– Не могу уследить за твоей мыслью.
– О, сейчас поймешь… Он разнюхал шашни между членом комиссии и женщиной из числа влиятельных лиц города, происхождением из сливок общества Калифорнии. Лейтенант поставил нашего казанову на прослушку и за время бесконечной слежки сделал компрометирующие фото. Так как он не мог действовать один, он взял себе в помощь одного инспектора – глазастого и, прежде всего, зубастого.
– Джереми Коупленд?
– Именно. Доказательств, которые они собрали, оказалось более чем достаточно, чтобы склонить чашу весов. Муниципалитет поднял лапки кверху. Скандала никому не хотелось, и члены комиссии волей-неволей единодушно проголосовали за Финли.
– Который впоследствии потащил за собой наверх и Коупленда…
– Обеспечив тому недурную карьеру в обмен на сдержанность. Джерри был способен броситься с моста головой вниз, если бы Финли отдал ему такой приказ.
– Думаешь, начальник полиции знал, кто такой человек из «Голубой звезды»?
– В этом я уверен. Я провел не одну ночь в размышлениях и пришел к единственно возможному выводу: у мужчины с фоторобота связи с управлением полиции или некоторыми полицейскими города. У него могла быть интрижка с актрисой, но я бы не поручился за то, что он ее убил. То, что произошло затем с прокурорским расследованием, подтвердило мои предположения. Этот тип, должно быть, и правда большая шишка.
– Это ведь тогда арестовали Эдди Ковена?
– Ковен… Да, точно, Коупленд невзлюбил этого парня. Ему хотелось во что бы то ни стало выдавить из него признание, но я сразу же понял, что с ним мы только теряем время. Просто требовался кто-то, кого мы кинули бы журналистам, как кость собакам… подозреваемый, который заставил бы забыть о том, кого нам следовало бы снова искать.
– У Ковена было алиби. Как вам удалось столько дней держать его под замком?
– Если я хорошо помню, алиби у него было шатким: единственным свидетелем, который мог подтвердить, что он весь уикенд находился в Сан-Диего, была его сестра. К тому же Ковен и защищался из рук вон плохо: невиновный, как следует деморализованный человек выглядит так, будто совершил все преступления на свете. Его обвиняли многие из съемочной группы. Ах, эта большая киношная семья!
– Тем не менее его в конце концов отпустили на все четыре стороны.
– Мы знали, что с ним нельзя заходить слишком далеко. Финли не хотел, чтобы завели такое идиотское дело, которое не выдержало бы в суде ни секунды. У нас ничего не было на него.
– Что ты знаешь о роли ФБР в этом деле?
– Не так, чтобы очень много, за исключением того, что приказы отдавались на очень высоком уровне. Сам Финли теперь казался мне всего лишь винтиком в большом и сложном механизме. Ты помнишь: когда вмешались федералы, мы должны были без возражений передать им все дела. Думаю, на самом деле у Коупленда будто гора с плеч свалилась, когда он всучил им этот кусок дерьма.
– Они были в курсе насчет мужчины из «Голубой звезды»?
– Не то слово! Все знали, что федералы начинают дополнительное расследование потому, что девушка была популярной актрисой, но на самом деле они хотели замять дело. Почему? Выгородить этого мужчину, других причин я не вижу.
– Женщина мертва, Норрис. За все эти годы ты испытывал хоть малейшие угрызения совести? Ты хоть отдаешь себе отчет: все то, что ты только что рассказал мне, могло бы изменить ход того расследования.
– Вот только не начинай, Хэтэуэй! Ты сам ничего не сделал, когда отстранили Уилсона! Все это время тебе удавалось спокойно спать, не зная, что случилось с этой актрисой… Знаешь, сколько шлюх и просто несчастных девиц могло околеть в этом городе, и никто не пролил по ним ни слезинки! С чего бы относиться к ней по-другому? Только потому, что речь идет о кинозвезде?
Хэтэуэй выключил проигрыватель.
– Гм… извините, мне, наверно, стоило прервать раньше. Продолжение не очень интересно.
Я неподвижно сидел, опустив глаза, еще под впечатлением от слова Норриса, его хриплого голоса, будто доносящегося из потустороннего мира.
– Что-то не верится, что он вас так легко отпустил. Эта запись может произвести эффект разорвавшейся бомбы.
Взмахом руки Хэтэуэй умерил мой пыл.
– Кто бы нас ни слышал, это не имеет юридической силы. Бедняга Норрис не знал, что я записываю разговор, а к тому времени, когда мы сможем снова открыть это дело, он, скорее всего, будет уже не с нами.
– Во всяком случае, он подтвердил существующие подозрения! Без сомнения, десятки высокопоставленных лиц в курсе, кто убийца моей матери. Если это не заговор, тогда что же?
– Не горячитесь, киношник! Вы ж слышали Норриса: возможно, этот мужчина спал с вашей матерью, но, исходя из этого, утверждать, что раскрыли дело, значило бы бежать впереди паровоза.
– Мне не нравится выражение вашего лица, Хэтэуэй.
– Какое выражение?
– Которое яснее ясного говорит: «Несмотря на все то, что нам удалось открыть, мы все еще не сдвинулись с мертвой точки».
