Эта мысль пришла мне в голову по дороге на нашу новую квартиру, которую мы наняли по возвращении с побережья. Чтобы никого не беспокоить, я отпер двери своим ключом. В передней горел свет. Я тихо прошел в свою рабочую комнату, дабы сделать необходимые приготовления перед встречей с графом, прежде чем у Лоры или Мэриан появятся хоть малейшие подозрения относительно моих намерений.
Письмо Песке представлялось мне наиболее верной мерой предосторожности, которую я мог предпринять в сложившихся обстоятельствах. Я написал ему:
«Человек, которого я показал Вам в театре, является членом Братства. Он изменил ему. Немедленно удостоверьтесь в справедливости этих двух фактов. Вы знаете, под каким именем он живет в Англии. Адрес его: дом № 5 по Форест-Роуд, Сент-Джонс-Вуд. Во имя любви, которую Вы ко мне питали, употребите власть, которой Вы облечены, чтобы без отлагательств и без пощады покарать этого человека. Я рискнул всем – и потерял все. За это я поплатился жизнью».
Поставив под этими строками свою подпись, я вложил письмо в конверт и запечатал его. На конверте я написал: «Не распечатывать до девяти часов утра. Если до этого часа Вы не получите известий от меня или не увидите меня самого, сломайте печать, когда часы пробьют девять, и прочитайте письмо». Под этим я поставил свои инициалы и для пущей верности вложил письмо в другой конверт, надписав на нем адрес Пески.
Теперь мне оставалось только найти способ немедленно отослать письмо по адресу. Отправив его, я сделал бы все, что было в моих силах. Если со мной что-нибудь случится в доме графа, я был уверен, он заплатит за это своей жизнью.
Я ни минуты не сомневался, что Песка, если бы он того захотел, имел возможность при любых обстоятельствах предотвратить бегство графа. В этом меня убеждало настоятельное нежелание Пески что-либо знать о графе или, иными словами, его горячее желание оправдать в моих глазах свою кажущуюся пассивность. Мне было ясно, что Песка располагал средствами совершить страшную кару Братства, но, будучи человеколюбивым по природе своей, он не хотел признаться мне в этом. О том, что иностранные политические организации всегда карают изменников, где бы они ни скрывались, было слишком хорошо известно даже мне, человеку, совершенно неискушенному в этих делах. В лондонских и парижских газетах мне часто попадались сообщения об убитых иностранцах, чьи тела или части тел вылавливали из Темзы или Сены, причем убийцы их бесследно исчезали и никогда не были обнаружены. Я ничего не скрыл о себе на этих страницах, не умолчу также и о своей уверенности, что своим сообщением я подписывал смертный приговор графу Фоско, если бы меня постигло несчастье, в результате которого Песка вскрыл бы конверт.
Я вышел из комнаты и спустился на нижний этаж поговорить с хозяином дома, чтобы он нашел для меня посыльного. В это время он как раз поднимался по лестнице, и мы встретились на площадке. Услышав, что мне нужно, он предложил мне в посыльные своего сына, проворного мальчишку. Мы позвали его сына наверх, и я дал мальчику необходимые указания. Он должен был отвезти письмо в кебе, передать его профессору Песке лично в руки и доставить мне обратно расписку этого джентльмена в получении моего письма. Вернувшись, мальчик должен был оставить кеб у дверей, чтобы я мог сразу же уехать в нем. Было около половины одиннадцатого. Я высчитал, что мальчик вернется минут через двенадцать и еще минут через двадцать после его возвращения я смогу оказаться в Сент-Джонс-Вуде.
Когда мальчик отправился выполнять мое поручение, я вернулся к себе в комнату привести в порядок некоторые бумаги на случай, чтобы их легко было найти, если со мной произойдет худшее. Ключ от старомодного бюро, в котором хранились документы, я запечатал в конверт и оставил на столе, надписав на пакете имя Мэриан. Покончив с этим, я спустился в нашу гостиную, где надеялся застать Лору и Мэриан, ожидающих моего возвращения из Оперы. Открывая дверь в гостиную, я почувствовал, что рука моя дрожит.
В комнате была только Мэриан. Она читала и при виде меня с удивлением взглянула на часы.
– Как вы рано! – сказала она. – Вы, должно быть, ушли из Оперы, не дождавшись конца представления?
– Да, – отвечал я, – мы с Пеской не дождались конца. А где Лора?
– Вечером у нее заболела голова, и я посоветовала ей лечь спать сразу же после чая.
Я снова вышел из комнаты под тем предлогом, что хочу посмотреть, заснула ли Лора. Проницательные глаза Мэриан начали пытливо вглядываться в мое лицо, – по-видимому, она инстинктивно почувствовала, что я что-то замыслил.
Когда я вошел в спальню и при тусклом мерцании ночника подошел к постели, моя жена спала.
Еще не прошло и месяца с того дня, как мы обвенчались. Если у меня было тяжко на сердце, если моя решимость снова поколебалась на миг, когда я увидел ее лицо, доверчиво повернутое во сне в сторону моей подушки, когда я увидел, как ее открытая ладонь покоится на одеяле, будто ожидая прикосновения моей руки, – конечно, я заслуживал некоторого снисхождения? Я задержался на несколько минут, чтобы встать на колени у ее постели и поглядеть на нее поближе – так близко, что дыхание ее коснулось моего лица. На прощание я только тихо дотронулся губами до ее руки. И щечки. Она пошевелилась во сне и прошептала мое имя, но не проснулась. На мгновение я остановился в дверях, чтобы еще раз поглядеть на нее.
