Часть 10
– Потеряв мою милую Абелию, первое время я пребывал в пустоте. У меня не было ни чувств, ни желаний: я превратился в камень, но не в смысле душевной твердости, а по отношению к жизни, из живого существа перешёл в разряд неживых, – начал Робер. – Сколько это продолжалось, не помню, однако мало-помалу молодость взяла своё; кроме того, восхищение перед Божьим миром, которое никогда не покидало меня, тоже способствовало моему возрождению. Но я возродился в иной форме: любовь, земная любовь перестала меня интересовать, – ах, если бы навеки! – вместо неё пришло другое, духовное увлечение: я с головой ушёл в дела нашего госпитального братства.
Остановлюсь на этом подробнее, поскольку созданные в Иерусалиме рыцарские братства набирают силу, и вам, конечно же, хочется услышать рассказ о том, как они возникли и на чём основаны.
Наше братство было первым среди прочих: за полвека до Великого похода славнейший из славных папа Григорий направил в Иерусалим некоего аббата для строительства госпиталя с целью лечения и заботы о пилигримах в Святой земле. При одном из сарацинских правителей госпиталь был разрушен, но затем восстановлен на месте, где ранее располагался монастырь Святого Иоанна Крестителя. После взятия Иерусалима некоторые наши благочестивые рыцари, вдохновленные яркими проповедями прибывшего с войском отца Жерара, расширили госпиталь и привели в надлежащий порядок. Я тоже внёс свою скромную лепту в обустройство сего богоугодного заведения, как вы уже знаете.
Отец Жерар был удивительным человеком – искусство проповедника он сочетал с предприимчивостью купца и находчивостью крестьянина. Ему нельзя было отказать в просьбе, он мог заставить раскошелиться даже жестокосердного скрягу; он был принят при королевском дворе, но не избегал и лавки ростовщика; для него не было ничего невозможного, – если бы он пожелал, то мог бы построить новую Пальмиру посреди пустыни, затмившую дивный город королевы Зенобии. Благодаря отцу Жерару наше госпитальное братство, сперва не очень богатое, быстро приобретало влияние: за несколько лет оно обзавелось значительным имуществом и обширными землями.
Однако я забегаю вперёд, сначала надо рассказать о нашей деятельности. Помимо заботы о раненых и больных мы взяли на себя защиту паломников, посещающих святые места. Если вы полагаете, святой отец, что после завоевания Иерусалима здесь воцарились мир и покой, вы сильно ошибаетесь. Сарацины продолжали сопротивление, совершая внезапные дерзкие вылазки из своих тайных убежищ и нападая на наши небольшие отряды и крепости. Дороги были небезопасны; из тысяч пилигримов, пришедших на Святую землю вслед за нашим победоносным войском, многие нашли здесь свои могилы.
Великий магистр и рыцари Ордена Святого Иоанна Крестителя. Средневековая гравюра
Если бы злодеяния творили только сарацины в слепой преданности своей вере и ненависти к нашей, это было бы полбеды: но среди тех, кто бесчинствовал тогда на Святой земле, находилось немалое число христиан.
– Христиане бесчинствовали на Святой земле, убивая своих братьев по вере? Может ли такое быть? – усомнился Фредегариус, подняв голову от пергамента.
– Тем не менее, это правда, – кивнул Робер. – Не забывайте, что в нашем войске было почти двести тысяч человек, и далеко не все добыли себе славу и достояние в походе, а возвращаться домой с пустым кошельком никому не хотелось. Да и местные жители из числа христиан рассматривали эту территорию как собственную вотчину, наивно полагая, что имеют полное право взимать мзду за проезд по ней, и наказывая строптивых упрямцев, не разделявших подобное мнение.
Вряд ли это послужит оправданием христианам, но замечу, что сарацины, занимавшиеся разбоём на дорогах, тоже были частенько неразборчивы в выборе своих жертв и грабили, – а то и убивали! – своих единоверцев ничуть не меньше, чем христиан. Я считаю, святой отец, что не принадлежность к какой-либо вере делит людей на плохих и хороших. Добро, равно как и зло, вселяется в нашу душу независимо от веры, которая может лишь усилить или уменьшить влияние доброго или злого начала.
– Бог дал человеку выбор между добром и злом, между возвышенным и низменным, как вы сами справедливо упоминали, – возразил Фредегариус. – Однако без веры этот выбор бессмыслен, ибо не подкреплен высшей целью. Христос открыл нам эту цель и указал путь к ней; Сын Божий был распят на кресте, дабы искупить грехи наши и укрепить нас в служении Господу. После этого наша вера просияла по миру и стала путеводной звездой к спасению, в царствие Божие, а туда нет доступа грешникам. Кто принял Христа в душу свою и носит слова Его в сердце своем, тот уже не может грешить. Среди христиан нет не единого грешника, – разве кто в малом согрешит и по недомыслию. Если же кто называет себя христианином, а сам погряз в грехе, то он христианин только по названию.
