её на куски, из меньшей части сложила костерок, и зажгла его, пользуясь огнивом Назара. Огонь медленно, нехотя, и не с первой попытки занялся. В его неверном свете я сняла с Назара куртку и осмотрела плечо. Слава богу, вывих. С этим я справлюсь, даже хорошо, что он без сознания. Вправив кость и наложив фиксирующую повязку, я занялась головой. Наложила три шва, прополоснула настоем снежной ягодой, который забрала в доме отшельника, и тоже завязала. На первый взгляд ничего страшного, но в сознание он не приходит. Легла на шкуру рядом с ним, от уличной стужи нас отделял костер, в который я положила ещё две дефицитные палки. Грел он мало, зато успокаивал. Накрыла нас одеялами и уснула.
Проснулась, даже не зная, сколько поспала. Жара у Назара не было, мне оставалось лишь ждать и надеяться, что все будет хорошо, других травм я не обнаружила. Огонь почти погас, я подкинула в него ещё три поленышка, заварила горячего отвара и приготовила кашу, горячую, которую поела, постанывая от наслаждения.
— Погаси огонь, — раздался шепот Назара. — Пока не поздно.
— Но там такая метель наверху, я не думаю, что они нас ищут.
— Прислушайся.
И в самом деле, я и не заметила, что ветер унялся. С грустью забросала огонь снегом и повернулась к Назару.
— Зато у нас каша горячая. Будешь?
Он, казалось, почти оправился. Нет, рука, конечно, болела, и пользоваться ею полноценно ближайшие дни он не сможет, но, по крайней мере сел, смог без проблем поесть и попить. Затем вновь ненадолго забылся сном. Снаружи похоже был вечер, в нашем ущелье стало почти совсем темно. Я развлекалась тем, что стучала сапогом о камень, пытаясь выбить застрявший в подошве камешек, когда Назар схватил меня за руку.
— Тихо, — шепнул он.
Я прислушалась, но ничего не услышала. Только чуть слышный шепот успокоившегося ветра, все. Но Назар был насторожен. Я закрыла глаза и сконцентрировалась. Пыталась разложить звуки по полочкам, обычно это удавалось мне без труда, звуки все ещё были для меня в новинку. Вот посвистывает ветер. Вот снежная крошка сыплется сверху и с шелестом скользит вниз по каменной стене. Напрягшись изо всех сил, я вычленила инородный звук. Лёгкий скрип. Именно так слежавшийся снег недавно отзывался на мои шаги. Он был так тих и далёк, что если бы не Назар, я бы не услышала. Несколько томительных минут, и те, кто скрипел сапогами подошли совсем близко, к краю расщелины, в которой мы скрывались. Ссыпался вниз потревоженный снег, мне казалось, что я слышу прерывистое дыхание своих преследователей. Замерев, я боялась шевелиться, даже повернуться, чтобы посмотреть на Назара.
— С чего ты взял, что они пошли в эту сторону? — раздался сиплый голос. Слышимость была такая, что казалось, говорящий стоит прямо над моей головой.
— Я чувствую запах дыма. Много ты знаешь безумцев, которые пойдут не проторенным путём да ещё и в это время года?
— Назар безумен, но не глуп. Во-первых, он не стал бы жечь огонь. Во вторых, в эту сторону он бы точно не пошёл. Это тупик. Это дырка в камне, над которой мы стоим, глубиной метров семь. В правую сторону она углубится и уйдёт в гору. Влево — оборвётся в реку. Летом по дну талые воды бегут. Перепрыгнуть через неё они не могли, а внутрь в здравом уме никто не полезет. Нам сказали, что при стычке его неплохо ранили, а он ещё и с бабой. Говорю тебе, выше они пошли.
— Не знаю. Знаю только, что они где-то рядом.
— Пойдем вдоль трещины выше, это единственный путь, где её можно обойти.
Вновь заскрипел, а потом и стих снег под сапогами. Я молчала. Если мы так хорошо их слышали, то может быть и наоборот. В тишине мы выждали ещё минут десять, а затем стали торопливо собираться.
— Куда? — шепотом спросила я.
— А у нас есть выбор? — едко поинтересовался Назар. — Вправо нас ждут, наверх мы с моей рукой точно не влезем. Пока будем карабкаться, нас уже будут поджидать. Пойдём в единственную оставшуюся сторону.
— Но там же река!
— Предлагаешь остаться и ждать, когда они поймут, что, кроме как в эту дырку, мы деться никуда не могли?
Мне ничего не оставалось, только идти за ним. Сверху светило тусклое вечернее солнце, едва видное из-за туч, а в нашей расщелине было совсем сумрачно. Назар шёл ходко, я не поспевала. Вытаскивая ноги из снега, который был плотным наверху, а здесь, словно каша, мы шли до тех пор, пока не свалилась темнота. Затем вновь началась буря, мы замотались в шкуру и сидели, прижавшись друг к другу, позволяя снегу заметать нас. Снег под нами утрамбовался от тяжести наших тел и теплоты дыхания, так мы и уснули. Утром от холода и неудобной позы во сне, я с трудом разогнула спину. Зато следов за нами не осталось, лишь снег. А к полудню я услышала рокот реки, которой мы достигли лишь к вечеру. Расщелина кончалась, резко обрываясь. А снизу далеко-далеко, пенясь, билась среди камней река. Казалось, что до неё бесчисленное количество метров, было страшно даже смотреть и просто подходить к краю.
