Ее залитые слезами глаза не увидели, как Элизабет бесформенной кучей обрушилась перед ней на пол.
Теперь в доме царила мертвая тишина.
Лора рассказывала, только время от времени прерываясь, чтобы сделать глоток чая. Иногда мне казалось, что она не осознает, что я присутствую в комнате.
У меня кружилась голова. Затем я ощутил, как внутри меня поднимается тошнота при мысли, что орудие преступления торжественно стоит у меня на каминной полке. С самого начала расследования я вижу этот предмет каждое утро.
– Я сразу увидела, что Бетти больше не дышит. Самое странное, что крови почти не было. Только совсем маленькое пятнышко на полу, за головой. В чертах ее лица больше не было гнева, теперь оно казалось умиротворенным. Сперва я толком не поняла, что произошло. Должно быть, я долго неподвижно сидела на корточках рядом с телом. Я знала, что совершила нечто ужасное, но сейчас я находилась подле нее и ничего важнее этого для меня не было. Когда я наконец поднялась на ноги и посмотрела на часы, было около часа ночи. Я поняла, что должна как можно скорее покинуть этот дом… Но перед этим нужно было стереть все следы. На кухне я взяла тряпку и принялась вытирать все, на чем могла оставить отпечатки. После я обшарила спальню и кабинет Бетти. Я нашла письмо, которое ей не хватило храбрости послать мне. Разумеется, я не знала, что где-то мог остаться черновик. Я взяла те немногие фотографии, на которых была сама. Писем, которые я писала Бетти, нигде не было: думаю, она уничтожала их сразу же, как только получала.
Лора чуть оттянула вырез одежды – достаточно, чтобы я смог увидеть у нее на шее висящее на золотой цепочке кольцо моей матери. Лора принялась бережно крутить его между пальцами.
– Вы взяли ее кольцо… – прошептал я, не сводя с нее взгляда.
– Оно лежало у нее на ночном столике. Должно быть, Бетти тем утром забыла его надеть… в последний день его на ней не было.
– Вы все время так и носили его на шее?
– Все сорок лет я не расставалась с ним, несмотря на риск, с этим связанный. Мужу я сказала, что это семейная драгоценность, которая досталась мне от бабушки…
Я понимал, что кольцо являлось единственным материальным предметом, той крохотной уликой, которая могла бы доказать виновность Лоры. И, по сути дела, не было никакой уверенности, что она подтвердит свои признания перед полицией.
– Что вы сделали с ее телом?
Глаза ее забегали, а затем она посмотрела на меня, будто на злоумышленника, вломившегося к ней на кухню.
– В последний момент, уже готовясь убежать, я изменила свое намерение…
– Почему?
– Я приходила дважды за вечер и знала, что соседи могли видеть меня или, по крайней мере, мою машину, припаркованную у тротуара. Убегать тайно, по-воровски, не имело смысла. У меня возникла идея: тело Бетти никогда не должны найти. Более того: когда я буду далеко от Лос-Анджелеса, все должны думать, что она еще жива. Я понимала, что не могу действовать одна. Мне требовался сообщник.
Ответ предстал передо мной во всей своей очевидности.
– Ваш брат.
– Из дома Бетти я не могла позвонить Уоррену: полиции было бы нетрудно отследить этот звонок… Тогда я рискнула, выйдя и позвонив из уличной телефонной кабины. Мы с братом были очень близки; я никогда от него ничего не скрывала. Он все знал о нашей связи… Я не очень хорошо помню наш телефонный разговор, но того немногого, что я сказала брату, оказалось достаточно. Я вернулась к Бетти, на этот раз припарковавшись на значительном расстоянии. Только вернувшись в дом, я на самом деле поняла, что натворила. Тело Бетти в едва освещенной гостиной… Ее лицо уже изменилось, я даже ее не узнала.
– Это ваш брат увез тело?
– Уоррену понадобилось меньше двадцати минут, чтобы приехать. Я сказала ему, что произошел несчастный случай, что у меня и в мыслях не было сделать ей что-то плохое. Он был на удивление спокоен, в противоположность мне, уже начинавшей впадать в истерику. Уоррен заставил меня проглотить транквилизаторы, которые нашел в ванной комнате. Затем я объяснила ему ситуацию: возможно, меня видели, к тому же я не могла исключить возможность, что кто-то в курсе наших отношений. Тело Бетти должно исчезнуть, и, чтобы избежать подозрений, мне надо занять ее место.
– Он ничего не сделал, чтобы вам помешать? – воскликнул я.
– Он колебался, но хорошо знал, что у нас нет выбора. Сидя в темной гостиной, мы разработали план. Уоррен подождал середины ночи, чтобы заняться Бетти. Без колебаний, подвергнув себя опасности, он подогнал свой грузовичок к самому гаражу. Затем он заехал ко мне, чтобы взять одежду, в которой я собиралась быть у него на свадьбе. Остаток ночи я провела одна… Я вытерла следы крови и проверила, не осталось ли после меня каких-нибудь следов.
Ужасаясь этой истории, я знал, что должен дослушать ее до конца.
