Голос в трубке прозвучал будто издалека:
– Ваша заявка принята. «Скорая помощь» уже в дороге. Пожалуйста, оставайтесь у себя дома, не делайте попыток уйти.
Когда я разъединил вызов, Лора издала душераздирающий крик, от которого внутри у меня все заледенело. Все ее тело содрогалось в конвульсиях, лицо стало мертвенно-бледным. Зрелище оказалось настолько жестоким, что я почти забыл, что меня ждала точно такая же смерть. Лора выпила две чашки чая и весила килограмм на двадцать меньше меня. Вполне логично, что у меня еще не появились те же самые симптомы…
Совершенно сбитый с толку, я заметил на столе два листа бумаги, лежащие на видном месте.
Меня зовут Лора Бесс Гамильтон. Это признание в убийстве, которое я совершила 23 января 1959 года. Я убила Элизабет Бадина.
Я поспешно пробежал глазами признание Лоры. Здесь рассказывалось обо всем: связь с моей матерью, ночь убийства, роль, которую сыграл во всем этом ее брат… В конце даже стояла дата, прямо над подписью: 8 сентября 1998-го. Иначе говоря, Лора приготовила это признание в тот самый день, когда я пришел к ней. Судя по всему, она положила листок на стол, зайдя сюда за альбомом и захватив яд.
Внезапно я ощутил в основании шеи неприятное неравномерное пульсирование. Мгновением позже череп мой пронзила ужасная боль. Я со стоном сжал голову руками. Яд начинал действовать. Я просто не мог умереть так глупо. Я снова подумал об Эбби, о нашем ребенке, о новой жизни, которая меня ожидает…
Лежа на диване, Лора перестала поскуливать. Тело ее расслабилось. Теперь казалось, будто она дремлет, находясь на полпути между сном и бодрствованием. Мне следовало бы ненавидеть эту женщину за все зло, которое она мне причинила, но тем не менее мне совсем не хотелось видеть, как она умирает. Встав на колени перед диваном, я взял ее за руку.
– «Скорая» уже едет. Держитесь, Лора.
Боль снова хлынула мне в голову, но тотчас же мускулы сжались, как если бы через мое тело пропустили электрический разряд. Ощущение было кошмарным. Примерно минуту я корчился на полу, пока мои конечности не расслабились. Я совершенно изнемогал.
Подняв голову, я увидел Лору, безуспешно пытающуюся вдохнуть воздух, который тело отказывалось ей дать. Ее глаза сделались бледными и какими-то стеклянными. Широко открытый рот выглядел будто большая черная дыра внизу ее лица.
Я сделал усилие, чтобы встать и пересечь гостиную, согнувшись почти вдвое. В коридоре мне, чтобы сохранить равновесие, пришлось опереться на стену. У меня оставалось достаточно сил, чтобы выйти из дома. Оказавшись на лестничной площадке, я буквально рухнул на нее.
Уличный воздух показался мне разреженным. Мне было трудно дышать, как если бы мои легкие начали покрываться пленкой. Резкий звук моего собственного дыхания отдавался у меня в ушах. Вынув телефон, я набрал номер Эбби – может быть, это последнее, что мне удастся сделать. Мне надо было поговорить с ней еще раз.
В конце второго звонка из-за нового спазма я выпустил мобильник из руки. Из моей груди начало вырываться пыхтение. Ноздри и горло были словно забиты, я был больше не в состоянии даже проглотить слюну.
Мне показалось, что я слышу, как телефон повторяет мое имя. Голос Эбби… Я больше не один. Она со мной, и это единственное, что теперь имеет значение.
Когда я услышал, что прибыла «скорая помощь», все тело было полностью парализовано. Я едва мог дышать.
Два склонившихся надо мной смутных силуэта: это было последнее, что я видел, прежде чем потерял сознание.
10
Под неестественные смешки публики Джей Лено[100] разглагольствовал в своем кабинете перед двумя старлетками модной мыльной оперы. Я переключил на MTV, где передавали последний клип группы «Оазис». В фантастических декорациях струнный оркестр играл перед девушкой, окруженной множеством зонтиков.
– Тук-тук… Вы тут, Бадина?
Дверь палаты открылась. Я выключил звук с помощью пульта. В дверях появился Хэтэуэй в своей гавайской рубашке и с выбритыми щеками. По его красным глазам я понял, что он всю ночь не сомкнул глаз.
– Вы даже не принесли мне цветов? – попытался я заставить себя пошутить.
– Если бы я знал, что в этой больнице такие хорошенькие медсестрички, клянусь, я бы взял с собой целую охапку.
Детектив придвинул к моей кровати единственное кресло. Я поправил подушку у себя за спиной, чтобы немного выпрямиться.
– Как дела, киношник?
– Хорошо. Они хотят задержать меня до вечера, чтобы быть уверенными, что нет никаких осложнений…
– Ну вы меня и напугали! Стрихнин, кажется?
Я кивнул.
– Если бы мне тогда захотелось выпить вторую чашку чая, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Видите ли, вы были правы, придерживаясь скотча.
– Где она только нашла это дерьмо? Это же не продается в аптеке на углу!
Чтобы подумать над этим вопросом, времени у меня было более чем достаточно.