– Вы теперь прорицатель?
– Скажите мне правду.
– Вы занимаетесь бегом?
– Нет.
– Я тоже нет, но мне представляется, для того чтобы добежать до конца дистанции, надо найти второе дыхание. Скажем так – мы уже достаточно пробежали, но второе дыхание пока так и не открылось…
– Должен сказать, умеете вы утешить, когда требуется.
В кармане у меня завибрировал мобильник. А если это Эбби?
– Вы меня извините на минутку?
– Если это ваша дульсинея, охотно извиняю. Видите, я тоже умею читать по лицам.
Полный надежд, я вышел из офиса, но высветившийся на экране номер принадлежал не Эбби. Несмотря на это, я ответил на вызов.
– Дэвид, это Лора Гамильтон вас беспокоит.
– Лора! Как вы?
– Спасибо, хорошо… Ты мне оставил свой номер, и вот…
– Что случилось?
– Мне необходимо с тобой поговорить.
– Слушаю вас.
– Не по телефону, не так… Я бы предпочла, чтобы мы поговорили наедине. Знаешь ботанический сад Калифорнийского университета?
Вот уже многие годы я и носа не совал на территорию университета.
– Который рядом с Ройс-Куэдрал?
– Да, он. Мы можем там встретиться?
Я объяснил ей, что смогу там быть только через сорок пять минут. Не сказав больше ни слова, она разъединила вызов.
Хоть я и обещал Хэтэуэю больше ничего от него не скрывать, Лора была моим свидетелем и у меня с ней завязались особые отношения. Прежде чем ввести его в курс дела, я предпочел бы сам побольше разузнать. Ощущая неловкость, я вернулся в кабинет.
– Скажите, ничего, если я вас оставлю?
– Ну что, голубки помирились?
Я изобразил смущенную улыбку.
– Они на пути к примирению.
– Летите, Бадина! Не стойте тут передо мной как пень! Идите чинить разбитые горшки. Это дело ждало нас добрых сорок лет. А вот любовь не ждет.
Когда я приехал, Лора Гамильтон была уже у входа в ботанический сад имени Милдред Эстер Матайас. Едва взглянув на ее осунувшееся лицо, я понял, что она позвала меня ради чего-то очень важного. Всю дорогу, пока ехал в машине с Ван-Найс, я только и размышлял об этом. Так тревожно мне еще не было с самого начала расследования.
Она заговорила со мной хорошо поставленным голосом:
– Здравствуй, Дэвид. Пройдемся немного, хорошо?
Мы вошли в сад и стали молча прогуливаться среди кустов и клумб со средиземноморскими цветами. Очень быстро мы оказались полностью окружены зеленью. Трудно поверить, что в самом центре самого загрязненного города страны может существовать такой оазис.
– Я всегда любила гулять здесь. Это так спокойно.
Лора не захотела, чтобы я приехал к ней домой: должно быть, она нуждалась в этом спокойствии, чтобы довериться мне. Мне совсем не хотелось ее торопить. Пусть сама выберет подходящий момент.
На повороте с аллеи она остановилась перед зарослями бамбука, стебли которых были покрыты вырезанными ножом сердечками и именами – долговременные следы, возможно, таких непрочных любовных историй…
– Люди больше ничего не уважают! Почему бы им не делать свои граффити где-нибудь в другом месте? Когда умер мой муж, я нашла большое утешение в растениях и цветах. Это может показаться глупым, но, знаешь, заботиться о саде – это почти как заботиться о человеке. Цветы растут, расцветают, и невольно начинаешь думать, что ты здесь для чего-то нужна. Иногда они вянут раньше времени, но это никогда не случается без причины. Просто потому, что ими мало занимались и не уделили им столько времени, сколько нужно. Природа нас никогда не разочаровывает. Она лишь возвращает то, что ей дали.
Я был убежден, что эти разговоры велись с одной целью – оттянуть начало разговора. Возможно, Лора и сама разочарована в жизни. Может быть, она была предана мужчинами; только если она сейчас не имела в виду судьбу Элизабет.
– Давай остановимся здесь на минутку.
Мы уселись на деревянную скамейку перед небольшим прудиком, откуда время от времени высовывались головы черепах. Лора, которая теперь выглядела очень усталой, закрыла лицо руками.
– С вами все хорошо? Может быть, проводить вас домой?
Она убрала руки, но ее глаза остались полузакрытыми.
– Все хорошо, Дэвид. В тот день я сказала тебе не всю правду.
– Вы сказали то, что сочли нужным.
– Этого недостаточно. Я была… так взволнована, увидев тебя. Твое появление потрясло меня больше, чем ты можешь себе вообразить.
– Мне следовало бы вас предупредить, но я ни на секунду не подумал, что вы можете меня знать. Вы можете доверять мне, Лора. Все, что вы мне расскажете, останется между нами.
Это не было необдуманными словами. Если это будет нужно, я был готов скрыть некоторые вещи от Хэтэуэя.
– Я тебе доверяю, с этим никаких проблем.
– Тогда что не так?
– Есть кое-что, что я никому никогда не доверяла, даже Стивену, моему мужу. С тех пор как ты приезжал ко мне, я много размышляла. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять: я была неправа, храня молчание.