– Ого, как вы разгорячились! В первый раз с начала нашей беседы вижу вас в таком запале, – усмехнулся Робер. – Но знаете ли, святой отец, то же могли бы сказать о себе и магометане: нет, де, среди истинных магометан ни одного грешника, а кто грешит, осознанно и в серьёзных вещах, тот уже не магометанин. Да и приверженцы других вер, – пожалуй, даже язычники, – так же могли бы сказать. Однако праведных – единицы, а грешников тысячи и тысячи; и так – в любой вере.
– Не все, кто имеют уши, слышат, – упрямо продолжал монах. – «Не спрашивайте меня, сколько людей спасётся, их будет малое число», – говорил Христос.
– Вы лишь подтверждаете мою еретическую мысль, святой отец, – не без удовольствия произнёс Робер. – Значит, вера имеет значение и определяет добро для ничтожного количества людей, а остальные, побаиваясь Бога и соблюдая положенные обряды, не перестают грешить. Их нельзя назвать христианами, тут вы совершенно правы, но они-то считают себя христианами, в церковь ходят, молятся, – а потом, глядишь, ограбят или зарежут кого-нибудь на большой дороге.
…Но вернёмся к нашим записям. Вот для защиты паломников от таких разбойников, – христиан ли, сарацин ли, – и было создан военный отряд в нашем госпитальном братстве… Вы пишите, святой отец?
– Да, мессир, и простите меня за горячность, – сказал Фредегариус.
– Ничего, ничего! Никто из отцов церкви никогда не требовал, чтобы монах был холоден, как лёд, – отозвался Робер. – Итак, вначале мы предоставляли пилигримам вооруженный эскорт, а потом он превратился в значительную силу.
Благодаря Святому Иоанну Крестителю, небесному нашему покровителю, мы очистили дороги Иерусалимского королевства от разбойников, а затем дали отпор сарацинскому войску, которое вторглось вскоре в наши пределы. Это был славный бой; я в нём участвовал. К тому времени я отошёл от дел, связанных собственно с врачеванием больных, и встал в ряды братьев-воинов.
Мы встретили сарацин в открытом поле; их было бессчетное количество. Сарацинские вымпелы и флаги трепетали на ветру и производили такой шум, что не слышно было человеческого голоса. Но на наших знаменах были вытканы белые кресты, подобные тем, что изображались на иконах с образом Святого Иоанна, и мы не посрамили Предтечу Христа. Мощным ударом мы взломали строй сарацин, и они падали под ударами наших копей и мечей, а низверженные наземь, гибли под копытами наших лошадей.
Немногие из сарацин пытались сопротивляться, но вскоре должны были обратиться в бегство или умереть. Мы захватили обоз с казной, нам достался и роскошный, устланный бесценными коврами шатёр сарацинского предводителя. Нашей добычей стали и прекрасные кони, лишившиеся своих седоков, и великолепное оружие, в последний раз послужившее своим хозяевам в том сражении. С тех пор сам вид нашей военной братии внушал сарацинам ужас, и на Святой земле надолго воцарился мир.
– Должен, однако, заметить, – продолжал Робер, – что не одни мы являлись её защитниками. Примерно в то же время в Иерусалиме образовалось еще одно рыцарское братство, которое располагалось на южной части горы Соломона. Его основатели почитали мастера Хирама, построившего когда-то храм сего царя и убитого затем тремя подмастерьями, недовольными своим положением. Этот храм стал для этих рыцарей символом вселенского храма, который им надлежало построить во исполнение заветов Господа и по его законам, поэтому они также чтили работников Зоровавеля, которые, как всем известно, трудились с мечом в одной руке и лопаткой каменщика в другой.
На Соломоновой горе рыцарями был воздвигнут храм, являющийся копией древнего, царского, но не во всём. Великолепие древнего храма состояло в золоте и серебре, в полированных камнях и дорогих породах дерева, тогда как украшением нынешнего стало религиозное рвение тех, кто его занимает, и их дисциплинированное поведение. Конечно же, фасад этого храма украшен, но не каменьями, а оружием, а вместо древних золотых венцов стены его увешаны щитами. Вместо подсвечников, кадильниц и кувшинов обставлен он сёдлами, упряжью и копьями.
– Остановитесь, мессир рыцарь, прошу вас! – сказал Фредегариус. – Я не должен пропустить или перепутать ни единой буквы из этого вашего рассказа. Он чрезвычайно важен не только для потомков, но и для наших современников. Рыцари Храма так сильны ныне, их влияние настолько велико, что ваше повествование о них имеет огромную ценность.
– Ради Бога, – отвечал Робер с легким поклоном и выдержал паузу. – Позвольте продолжить?.. Братство Храма отмечено многими славными делами: на Востоке его рыцарями построены десятки церквей, соборов, замков, не говоря о сотнях милях прекрасных дорог. Вы не поверите, но все эти хорошо охраняемые дороги бесплатные, за проезд по ним не берётся пошлина; мало того, на перекрёстках находятся комтурии, где можно остановиться на ночлег. Странники могут найти приют и у самих рыцарей Храма, которым устав предписывает трижды в неделю кормить бедных в своих домах. Кроме нищих во дворе, – коих впускают и кормят в эти дни всех, не считая, сколько их, – четверо из пришедших едят в обеденной зале за одним столом с рыцарем.