– Затем вы изобразили мою мать, чтобы уйти из дома…
– Ранним утром я устроилась в комнате Бетти перед туалетным столиком и наложила макияж, чтобы быть похожей на нее. Даже зная мельчайшие подробности ее прекрасного лица, я не достигла убедительного результата. В то мгновение я была уверена, что мой план провалится… Я натянула одно из платьев Бетти и надела ее шляпку, чтобы скрыть волосы. Чтобы спрятать глаза, я надела солнечные очки.
– Как вы могли быть уверены, что соседи вас увидят?
– Твоя мать часто говорила о соседке, которая постоянно караулит за занавесками; ей казалось, что та подстерегает всякий раз, когда та выходит из дома. Спрятавшись за окном нижнего этажа, я ждала, пока та не покажется в кухне, а затем вышла. Сердце у меня билось так сильно, что казалось, вот-вот лопнет… Мы обменялись приветственными взмахами рукой. Удостоверившись, что соседка меня увидела, я поспешно села в «Шевроле» и поехала по направлению к Голливуду.
– И вы оставили машину на Уилкокс-авеню рядом с «Голубой звездой»…
– Чтобы и дальше запутывать следы: я надеялась, что полиция установит связь между исчезновением Бетти и ее встречей с агентом ФБР. Как и было условлено, Уоррен ждал меня. Он был в своем прекрасном костюме, чисто выбрит и свеж. Никто даже представить себе не мог бы, чем он занимался этой ночью. В машине я стерла косметику и переоделась, потом мы направились в Палмдейл. Я провела уикенд, разыгрывая комедию.
– Где находится тело моей матери?
Лора не ответила. Ее взгляд сделался отстраненным, на лице появилась гримаса горя. Ее тело все сотрясалось, будто от рыданий, но она не плакала.
– Лора, что с вами?
Когда она подняла голову, я заметил, что дыхание у нее стало неровным.
– Ничего, это просто… волнение. Долгое время я считала, что, если признаться в преступлении, мне обязательно станет легче, но этого не произошло… Вначале Уоррен отказывался говорить мне, что сделал с телом Бетти. Он больше не хотел ни одним словом упоминать о той ночи; ему было необходимо жить, будто ничего не произошло. У нас разгорелась ужасная ссора, и в конце концов брат мне это сказал. Он работал в Лос-Анджелесе, участвовал в работах по благоустройству…
– Подработка, которую получил через Кроуфорда?
– Да. В городе обновляли комиссариат юго-восточного района. Уоррен похоронил тело там, где на следующей неделе должны были все залить бетоном, чтобы устроить парковку.
– Комиссариат!
– С тех пор не одно поколение полицейских парковало там свои машины… Каждый год я езжу туда 23 января, в день ее смерти. Сколько раз я думала: а не лучше ли будет выйти из машины и постучаться в дверь полицейского участка? Но я не могла решиться. Я не имела права впутывать в это Уоррена: он помог мне из братской любви, и я единственная несу ответственность за то, что случилось.
Я почувствовал головокружение. В горле у меня пересохло, и я проглотил немного чая, который еще оставался в чайнике.
– Ты не обязан мне верить; мне хотелось признаться тебе гораздо раньше. Но на это у меня просто не было сил. Я думала: все будет гораздо проще, когда мы сможем быть все вместе…
– Все вместе?
И снова ее лицо исказилось гримасой. Лора встала, и это простое движение, похоже, доставило ей сильную боль. Судороги так сильно сотрясали ее тело, что ей пришлось опереться рукой о стол.
– Бетти, я и наш крохотный малыш, – с усилием произнесла она. – У нас украли счастье. Мы могли быть так счастливы в нашем доме.
– Какой малыш? Вы что, говорите обо мне?
– Все опять будет как раньше… Мы снова встретим твою маму, Дэвид. Уверена, она сможет меня простить.
Я проследил за взглядом Лоры, устремленным на чашку, а затем с ужасом посмотрел на свою. Поднеся руку ко лбу, я обнаружил, что тот весь мокрый от пота.
– Что вы положили в чай, Лора?
9
– Успокойся, осталось совсем недолго…
Охваченный паникой, я отошел от стола, взвыв:
– Что вы положили в этот проклятый чай?
Держась обеими руками за живот, Лора простонала. На мгновение я подумал, что она сейчас рухнет прямо посреди комнаты. Не обращая на нее внимания, я устремился к раковине и засунул себе два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту. Но так как со вчерашнего вечера не ел, я почти ничего не смог извергнуть из себя. В висках у меня тяжело стучала кровь.
Когда я обернулся, Лоры уже не было. Я поспешил из кухни. Лора была в гостиной, скрутившись от боли на диване. Я присел на корточки рядом с ней.
– Какой яд? Скажите мне, каким ядом вы воспользовались?
– Слишком поздно, Дэвид, – простонала она. – Прости…
Ее лицо снова исказилось судорогой. Вынув телефон, я дрожащими пальцами набрал 911.
– Что у вас случилось?
Последовавший за этим разговор показался мне нереальным: мне казалось, что под воздействием паники и проснувшегося инстинкта самосохранения мое место заняла некая посторонняя сущность, которая и отвечала на вопросы девушки-оператора.
– Отравление… Да, я в этом уверен… Нет, не попытка самоубийства. Женщина примерно 65 лет и мужчина 40 лет… Да, я один из пострадавших.