, но светлы: она утешает своим пением святых, возвещая им будущую жизнь.
В восточных странах обитают еще грифоны – существа с головой, когтями и крыльями орла и телом льва. Это самые сильные из зверей, а живут они на крайнем севере Азии и охраняют от одноглазых аримаспов, страшных чудовищ, месторождения золота. Некоторые наши монахи говорили, что грифоны являются верными помощниками дьявола, помогая ему похищать человеческие души. Однако другие монахи доказывали, что грифонов по праву можно считать победителями змея и василиска, воплощающих демонов дьявольского толка. Само вознесение на небо Иисуса эти монахи связывали с грифонами…
– Что за чушь! – не вытерпел Фредегариус. – Спасителю не нужны были помощники для того чтобы вознестись.
– Ну, святой отец, я этого и не утверждаю! – ответил Робер. – Я просто передаю вам слова монахов.
– «Клобук ещё не делает монаха», – напомнил известную пословицу Фредегариус. – Должен признать, что и в монастырях бывает мало святости, а у монахов – мало ума.
– Хорошо сказано, святой отец, – Робер подлил себе вина, выпил и продолжил: – Последнее из удивительных существ Востока, о которых мне хотелось вам сообщить, – это Сфинкс. У него туловище и лапы льва, а голова человеческая. В Египте есть его изображение, при виде которого люди приходят в ужас, теряют рассудок и накладывают на себя руки. Сфинкс был создан нам в назидание: он хранит величайшую тайну, и когда мы познаем её, то очистимся от грехов и обретём бессмертие. Сфинкс после этого станет не нужен и провалится под землю, но пока он находится на своём месте, умирать будем мы.
– Я думал, что бессмертие придет к нам после Страшного суда, – заметил монах.
– Верно, – согласился Робер. – Вот тогда-то Сфинкс уже обязательно провалится под землю, однако до тех пор мы должны стремиться познать Божью тайну и избавиться от грехов.
– Через веру, – прибавил Фредегариус.
– Через веру, – кивнул Робер. – Без веры мы бы пропали в походе, ведь восточные люди очень искусны в колдовстве и магии. Они умеют летать на коврах, превращаться в животных и птиц, вызывать духов, общаться с мертвыми, изготавливать такие сабли, которые можно обернуть вокруг пояса, и такие ткани, большие куски которых легко проходят сквозь перстень.
Нам пришлось бы туго, если бы мы не отдали себя под защиту Господа. Молитвы, заклинания, оберёги и святые реликвии сопровождали весь наш путь. Мне самому очень помогла ладанка с мощами, подаренная моей матушкой, когда я собирался на службу к королю. Дважды я избежал серьезной опасности, благодаря этому священному амулету. В первый раз я был послан на разведку с отрядом наших воинов. Дорога пролегала через мрачную долину между холмов; выслав вперед несколько человек, я напрасно дожидался их возвращения, и, наконец, отправился вслед за ними. Можете представить моё удивление, когда я нигде не обнаружил моих людей – они пропали бесследно! Ясно, что тут не обошлось без нечистой силы: её присутствие ощущалось в воздухе, который был здесь тяжелым и густым. Прочитав молитву святого Патрика, охраняющую от демонов мужского и женского рода, и от прочих порождений ада, прижав к груди ладанку моей матери, я смело поехал по этой долине, и остался жив, как видите!
Во второй раз меня пытался околдовать крестьянин, в хижине которого я остановился на ночлег. Мне показалось странным, что селянин пристально рассматривает меня и бормочет при этом какие-то слова. Улегшись спать, я почувствовал, что моё тело оцепенело, руки и ноги будто свинцом налились, а голова упала набок, как у грудного ребёнка. Беспомощный и слабый, я был не способен даже подать голос, и вдруг дом закачался так, что горшки и миски посыпались с полок. Последним усилием я нащупал святые мощи в ладанке, проговорил «Отче наш…» – и хижина перестала трястись, а моё тело окрепло настолько, что я смог выскочить наружу. Проклятый колдун испарился, исчез вместе со всей семьей, а я остался невредимым… Да, святой отец, христианину следует быть чрезвычайно осторожным на Востоке и постоянно поминать Бога!
Часть 7
– Но я хотел рассказать вам о сражениях, в которых участвовал, – спохватился Робер. – Вы записываете?..
Впервые мы столкнулись с противником, едва отдалившись от побережья. Сарацинская конница внезапно обрушилась на нас, пытаясь смять и опрокинуть в море. С диким криком сарацины неслись в атаку; их было много, они были свирепы и неистовы. Нам показалось, что невозможно остановить эту смертоносную лаву, но мы не дрогнули и приняли удар. Выяснилось, что их сила больше показная, чем действительная: встретив достойный отпор, наткнувшись на умелого и твёрдого противника, они утратили свою воинственность; вскоре их войско распалось на небольшие группы всадников, спасающихся бегством.
