«Время — величайший убийца, — подумал он. — И время никогда не бывает наказанным».
— Доллар за штуку, — сказал он, не глядя на программки.
— О, мистер! — Он не успел опомниться, как она схватила его руку и стала целовать. На ее глазах выступили слезы. — Я и не думала, что они так дорого стоят!
Они не стоили этого. Они гроша ломаного не стоили.
— О, как я хочу есть! О, как я поем! — Она совсем ошалела от неожиданно свалившегося на нее счастья.
Рядом стояла девушка и ждала, когда та отойдет. Она вошла незаметно. Это была все та же девушка. Он был почти уверен, что это она, хотя оба раза видел ее мельком.
Издали она казалась моложе, чем сейчас, когда стояла так близко. Он внимательнее присмотрелся к ней. Чувствовалось, что совсем недавно она была красива, но красота ушла от нее. В ней чувствовалась своеобразная культура, но сейчас преобладал отпечаток грубости. Она явно опустилась, и, видимо, процесс зашел так далеко, что было бы уже поздно спасать ее. Она явно злоупотребляла алкоголем и вела неумеренный образ жизни, и это наложило отпечаток на лицо. Были видны следы и третьего фактора, — духовной нищеты, какого-то страха или вины. У нее был вид человека, который плохо или нерегулярно питается. Она была в темном платье, но при этом не выглядела овдовевшей женщиной. Ее одежда была неряшлива и давно не знала ни стирки, ни чистки.
Она заговорила. Голос у нее был дребезжащим. При первых же словах до него долетел запах дешевого виски.
Даже легкий, чисто внешний налет культуры покинул ее. Говорила она на самом дешевом сленге.
— Вы еще покупаете программы, или я опоздала?
— Смотря что вы принесли, — осторожно сказал Ломбар.
Она достала из сумки программки музыкальных ревю. Он поглядел в свой список и сказал:
— Я беру их. Семь пятьдесят.
Ее глаза заблестели. Он надеялся, что у нее есть еще что-нибудь. «Неужели кто-то мог быть с такой?» — подумал он.
— Есть еще? — сухо спросил он. — Это ваш последний шанс. Сегодня я закрываю.
Она колебалась. Он увидел, что она перевела взгляд на свою сумку.
— Вы покупаете только одну программу со спектакля?
— Любое число.
— Ну, пока я здесь… — Она еще раз открыла сумку, встав так, чтобы он не мог заглянуть в нее. Затем защелкнула ее и протянула ему программку.
Театр «Казино».
Первая программка за три дня. Он вздохнул и с деланным равнодушием взял ее в руки. Как и все программки, она была выпущена на неделю. «Начало недели— 17 мая», — значилось в ней. Это была ТА неделя. Нужная неделя. Она была действительна и на двадцатое. Он не мог оторвать от нее взгляда. Лишь правый верхний угол был несмятым.
— Вы ходили туда с подругой, — спокойно проговорил он. — Большинство пар покупают две программки, и я, знаете ли, предпочел бы купить обе.
Она внимательно посмотрела на него. Он выдержал ее испытующий взгляд.
— Вы думаете, я их печатаю? — грубо спросила она.
— Я предпочитаю покупать дубликаты по две-три штуки, когда это возможно. Вы ведь были не одна в театре? Что стало с другой программкой?
Она испугалась. Ее глаза подозрительно блеснули, она огляделась, как будто опасалась западни, и даже на два шага отступила.
— Я принесла то, что у меня было. Вы покупаете или нет?
— Я не дам столько денег за одну программку, сколько мог бы дать за две.
Она явно торопилась убраться отсюда.
— Хорошо, раз вы говорите…
Она направилась к двери, торопливо схватив деньги. Он подождал немного, а затем окликнул ее:
— Одну минутку! Могу я попросить вас подойти ко мне? Я кое-что забыл.
Она резко остановилась и обернулась. Он встал из-за стола и направился к ней. Тогда она закричала и бросилась на улицу.
Когда он вышел из магазина, она бежала к ближайшему углу. Затем обернулась и увидела его. Она снова громко закричала и побежала быстрее. Его машина стояла в нескольких ярдах от магазина. Догнать ее на ней не составило труда.
— Вот и все, — сказал он, схватив ее за плечи.
Она не могла говорить. Алкоголь сбил ее дыхание.
— Отпустите меня, — взмолилась она. — Что я вам сделала?
— Почему вы побежали?
— Я вас испугалась. Вы так смотрели на меня…
— Откройте сумку! Откройте, или я сделаю это сам.
— Отпустите! Оставьте меня в покое!
Он не стал тратить времени на споры. Силой вырвав сумку, он открыл ее. Там была еще одна программка. Ломбар выхватил ее и вернул сумку.
На программке была проштемпелевана дата, та самая дата. А программка была измята до основания. На ней не оставалось ни одного ровного места.
Программка Скотта Гендерсона. Программка Скотта Гендерсона, появившаяся в одиннадцатом часу…
Глава 20Час казни
22.55. Последнее всегда горько. Последние минуты еще горше. Он замерз, хотя погода была теплой, и дрожал, хотя вспотел. Он убеждал себя, что не боится, и старался внимательно слушать капеллана. Но не мог слушать и понимал, что боится. Но кто упрекнет его? Инстинкт жизни берет свое.
Он лег на койку лицом вниз.