– Господь да благословит и сохранит тебя, моя дорогая! – прошептал я и вышел из спальни.
Мэриан ждала меня на лестнице. В руках она держала сложенный лист бумаги.
– Сын хозяина привез это для вас, – сказала она. – Кеб стоит у дверей, мальчик сказал, что вы приказали держать экипаж наготове.
– Совершенно верно, Мэриан. Кеб понадобится мне – я собираюсь снова отлучиться.
Спустившись в гостиную, я прочел записку при свете настольной лампы. В ней рукой Пески было написано всего два предложения:
Ваше письмо получено. Если в назначенное время я не увижу Вас или не получу от Вас известий, то с боем часов я сломаю печать.
Я положил записку в карман и направился к двери. У порога Мэриан преградила мне путь и легонько толкнула меня обратно в комнату, где мое лицо осветила зажженная свеча. Мэриан обеими руками схватила меня за плечи и устремила на меня испытующий взгляд.
– Я понимаю, – проговорила она энергичным шепотом, – сегодня вы собираетесь прибегнуть к последнему средству.
– Да. Последнему и, надеюсь, самому верному, – шепнул я ей в ответ.
– Но не один! О Уолтер, ради бога, не один! Позвольте мне поехать с вами. Не отказывайте мне потому только, что я женщина! Я должна ехать! Я поеду! Я буду ждать вас в кебе!
Теперь наступила моя очередь остановить ее. Она попыталась вырваться и подойти к двери первая.
– Если вы хотите помочь мне, – сказал я, – оставайтесь здесь и ложитесь сегодня спать в спальне моей жены. Просто дайте мне уехать спокойным относительно Лоры, и я ручаюсь за все остальное. Поцелуйте меня, Мэриан, и докажите, что у вас достанет мужества ждать, пока я не вернусь.
Я не осмелился дать ей возможность сказать еще хоть слово. Она снова стала бы пытаться удержать меня. Я высвободился из ее рук и выбежал из комнаты. Мальчик, находившийся внизу, услышал мои шаги на лестнице и распахнул передо мной входную дверь. Я вскочил в кеб прежде, чем кучер успел влезть на козлы.
– Форест-Роуд, Сент-Джонс-Вуд! – крикнул я ему через окно. – Плачу вдвое, если доставишь меня туда за четверть часа!
– Постараюсь, сэр!
Я взглянул на часы. Одиннадцать часов. Теперь дорога каждая минута.
Стремительное движение кеба, сознание, что каждая секунда приближает меня к графу, что я наконец могу беспрепятственно отважиться на это рискованное предприятие, – все это так взвинтило мое лихорадочное возбуждение, что я беспрестанно понуждал кебмена ехать быстрей и быстрей. Когда мы оставили позади улицы и повернули на дорогу, ведущую в Сент-Джонс-Вуд, нетерпение настолько овладело мной, что я встал со своего места и высунул голову из окна кеба, чтобы посмотреть, скоро ли мы прибудем на место. Где-то в отдалении часы гулко пробили четверть двенадцатого, когда мы повернули на Форест-Роуд. Я велел остановить кеб неподалеку от резиденции графа, расплатился с кебменом и поспешно зашагал к дому.
Когда я подходил к садовой калитке, я увидел какого-то человека, приближавшегося к дому графа с противоположной стороны. Мы встретились под газовым фонарем и посмотрели друг на друга. Я сразу же узнал в нем светловолосого иностранца со шрамом на щеке; мне показалось, что и он узнал меня. Он не произнес ни слова и, вместо того чтобы остановиться перед домом, как сделал это я, медленно прошел дальше. Случайно ли оказался он на Форест-Роуд? Или он проследил за графом от Оперы до самого дома?
Мне было некогда об этом размышлять. Подождав немного, пока незнакомец не скроется из виду, я позвонил в колокольчик. Было двадцать минут двенадцатого – довольно поздно, чтобы граф мог легко отделаться от меня под тем предлогом, что он будто бы уже лег спать.
Единственный способ предупредить подобную вероятность отказа принять меня: минуя все предварительные расспросы, сообщить ему мое имя и в то же время постараться дать ему знать, что у меня есть серьезные причины для неотлагательного визита в столь поздний час. Поэтому я вынул из визитницы свою карточку и написал внизу, под своим именем: «По важному делу». Когда я дописывал карандашом последнее слово, горничная открыла передо мной калитку и недоверчиво спросила, что мне угодно.
– Окажите, пожалуйста, любезность, передайте это вашему господину, – ответил я, вручая ей свою визитную карточку.
По нерешительности служанки я тотчас понял, что, если бы я первым делом поинтересовался, дома ли граф, она бы выполнила заранее полученное указание и ответила бы мне, что его нет. Уверенность, с которой я вручил ей мою карточку, сбила ее с толку. Поглядев на меня в крайнем замешательстве, она пошла к дому, затворив за собой калитку и оставив меня ждать в палисаднике.