
— Чего-то в этом роде… Люди коллекционируют черт знает что: марки, монеты, пуговицы, морские камни, куски дерева. Они часто платят огромные деньги за то, что кажется им сокровищем, хотя в глазах других людей это обыкновенный мусор. Они теряют всякое чувство меры, когда речь заходит об их коллекциях.
— Ну?
— Допустим, я коллекционирую театральные программы. Капризный, эксцентричный миллионер, швыряющий деньги направо и налево. Это больше, чем хобби, это — страсть, она охватывает все мое существо! Я должен иметь все программки города, сезон за сезоном! Я внезапно возник из ниоткуда и помещаю объявление.
— В твоем предложении есть изъян. Какую феноменальную цену ты можешь предложить, чтобы привлечь ее внимание? А вдруг она богата?
— Допустим, что она небогата.
— И все же я не вижу, почему она должна среагировать на это.
— Для нас программка — ценная вещь, для нее — нет. Да и почему она должна быть ценной для нее? Она уже сунула ее куда-нибудь и забыла. Ей и в голову не придет, что мы ищем ее для какой-то другой цели. Не может же она читать мысли. Откуда она узнает, что мы сидим здесь в камере и собираемся ее отыскать?
— Все это слишком тонко.
— Конечно, — согласился Ломбар. — Один шанс из тысячи. Но мы должны им воспользоваться. У тех, кто ничего не делает, ничего и не получается. Я попробую. У меня есть ощущение, что это сработает.
Ломбар направился к выходу.
— Это же продлится долго, — сказал вслед ему Гендерсон.
— Я еще приду к тебе.
«Он сам в это не верит», — подумал Гендерсон, когда за Ломбаром закрылась дверь.
В рубрике объявлений всех вечерних и утренних газет можно было прочитать следующее:
«ОБРАТИТЕ ВАШУ СТАРУЮ ТЕАТРАЛЬНУЮ АФИШУ В ДЕНЬГИ!
Богатый коллекционер, находящийся в городе с кратковременным визитом, заплатит за предметы для своей коллекции. Страсть всей жизни. Принесите их ему! Неважно, старые или новые! Особенно желательны: программки мюзик-холлов и разных ревю последних сезонов, отсутствующие в коллекции в связи с пребыванием владельца за границей.
Альгамбра, Бельведер. Казино, Колизеум, Д. Л., 15 Франклин-сквер.
Программки принимаются только до десяти часов вечера пятницы. Потом коллекционер уезжает за город»
Глава 19День казни
В девять тридцать в магазине находились лишь Ломбар и его юный помощник.
Ломбар тяжело опустился на стул, вздохнул и вытер вспотевший лоб. На нем была рубашка с отложным воротничком. Он достал из кармана носовой платок и вытер посеревшее лицо.
— Ты можешь идти, Джерри, — сказал он, — через полчаса я закрываю.
Худой юноша лет девятнадцати подошел к нему.
— Вот тебе пятнадцать долларов за три дня, Джерри, — сказал Ломбар, протягивая ему деньги.
— Завтра я вам не понадоблюсь, мистер? — разочарованно протянул тот.
— Нет, завтра меня уже тут не будет. Хотя я скажу тебе, что надо сделать. Ты можешь продать все ненужные бумаги. За макулатуру ты получишь немного денег.
— Вы хотите сказать, мистер, что усердно покупали все эти бумажки целых три дня, чтобы выбросить их? — удивленно сказал юноша.
— Это выглядит странно, — кивнул Ломбар, — но пока помалкивай об этом.
Юноша ушел. Ломбар знал, что тот считает его сумасшедшим, и не порицал его. Он сам чувствовал себя безумным.
Эта идея была безрассудной с самого начала.
Едва ушел юноша, появилась девушка, Ломбар обратил на нее внимание лишь потому, что она долго смотрела вслед его помощнику. Никого. Ничего. Только девушка. Прохожая. Она посмотрела на дверь и прошла мимо с мимолетным любопытством на лице. На мгновение ему показалось, что она собирается войти.
Тишина закончилась, и пожилой старомодный человек в очках и с невероятно высоким воротничком вошел в магазин. Перед домом его ждала небольшая машина с шофером. Посетитель остановился перед голым столом, за которым сидел Ломбар, и принял столь нарочито торжественную позу, что Ломбар не мог понять — серьезные намерения у этого человека или он хочет его разыграть.
Ломбар целый день ждал посетителей, но ему и в голову не могло прийти, что посетитель может так выглядеть.
— Ах, сэр, — проговорило дрожащим голосом это ископаемое, — вам прямо-таки повезло, что я прочел ваше объявление. Я в состоянии невообразимо обогатить вашу коллекцию. Могу добавить, что во всем городе нет никого, кто мог бы сравниться со мной. У меня есть такие редкости, которые растопят ваше сердце. Начиная от старого «Джефферсона Плейхауза».
— Меня не интересуют программы «Джефферсона Плейхауза», — перебил его Ломбар.
— Тогда «Олимпия».
— Не интересует. Меня не интересует то, что вы принесли. Я уже все купил. Мне нужна всего лишь одна программка «Казино», сезон 1941–1942 годов. Есть она у вас?
— Ах, «Казино»! — воскликнул старик. — Вы говорите, «Казино»? Какое я могу иметь отношение к современным ревю? Я был одним из величайших трагиков американской сцены!
— Я это вижу! — сухо сказал Ломбар. — Боюсь, сделка не состоится.
Старик удалился, презрительно пробормотав: «Казино».
После короткого перерыва появилась старуха, похожая на простую работницу. Ее голову украшала огромная безобразная шляпа, похожая на кочан капусты. Когда он поднял голову, чтобы разглядеть старуху, то заметил все ту же девушку, которая уже проходила мимо магазина. Но этот раз она шла в обратном направлении и снова внимательно заглянула в окна. Однако сейчас она не сразу прошла мимо, а на секунду или две задержалась у окна и даже сделала движение в сторону двери, как будто собиралась войти. Затем, очевидно, увидев, что происходит в магазине, она прошла мимо. Он знал, что с момента первой публикации к нему приковано внимание любопытных. Даже фотографы приходили сюда.
— Это правда, сэр, что вы покупаете старые программы? — проскрипела старуха.
— Конечно, только не всякие. — Ломбар перевел на нее взгляд.
Она поставила на стол свою сумку. — У меня здесь есть кое-что, сэр. Когда-то я сама была хористкой и сохранила все программки с 1911 года. — Она стала дрожащими руками выгружать пачки программ. — Видите, сэр, здесь и я упомянута. Делли Голден, таков был мой псевдоним. Я играла в «Духе Молодости» и…