Капеллан сидел рядом и гладил его по плечу. Он сам боялся, хотя ему оставалось еще много лет до смерти.
Капеллан читал 23 псалом. «Зеленые пастбища утешают мою душу…» Вместо того, чтобы утешить, он лишь еще больше напугал его. Потом он замолчал.
Жареный цыпленок и вафли, персики и торт лежали нетронутыми. Есть ему не хотелось. Он подумал о сигарете. Вместе с обедом ему принесли две пачки сигарет. Одна пачка была уже пуста, а в другой осталось меньше половины. — Глупо беспокоиться об этом, подумал он. Какая разница, останутся после него сигареты или нет, ведь он-то не сумеет сделать ни единой затяжки. Но он всегда думал об экономии. Бережливость была его жизненной привычкой, а от привычек трудно отвыкнуть даже перед смертью.
— Закури еще, мой мальчик, — сказал капеллан, как будто прочел его мысли.
Он побледнел. Это значит, что у него осталось совсем мало времени.
Он курил лежа, и капеллан продолжал гладить его по плечу. За дверью послышались размеренные шаги. Гендерсон вздрогнул. Сигарета выпала из руки и откатилась в сторону. Капеллан раздавил ее.
Шаги затихли. Он почувствовал на себе чей-то взгляд и, хотя не хотел смотреть в ту сторону, не удержался и поднял глаза.
— Уже пора? — спросил он. Дверь распахнулась.
— Пора, Скотт, — сказал надзиратель.
Программка Скотта Гендерсона.
Он сунул ее в карман и схватил девушку за плечо.
— Вы пойдете со мной!
Она спокойно дошла с ним до машины, но, когда он открыл дверь, стала вырываться.
— Отпустите меня! — Голос ее звенел на всю улицу, — Вы не имеете права! Эй, сюда! Неужели поблизости нет ни одного копа?
— Копы? Вам нужны копы? Да все копы ищут вас! Вы увидите их раньше, чем думаете.
Он впихнул ее в машину и запер за ней дверцу, затем уселся за руль. Она продолжала кричать, но он дважды ударил ее по лицу. Она замолчала.
— Я никогда еще не обращался так с женщинами, — сказал он. — Но вы же не женщина. Вы — просто дерьмо в женском обличье. — Он включил мотор, и они поехали вдоль улицы. — Ведите себя спокойно, так будет лучше для вас.
— Куда вы меня везете? — пробормотала она.
— А вы не знаете?
— К нему, да? — покорно спросила она.
— Да, к нему. Так сказать, гуманизм с позиции силы. Вы должны спасти невинного человека от смерти, для чего необходимо рассказать все, что вы знаете.
— Я так и думала, — она опустила голову. — Когда это должно случиться?
— Сегодня ночью.
Он увидел, как ее глаза широко раскрылись.
— Я не знала, что это случится сегодня ночью, — прошептала она.
— Ничего, главное, что я вас наконец-то нашел. Красный свет светофора остановил их. Он вытер вспотевшее лицо. Она сидела прямо и смотрела перед собой. Рядом не было ни одной машины. Он видел в зеркале ее лицо. Она о чем-то думала.
— Наверное, у вас в душе — пустота, — сказал он.
— Посмотрите на меня, — с неожиданной энергией ответила она. — Разве я мало выстрадала? Почему я должна думать о том, что с кем-то случится сегодня ночью? Кто он для меня? Они убьют его сегодня ночью… Но я уже убила себя! Я мертва, слышите, мертва. В машине рядом с вами сидит труп…
Ее голос звучал, как стон раненого животного.
— Иногда во сне я видела кого-то, у кого есть прекрасный дом, любящий муж, деньги, прекрасные вещи, друзья, безопасность. Да, да, выше всего — безопасность. Мне казалось, что так будет продолжаться всегда. И я не могла поверить, что это была я. И, однако, в пьяных грезах понимала, что это — я. Знаете, как бывает… Вы знаете, что значит быть выброшенной на улицу? Да, буквально выброшенной — в два часа ночи, без вещей, без всего, а слугам приказано не впускать вас в дом. Первую ночь я просидела на скамейке в парке. На следующий день одолжила у своей бывшей горничной пять долларов и сумела снять комнату.
— Почему вы сразу не объявились? Если вы уже потеряли все, то что же вы теряли от этого?
— Его власть надо мной не кончилась, Он предупредил меня, что, если я раскрою рот, сделаю что-нибудь, что бросит тень на его имя, он поместит меня в больницу для алкоголиков. Он легко мог бы это сделать, потому что пользуется влиянием и у него есть деньги. Я бы никогда оттуда не вышла.
— Все это непростительно. Вы должны были знать, 'что мы ищем вас, не могли не знать этого! Вы должны были знать, что этого человека приговорили к смерти. Вы просто струсили, вот что! Но если вы никогда не были порядочной женщиной, если вы в своей жизни не сделали ничего порядочного, то сейчас у вас есть шанс исправиться. Вы должны все рассказать и спасти Скотта Гендерсона.
Она помолчала, потом медленно повернула к нему голову.
— Да, — сказала она. — Теперь я хочу сделать это. Видимо, я была слепа все эти месяцы и не думала о нем. Теперь я буду рада поступить порядочно.
— Да, — мрачно кивнул он. — В котором часу вы с ним встретились в баре?