Так было и впредь во всём походе: наших врагов хватало ненадолго, их порыв быстро улетучивался и на смену ему приходили уныние и паника. Я до сих пор не могу понять, как сарацинам удалось захватить в своё время почти всю Испанию, да и другие христианские земли? Единственное объяснение, которое мне приходит в голову, – христиане тогда дрались друг с другом, были ослаблены междоусобицей и лишь поэтому стали жертвами иноверцев, пришедших с Востока. Иного объяснения я, видевший сарацин в бою и сражавшийся с ними, не нахожу. Не буду утверждать, что они никчёмные воины и победить их легко, но по сравнению с нами они слабы…
На поле битвы осталось много убитых и раненых: последних следовало добить «ударом милосердия» – коротким ударом в левый бок, прямо в сердце. Однако мы не стали этого делать, и я не сумею объяснить – почему. То ли опьянение от легкой победы вскружило нам голову, то ли в нас пробудилась внезапная жалость к поверженным врагам, то ли Христос, смотревший на нас с наших знамен, воспретил нам это. Мы не добили своих врагов, – скажу вам больше, мы оказали им помощь, перевязали раны и отправили с обозом в ближайшее селение. Не знаю, как у моих товарищей, но у меня в тот момент было чувство, будто Бог находится среди нас.
В ночь после битвы мы праздновали победу и веселились. Было очень тепло, несмотря на позднюю осень, но земля быстро остывала, и к утру повеяло настоящим холодом. Мои товарищи улеглись спать в походной палатке, а я стоял на краю лагеря и смотрел на небо. О, святой отец, там небо не такое, как у нас! Его цвет меняется от черного на закате до фиолетового в зените и синего на восходе; оно бездонное и сияет тысячами звёзд; оно полно жизни. Я понимаю, отчего великие пророки разговаривали с Богом в пустыне – нет на земле места ближе к Богу, чем пустыня: здесь чувствуется близость жизни вечной, и бренность нашего земного существования.
– Второе сражение, о котором мне хотелось бы упомянуть, – продолжал Робер, – произошло при осаде большого сарацинского города. Его окружали два ряда стен со рвами, подходы к которым были открытыми, так что сарацины не давали нам приблизиться, забрасывая стрелами, дротиками и камнями. Если бы численность нашего отряда была большей, мы, невзирая ни на что, прорвались бы к воротам, но имея слишком мало людей, мы простояли в осаде целый год.
А далее произошло чудо: когда мы были уже близки к отчаянию, город вдруг сдался на нашу милость. Иначе, чем чудом, это не назовёшь, ведь у осаждённых было вдоволь припасов, а гарнизон был многочисленным, стало быть, они долго могли держать осаду. Тем не менее, они сдались: выслали к нам переговорщиков, которые обещали богатый выкуп и признание нашей власти с тем только условием, чтобы мы не покушались на жизнь и имущество мирных граждан. Наш граф поручился за это своим рыцарским словом, и город открыл перед нами ворота. Мы ничем не обидели жителей, даже не препятствовали исповедовать их веру, – впрочем, там была и значительная христианская община, – а увидев, сколь велико наше милосердие, услышав наших проповедников, познав истину, принесённую в мир Спасителем, большинство граждан добровольно приняли христианство. В дальнейшем этот город всегда был нашей надежной опорой в борьбе с сарацинами.
– Пожалуйста, подождите, мессир рыцарь, – попросил монах. – У меня закончился свиток пергамента, я должен взять новый. Ваш рассказ удивителен, его следует записать слово в слово. Вот пример того, как вера творит чудеса.
– Конечно, святой отец! – отозвался Робер. – Доставайте ваш пергамент, а я пока подброшу поленья в очаг. Огонь в нём почти погас, а ночи у нас холодные… Вы готовы?.. Очень хорошо. Боюсь, однако, что повесть о третьем сражении вас разочарует. Случившееся в нём противоречит тому, что было ранее. Милосердие сменила жестокость, доброту – злоба, прощение – ненависть, а еще вмешались корысть и жажда быстрого обогащения.
Это сражение случилось незадолго до взятия Иерусалима. Мы заняли тогда крепость, находившуюся на караванном пути в Индию. Тут, в крепких амбарах хранилось много ценностей: шелка, ковры, оружие, слоновая кость, самоцветы, пряности – всего не перечесть. Понятно, что трудно было устоять перед таким искушением, но на первых порах мы взяли лишь малую часть этих богатств, ибо крепость приняла нас без какого-либо сопротивления, хотя и вынужденно, волей судьбы оставшись без защиты.
На нас смотрели настороженно, будто ожидая неприятностей, а наше воображение будоражили сокровища, которые были рядом с нами. Соблазн был очень велик: более двух лет мы воевали в Святой земле, но не нашли здесь сундуков, заполненных бриллиантами, и подвалов, набитых золотыми слитками. Наша добыча была, в сущности, невелика; правда, военных трофеев хватило бы каждому из нас на несколько лет безбедной жизни на родине, однако мы мечтали о большем, когда шли в поход.
И вот подлинные, настоящие богатства лежали теперь возле нас, – отчего бы их не взять? Если бы жители крепости были радушны и гостеприимны, если бы они являлись нашими единоверцами, то и тогда было бы трудно победить искушение, а нас встретили с враждебностью, с упорным нежеланием понять и принять веру Спасителя. Было ясно, что нас терпят, как внезапно набежавшую из диких краев орду варваров, но уповают на быстрое избавление и молят своего Бога поскорее уничтожить нас. В свою очередь, мы тоже прониклись ненавистью к местным сарацинам и ждали от них какой-нибудь каверзы, постоянно пребывая настороже. В такой обстановке достаточно было крошечный искры, чтобы вспыхнул большой пожар, и он, понятное дело, вспыхнул!