— И что теперь?
— Будем идти. Лезть дальше.
— Но как?
— Не знаю. Сунется сюда только сумасшедший. Но я же безумен, что терять. Даже более безумен, чем думают наши друзья.
Он осел на снег. Казалось, на его плечах все тяготы этого мира. Я опустилась рядом и положила свою руку в заскорузлой от снега и грязи варежке поверх его руки.
— Давай попробуем. Гораздо хуже не попытаться. И потом, эти люди…Они же убьют тебя. Так что сорвавшись в реку, мы ничего не потеряем. Главное — подумать и посмотреть по сторонам.
Пятая глава
Этим мы и занялись. Стены казались почти отвесными, а те уступы, за которые можно было бы ухватиться или наступить на них, были бесконечно далеко. Бесконечно, это уже два метра. Мне не дотянуться, что уж говорить о Назаре, с его больной рукой. Я отчаялась и стала осознавать, что нам придётся либо идти назад навстречу своим преследователям, либо оставаться тут и ждать, когда они поймут, что больше нам деться было некуда, и придут за нами сами.
— Смотри, — потянула я Назара за рукав, выход из положения я увидела, уже проглядев все глаза. — Так можно выбраться. Правда, придётся спускаться к реке, но иного пути я не вижу. Будем решать проблемы по мере поступления. Спустимся, и, быть может, найдём дорогу дальше.
Подумать только, когда-то недавно я боялась подняться на дом древолазов по вполне комфортной лесенке. А сейчас решилась на этот спуск. Но глаза боятся, а руки делают. Назар размотал повязку на руке, выпрямил и согнул её, несколько раз поморщившись от боли.
— Главное, работает. А теперь пошли.
Предыдущие шатания по горам были просто увеселительной прогулкой. Теперь приходилось оценивать каждый свой шаг, права на ошибку не было, никто не даст второй попытки. Варежки пришлось снять, они мешали нащупывать рукам опору, и пальцы почти не слушались, холодный камень их не щадил. Мы не говорили, река, которая становилась ближе с каждым робким шагом, заглушала все своим грохотом. Не раз камень срывался из-под ног и рук, падал вниз, грозя утянуть за собой. Тогда я прижималась телом к скале и молилась всем богам, которых я знала. Найдя более устойчивую площадку, останавливалась и подолгу дула на пальцы, отогревая их и стараясь не смотреть вниз. Я не знаю, сколько продолжался этот сумасшедший спуск. Наверное, вечность, за которую мы не сказали друг другу и слова. Когда я уже совсем не чувствовала пальцев, я поняла, что камень, за который я держусь, такой обледеневший оттого, что до него уже долетают брызги воды. Смотря сверху, я видела полоску камней вдоль скалы, по которым можно было передвигаться прыжками, и даже подобие берега. Сейчас меня неудержимо тянуло посмотреть вниз, ведь если мы не сможем двигаться вдоль воды, то и смысла в этом головокружительном спуске не было. Если только оттягивание плачевного финала нашего бегства. Там, ещё наверху, Назар сказал мне, чтобы я не смела смотреть вниз. Только вперёд. Но сейчас меня неутомимо тянуло бросить вниз хоть один короткий взгляд. В самом деле ничего страшного, мы же уже почти спустились…Задержав зачем-то дыхание, я отстранилась от камня и всё-таки посмотрела вниз. Вода и правда была близко, до неё оставалось лишь несколько метров. Она бурлила и пенилась, негодуя на камни, которые посмели встать на её пути. Иногда словно утихала, а в следующее мгновение взрывалась фонтаном брызг, ударяясь и разбиваясь о преграды. Река меня заворожила, я не могла отвести и взгляда от стремительно бегущей воды, на поверхности которой я уже могла разглядеть отдельные пузырьки. Внезапно река затаилась, я уже знала, что за этим последует — новая, ошеломляющая своей силой волна. Так и случилось. Вода ударила о камень, взметнулась вверх, и обдала меня ледяной волной брызг. Я отшатнулась, и уступ, на котором я стояла, не выдержал проверки на прочность, зашатался и каменной крошкой посыпался вниз. Я вскрикнула и ухватилась рукой за камень, уже теряя равновесие, вспомнила, что он слишком гладкий, слишком скользкий….
Падение длилось несколько томительных секунд, а затем вода приняла в свои ледяные объятия, выбив ударом весь воздух из легких. Мне не было холодно, мне было больно, словно тысячи ледяных игл разом впились в моё тело. Я закричала, и холодная вода хлынула в горло. Пытаясь не растерять остатки самообладания, я хотела выплыть наверх, но не поняла, в какую сторону, где дно, где поверхность. Волна швырнула меня, как игрушку о валун, я хотела уцепиться за него оледенелыми пальцами, но, пока протянула руку, камня уже не было, лишь серая вода. Но мгновение, и передо мной вновь тёмная преграда, показалась из воды, бросилась мне навстречу. Наверное, мне повезло. Каким-то чудом я сумела уцепиться за укатанный волнами валун и закинуть на него своё тело в момент передышки стихии. Только я забросила наверх непослушные, словно окаменевшие ноги, как вода вновь бросилась вперёд, грозя утянуть меня обратно. Сил не на борьбу не осталось, я даже не думала поискать взглядом берег, и мыслей никаких в голове не было, благословенная пустота. Я закрыла глаза и легла на камень. Он не казался мне холодным, я не чувствовала температуры.