В первый раз с начала разговора Хэтэуэй казался смущенным.
– Мне очень жаль. Я знаю, что официально ваша мать не признана мертвой, но…
– Ничего. Даже моя бабушка уверена, что ее убили в день исчезновения.
– И к тому же эта, так сказать, ссора в ресторане. Вот почему обычно ругаются мужчина и женщина?
– Любовь и деньги?
Хэтэуэй раздавил окурок и громко кашлянул.
– Беспроигрышный дуэт. Все как по писаному. Ваша мать влюблена, ее любовник женат. Он тоже к ней привязан, но не собирается бросать свою законную и детишек. Классический сценарий и от этого не менее отвратительный. Он много месяцев пудрит ей мозги, обещает молочные реки и кисельные берега. Ваша мать больше не в состоянии ждать. Она упрекает его в трусости и угрожает вывести на чистую воду. Они говорят на повышенных тонах, она уходит из ресторана вне себя от ярости. Этот тип начинает паниковать. Он представляет себе, какого скандала и денег будет стоить ему развод…
– И решает избавиться от нее?
– Должно быть, он предпринял столько предосторожностей, чтобы скрыть их связь, что уверен – никто не в курсе. В тот же вечер, сразу после ссоры, он звонит ей, объявляет, что собирается окончательно развестись с женой, назначает ей новое свидание на следующий день в Голливуде возле ресторана.
– Но почему там? Насколько я знаю, в «Голубой звезде» их больше не видели…
– Вот об этом ни черта не знаю! Возможно, тип где-то там жил.
– Меня бы это удивило. Место должна была выбрать моя мать – судя по тому, что я прочитал, начиная с осени 1957-го она регулярно бывала в заведении. Более того, это не был один из тех шикарных ресторанов, где можно случайно встретить знакомых: большая проходимость и мало риска, что тебя запомнят.
– Господи боже! И вы хотите меня убедить, будто не ведете расследование! Да вы обо всем знаете больше моего! Не так важно, кому пришло в голову встретиться именно там.
– Продолжайте.
– А затем, очевидно, все усложняется. Если он ее убил…
Хэтэуэй отвел глаза и погладил бородку.
– Хватит передо мной юлить! Поступайте, как если бы моя мать была такой же жертвой преступления, как все остальные. Я готов все выслушать.
– Ну, раз вы так говорите… Если он ее убил, то сомневаюсь, что он рискнул сделать это в городе. Только в фильмах убийцы переносят труп по лестнице в три часа ночи, чтобы запихнуть его в багажник какой-нибудь колымаги.
Это замечание напомнило мне скетч[43] Джорджа Карлина[44]: «В Лос-Анджелесе все держится на машине, даже убийства. В Нью-Йорке же, если вы хотите кого-то убить, вам придется сесть в метро, чтобы приехать к жертве».
– Итак?
– Итак, он, по всей вероятности, предложил ей романтическую прогулку за город.
– А вы не думаете, что после вчерашнего вечера она могла что-то заподозрить?
– Нет, если он между делом сообщил ей, что решил признать и воспитывать своего сына. Он убивает ее, избавляется от тела и снова наслаждается жизнью.
– В этом есть хоть какая-то логика.
– Не так уж и много! Самое худшее состоит в том, что невозможно исключить то, что этого мужчину в какой-то момент уже допрашивали. Думаю, вы знаете про дело Зодиака…
– В самых общих чертах.
– Я еще был полицейским инспектором, когда эти убийства совершались на севере Калифорнии. Я знал немало полицейских, работающих над тем делом. Меньше чем за десять лет допрошено две с половиной тысячи человек – в уголовной полиции это рекорд. Кто виновный, так и не узнали, но все полицейские инспекторы были уверены, что он фигурирует в этих списках. Поверьте, человек, по вине которого ваша мать пропала без вести, был с ней знаком. И даже очень хорошо знаком. Я все больше и больше убеждаюсь, что нам всего лишь не хватило времени.
– Времени? Но вы мне сказали, что департамент полиции Лос-Анджелеса потратил огромные средства на это дело…
Хэтэуэй зажег новую сигарету и щелкнул своей «Зиппо». Перед тем как ответить, он с наслаждением выпустил клуб дыма.
– Примерно две недели спустя после начала расследования Норман Финли, начальник полиции, собрал нас всех, чтобы объяснить, что этим делом займутся федералы. Все в департаменте ходили как в воду опущенные. Эти из ФБР вдруг заявились, чтобы перед всеми продемонстрировать, какие мы бездельники…
– Я думал, что ФБР и департамент полиции Лос-Анджелеса сотрудничали.
– «Сотрудничали» – не то слово, которое я употребил бы в данном случае. Скажем так: мы вкалывали на них. Мы не были новичками, но отныне для спецагентов стали чем-то вроде подотделения в Лос-Анджелесе. Они заново, с нуля провели все допросы. Мы уже привыкли, что с юрисдикцией все непросто. Город или страна? В половине дел нам приходилось буквально до зубов драться с шерифом, но с ФБР все было по-другому. Приказы исходили из очень высоких инстанций. Разумеется, это не помешало нам и дальше заниматься своим делом, пока однажды…
Хэтэуэй остановился, будто его посетили неприятные воспоминания.