– Должно быть, Лора раздобыла этот яд очень давно, чтобы обеспечить себя запасным выходом… По-моему, она допускала мысль, что однажды ее разоблачат. Она не дала бы себя арестовать, можете мне поверить. Со времени моего первого визита она, должно быть, держалась настороже.
Хэтэуэй покачал головой и похлопал ладонью по подлокотнику кресла.
– Что вам взбрело в голову отправиться к ней во второй раз, никого не предупредив? Почему вы не сообщили мне о том, что удалось разузнать?
– Я и предположить не мог, что она могла убить мою мать… До самого конца я надеялся, что у нее будет какое-то другое объяснение.
– Они действительно ничего не смогли для нее сделать?
– Она умерла по дороге в больницу. И я думаю, что так лучше.
Я опустил глаза. Должно быть, детектив почувствовал, что у меня нет ни малейшего желания снова переживать эпизод, который едва не стоил мне жизни. Немного помолчав, он повернул голову к немому телевизору.
– Видели новости? Со вчерашнего дня вы стали настоящей звездой.
– Кажется… Ну, вот наше расследование и закончено…
– Похоже, что так, – произнес он немного грустно. – Во всяком случае, вы были на высоте. Из вас получился бы хороший полицейский.
– Вы хорошо знаете, что без вашей помощи я бы ничего не добился.
– Полицейские к вам не слишком цеплялись?
– Нет, к счастью, Лора все изложила в письменном виде. Это должно облегчить им работу.
– Я в курсе этого письма. На самом деле, едва я вышел из комиссариата, как мне все рассказали. Признания… лучшего и желать невозможно.
– Завтра они должны снова меня допросить: удовольствие, конечно, ниже среднего, но я хорошо знаю, что через это надо пройти.
– Как вы поняли, что это Лора?
– Вы не ходите в кино, Хэтэуэй, вы не смогли бы понять…
– Что еще за ерунда?
– Я вам все объясню, но чуть позже, хорошо?
Я взял пульт, чтобы выключить телевизор. Часы, проведенные в этой комнате, дали мне возможность поразмышлять над белыми пятнами нашего расследования. Я знал, что отступать уже некуда.
– Есть кое-что, о чем я не говорил полицейским…
Детектив скользнул по мне беспокойным взглядом.
– А?
– Грабеж, угроза, тень, которая шпионила и преследовала меня… Об этом я ничего им не сказал, можете не беспокоиться.
– Почему это я могу не беспокоиться?
– У меня нет никакого желания вас компрометировать, Хэтэуэй, но вам самое время дать мне объяснения. Вы с самого начала водите меня за нос… Вы заранее знали, что я приду к вам в офис и буду пытаться нанять вас. Если вам когда-нибудь надоест быть частным детективом, в Голливуде вас ждет прекрасная артистическая карьера!
Он вздохнул и скукожился в своем кресле.
– Послушайте, Бадина…
– Нет, это вы меня послушайте! Какую роль вы на самом деле сыграли в этой истории? Как давно вы знакомы с Сэмюэлем Кроуфордом? Сколько времени вы в сговоре с моим отцом?
11
Нью-Йорк, неделю спустя
Такси довезло нас до музея «Метрополитен», к киоскам с хот-догами. Подняв глаза на фасад здания, на верхнюю площадку большой лестницы, я почувствовал, как мое сердце забилось быстрее. Целую ночь я провел, представляя себе это мгновение, а теперь, когда оно наступило, я больше не был уверен, что у меня хватит смелости встретить его.
– Ты точно не хочешь, чтобы я тебя сопровождала?
Я взял Эбби за руку.
– Нет, я должен пойти туда один. Лучше не отпускай такси.
– Я уже большая девочка… и мне хочется немного пройтись.
– Береги себя.
– Я беременна шесть недель! – рассмеявшись, возразила она. – Тебе не кажется, что ты немного драматизируешь?
– Драматизируешь… это моя профессия, не так ли?
– Значит, до скорой встречи? Мы могли бы поужинать в «Киприани»…
– Прекрасная мысль. Я позвоню тебе, как только выйду.
Мы поцеловались. Я довольно долго смотрел, как она удаляется по 5-й авеню, стараясь как можно дальше отодвинуть финал этой истории.
Холл музея был черен от толпы народа. Огромные купола над головой заставляли чувствовать, что я вдруг уменьшился. Я считал, что для такой встречи это место слишком торжественное, и предпочел бы что-нибудь поскромнее – парк или кафе, – но у меня действительно не было выбора.
Купив билет и взглянув на план, я поднялся на второй этаж, в раздел музея, посвященный странам Азии. Мне пришлось пересечь пять или шесть залов, прежде чем я увидел Кроуфорда. Он неподвижно сидел на скамейке, разглядывая находящиеся перед ним экспонаты, и не заметил моего присутствия, пока я не подошел совсем близко. Он повернулся ко мне и грустно улыбнулся. Я увидел, что лицо у него еще более утомленное, чем на следующий день после смерти Харриса.
Посмотрев прямо перед собой, я понял, почему он выбрал для нашей встречи именно этот зал. «Большая волна в Канагаве» Хокусаи… Картина удивила меня своим крохотным размером: она была меньше, чем та репродукция, которая висела у меня в доме. Хоть я и часто посещал этот музей, но никогда не обращал на нее внимания. Честно говоря, я даже не знал, что в музее есть вариант. «Берег надежнее, но я люблю бороться с волнами»…