Мне больше не хотелось нападать на Катберта. В конце концов, я тоже за минуту его предал, приняв предложение Кроуфорда.
– Ладно, проехали, в любом случае что сделано, то сделано. Я тебе позже перезвоню. А пока что больше ничего обо мне не говоришь, вообще ничего, понятно?
Кошмар для меня начался в конце дня, когда я имел несчастье ответить на звонок с незнакомого номера. Это был журналист «Ю-эс-эй тудэй», который предложил эксклюзивный контракт: публикация всех моих материалов расследования по этому делу с размещением на первой полосе, а также интервью на моих условиях. Поскольку практически ни у кого не было номера моего мобильника, я снова разозлился на Катберта, которому приспичило разослать его по всем редакциям страны. Я отказался подтвердить содержимое статьи в «Нью-Йорк таймс», но у меня сложилось впечатление, что я говорю в пустоту. Столкнувшись с неуместной настойчивостью журналиста, я был вынужден разъединить вызов, оборвав разговор на полуслове.
И с тех пор звонки не прекращались, заставив меня перевести телефон в беззвучный режим. Совершенно остолбеневший, я наблюдал, как там накапливаются сообщения. Некоторые из них я случайно слышал. В общем и целом те же самые предложения: наивыгоднейшие контракты, просьбы об интервью, прямой эфир на «Фокс Ньюс» с Биллом О’Райли…[93]
Я не мог противиться искушению покопаться в интернете, чтобы оценить размеры бедствия. Вечером пять ежедневных газет почти слово в слово перепечатали статью из «Таймс». Я воспользовался этим, чтобы заодно проверить электронный почтовый ящик: десять новых писем, большинство из которых было от тех же самых журналистов, которым я не ответил. На этот раз вины Катберта не было: адрес значился на первой странице моего официального сайта. Я просматривал ящик более чем регулярно. Но до тех времен, когда после выхода «Дома молчания» я копошился, погребенный под лавиной восторженных писем, было еще далековато.
Также я получил эсэмэску от Эбби:
«Мэрил показала мне статью. Все хорошо?»
«Я здесь ни при чем, я этого не хотел. Можно тебе позвонить?»
«Завтра, хорошо?»
«Я думаю о нас… и о малыше».
Первая часть фразы шла от сердца, вторая, мягко говоря, не соответствовала действительности. Сама мысль, что младенец, у которого будут мои гены, в один прекрасный день выйдет из живота Эбби, казалась мне совершенным безумием. Всякий начинающий сценарист сперва постигает разницу между настоящим и правдоподобным: то, что происходит в реальном мире, на большом экране смотрится не особенно достоверно. В этом у меня был свой горький опыт: то, что происходило со мной, было правдой, но будущее продолжало оставаться неправдоподобным.
Странное дело, этой ночью я спал практически спокойно. Накопившиеся за последнее время волнения оказали на мои нервы свое действие.
На следующее утро, едва проглотив чашку кофе, я оказался как магнитом притянут к своему компьютеру. За ночь список статей существенно увеличился. Если содержание почти не изменилось, то заголовки претерпели самые разные изменения: «ТАЙНА ИСЧЕЗНОВЕНИЯ АКТРИСЫ 50-Х ПРОЯСНЯЕТСЯ?», «ДЕЛО ЭЛИЗАБЕТ БАДИНА: НАКОНЕЦ-ТО ЭПИЛОГ?», «НОВЫЙ ПОВОРОТ В ДЕЛЕ СОРОКАЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ», «СЦЕНАРИСТ ДЭВИД БАДИНА: УДАСТСЯ ЛИ ЕМУ ПРОЛИТЬ СВЕТ НА ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СВОЕЙ МАТЕРИ?» В трех статьях была затронута тема моего молчания: «Дэвид Бадина не пожелал ответить на наши воросы», «Рассказав о своем расследовании, сценарист теперь в обиде на журналистов», «Потеряв статус в Голливуде, Дэвид Бадина проталкивает свою карьеру, изображая детектива Раша».
Я не мог оставаться в доме, рискуя провести весь день у компьютера в переживаниях. Странное дело: только выйдя из душа, я подумал о Нине. Как я мог быть таким эгоистом и таким небрежным? Если бабушка узнает об этом деле из газет, она меня никогда не простит.
Одевшись на огромной скорости, я поставил рекорд в гонках до Вествуда, несмотря на то что движение было достаточно напряженным.
Нины у себя не было. Наведя справки, я нашел ее в конференц-зале на нижнем этаже, где она с множеством других жителей участвовала во встрече с псевдогуру по личностному росту, который, должно быть, посетил все дома престарелых города в надежде сбагрить свою последнюю книжонку. Зал был просто битком набит, и мне пришлось прождать добрых полчаса до конца мероприятия.
Увидев меня, Нина удивилась. Так как ей не хотелось подниматься к себе в квартиру, мы устроились в зале ресторана. Я не стал расспрашивать ее о конференции, опасаясь, как бы она не принялась расхваливать этого болтливого субъекта.
– Почему ты здесь, Дэвид? Ты никогда не приезжаешь ко мне по утрам…
С беспокойством я вынул из кармана статью, которую заранее распечатал.
– Я предпочел бы, чтобы у меня не возникало необходимости тебе это показывать, но вряд ли у меня есть какой-то выбор. Мне бы не хотелось, чтобы ты это узнала из новостей по телевизору или из газет. Вчера это появилось на сайте «Нью-Йорк таймс». Я бы хотел, чтобы ты это прочитала. Это о Лиззи… и обо мне.