– Я вам уже говорил про своего напарника Джеффри Уилсона. Это был заслуженный инспектор, знавший все крупные уголовные дела сороковых. «Служить и защищать» – вот ради чего он жил. Он был убежден, что дело можно раскрыть, только обнаружив неизвестного из «Голубой звезды». Однажды Джеффри вышел из кабинета начальника полиции, буквально задыхаясь от ярости: от него потребовали не больше не меньше – прекратить поиски неизвестного.
– Почему?
– Потому что теперь этой частью расследования занималось ФБР. Джеффри попытался протестовать, но начальник и слушать его не захотел. Тот не сдавался. С каждым днем эта история все больше подтачивала его. Уверяю вас, сначала мне было трудно понять, почему он принимает это так близко к сердцу. И вот однажды вечером, отпахав дежурство, мы отправились выпить по стаканчику, но Джеффри предпочел не идти в бар, где все мы обычно бывали. «Стены имеют уши», как сказал он мне. Ему не хотелось, чтобы другие слышали наш разговор. Вот тогда-то он и выложил мне свою теорию: нам вставляют палки в колеса именно потому, что федералы давно выяснили, кто этот незнакомец, и не хотят, чтобы мы совали нос в их грязные делишки.
– Вы что, насмехаетесь?
– Джеффри-то ни капли не насмехался. Он думал, что речь идет о какой-то очень важной шишке.
Я принялся ерзать в своем кресле.
– Подождите, я не уверен, что уловил вашу мысль. Вы говорите, что ФБР выгораживало типа, подозреваемого в том, что моя мать пропала по его вине?
– Я никогда не считал, что Кеннеди заказал убийство Мерилин, я не приверженец теорий заговора. Все, что я знаю: Джеффри почуял что-то нечистое. Вполне возможно, что федералы держат в секрете личность этого мужчины, чтобы избежать скандала, но ничто не доказывает, что он причинил зло вашей матери.
– Обратного тоже ничто не доказывает… И вы ничего не сделали, чтобы узнать об этом побольше?
– Ей-богу, вы ничего не слушаете из того, что я вам говорю! Я едва не дошел до самого верха, но только шишек себе набил… А что я, по-вашему, был должен делать? Земля вращаться не перестала, дела в бюро продолжали накапливаться, и мы просто физически не имели возможности вести расследования, как хотелось бы.
– Ваш друг в конечном итоге тоже присмирел?
– Не совсем, и это, впрочем, дорого ему обошлось.
– То есть?
– Как многие полицейские того времени, Джеффри любил приложиться к бутылке. Иногда он был не в состоянии вовремя заткнуться. Он принялся повсюду трезвонить, что никто ничего не делает, чтобы найти виновного. Все это не замедлило дойти до ушей начальства. Думаю, некоторые субъекты из департамента здесь были ни при чем.
– Хотите сказать, что его вышвырнули?
– Руководить расследованием по делу об исчезновении вашей матери были назначены два главных инспектора: Том Норрис и Джереми Коупленд – таких и нарочно не придумаешь. Норрис не был плохим парнем, но легко попадал под чужое влияние. А вот Коупленд был настоящим карьеристом: за повышение он бы мать и отца продал. Все знали, что это стукач. Уверен, что Норрис и Коупленд в ответе за неприятности, которые посыпались на Джеффри. Из отдела внутренних дел пришло грозное распоряжение досрочно отправить его на пенсию из-за злоупотребления алкоголем. Конечно, это был всего лишь предлог…
– Значит, он все же попал в точку!
– Не обязательно. Я вам уже говорил о прессе тех лет… Департамент полиции Лос-Анджелеса мог просто-напросто опасаться, как бы его теория не просочилась наружу и не стала одной из газетных уток.
– А что было дальше?
– Исчезновение вашей матери неотступно преследовало его еще несколько месяцев. Иногда нам случалось принять телефонный звонок, касающийся этого дела. Он начинал просто с ума сходить, готовый бежать по любому следу, даже самому неправдоподобному. Все это крепко засело у него в голове. У Джеффри и так было не все гладко с женой, а работа не способствовала налаживанию отношений. На следующий год он мертвецки пьяным упал с лестницы и сильно расшибся. Восстановление заняло чертову кучу времени, а осложнения остались на всю жизнь. Так как он больше не мог выполнять обычные полицейские обязанности и находился в зоне особого внимания у начальства, его задвинули в угол, посоветовав тихонько дожидаться пенсии…
– Полагаю, сейчас его уже нет в живых?
– Умер от цирроза печени в 72 года. Даже после того несчастного случая он продолжал пить как сапожник.
– Вы потом говорили с ним об этом деле?
– Нет. Я заходил навестить его, но избегал говорить о работе. Время от времени мы рассказывали друг другу всякие истории… ничего серьезного.
– Если не считать мужчины из «Голубой звезды», был ли еще кто-нибудь подозрительный?
Хэтэуэй затянулся и немного помолчал, прежде чем ответить.
– Один человек. Молодой парнишка, которого звали Эдди… про фамилию не спрашивайте. На съемках того фильма он был реквизитором. Помню, что нас в отделении его долго допрашивали.