Это был первый раз, когда я назвал свою мать по имени.
Лицо Нины омрачилось. Она взяла статью, надела очки и внимательно прочитала. Я следил за малейшей ее реакцией, впрочем, не имея возможности распознать ее эмоции.
– Это правда то, что здесь говорится?
– В общих чертах – да.
– Теперь я лучше понимаю, почему ты без конца задавал мне все эти вопросы…
– Послушай, Нина, если я тебе что-то недоговаривал, приезжая сюда, так это для того, чтобы тебя не беспокоить. Я ввязался в это дело совершенно случайно и опасался внушить тебе ложные надежды. Снова взяться за такое давнишнее расследование – дело крайне ненадежное. Мои расследования никогда не должны были появиться в печати.
Судя по всему, она переносила потрясение лучше, чем я предполагал.
– Кто этот детектив, на которого намекается в статье?
– Его зовут Сэм Хэтэуэй. Я тебе говорил о нем, когда приезжал в Лос-Анджелес три недели назад. На самом деле ты его знаешь…
Она покачала головой.
– Никогда не слышала этого имени.
– А вот он о тебе помнит. Он с тобой много раз сталкивался в управлении полиции. Он даже видел меня, когда мне было всего несколько месяцев. Тогда это был молодой полицейский, он имел к расследованию только отдаленное отношение.
Нина указала глазами на статью, лежащую на столе.
– А что это за история с ФБР?
– Ты знаешь некого Пола Вардена?
Ее взгляд оживился.
– Да, это был писатель… друг Лиззи. Она мне часто о нем говорила и даже оставила мне одну из его книг.
– На самом деле они были больше, чем друзьями. Примерно в пятьдесят шестом у них была любовная связь. Варден был коммунистом, активистом и находился в картотеке у ФБР. Из-за этой связи Лиззи была на мушке у правительства.
– Это невозможно!
– У меня была точно такая же реакция, как у тебя, но чем дальше я продвигаюсь в расследовании, тем больше я в этом уверен.
– И тот агент, о котором говорится в статье, и есть незнакомец из ресторана?
– Это вполне возможно. Но их встреча ничего не доказывает.
Я дал Нине время переварить эти новости.
– А твой отец? Ты нашел что-нибудь о нем?
– Ничего. Я даже не до конца уверен, что он хоть каким-то образом связан с этим делом. В конце концов, их отношения имели место больше чем за год до исчезновения Лиззи.
Она снова убрала очки и спокойно сложила руки на столе.
– Достаточно, сейчас я ничего больше не хочу знать.
– Вот как! – произнес я в недоумении.
– Я тебе доверяю, Дэвид. Ты счел за лучшее все это оставить себе, и ты был прав. Не чувствуй себя обязанным оправдываться.
Пристально посмотрев на мою левую руку, она улыбнулась.
– Ты носишь кольцо…
– Оно действительно маленькое: мне едва удалось натянуть его на мизинец.
– Меня это радует. Твоя мать была бы счастлива, что оно все время с тобой.
Мне очень хотелось поменять тему разговора. Я посмотрел на обитателей, которые с воодушевлением демонстрировали экземпляры книги, которые только что купили. На обложке со скрещенными руками и сияющей улыбкой тренер уставился на читателей заговорщицким взглядом, который, казалось, говорил: «Еще есть время стать хозяином своей судьбы!»
– У меня такое впечатление, что мы изгои: ты единственная в этом зале, кто не взял книжку.
– Пфф! За кого ты меня принимаешь?
– Я подумал, что конференция тебе понравилась.
– Откуда ты берешь такие нелепые мысли? Я ненавижу всяких гуру! Я пошла туда, чтобы провести время и подтвердить для себя то, что уже знаю об этих людях.
– То есть?
– Что они ужасно впечатлительны. Они ищут смысл в своей жизни, особенно когда она подходит к завершению. И некоторые жуликоватые типы умеют извлечь из этого выгоду…
Я взял ее за руку, лежащую на столе.
– Я вот о чем думаю, Нина. Три года назад я сделал все, чтобы убедить тебя поселиться здесь…
Она вынула свою руку из моей.
– Я вижу, куда ты клонишь, Дэвид.
– Дай мне, по крайней мере, время все тебе объяснить!
– Это бесполезно. Теперь моя жизнь здесь. У меня нет ни желания, ни сил оставаться одной.
– Но ты не будешь одна! Мариса может заниматься домом все время и тобой по мере необходимости.
– Насколько я знаю, Мариса не медсестра! Я не хочу никому быть обузой. Мне хорошо здесь, и я знаю, что при малейшем недомогании обо мне позаботятся.
– Ты же хорошо себя чувствуешь, Нина, у тебя нет никаких поводов для беспокойства!
– Пожалуйста, давай больше не будем об этом говорить.
Мой глубокий вздох ничего не изменил.
– Я хочу, чтобы ты дал мне обещание, Дэвид.
– Я этого больше так не оставлю…
– Об этом речь не идет. Я понимаю, что ты хотел защитить меня, скрывая расследование, которое ты вел по поводу Лиззи. Но если ты когда-нибудь узнаешь имя того, кто несет ответственность за ее смерть, я хочу, чтобы ты немедленно пришел ко мне и назвал его, даже если ты думаешь, что это может заставить меня страдать.