По всей вероятности, он ведет переписку с разными лицами на континенте: на адресованных ему письмах – самые разнообразные марки. Сегодня утром я видела письмо с большой государственной печатью, которое ожидало графа у его прибора на столе, накрытом к завтраку. Может быть, граф состоит в переписке со своим правительством? Однако подобное предположение не согласуется с другой моей идеей о том, что он, возможно, является политическим изгнанником.
Как много я написала о графе Фоско! А каков итог? – спросил бы меня со свойственным себе невозмутимым деловым видом наш бедный, славный мистер Гилмор. Могу только повторить, что даже при столь недолгом знакомстве я чувствую какое-то странное, почти невольное расположение к графу. Он как будто приобрел надо мной влияние, подобное тому, какое, по-видимому, имеет на сэра Персиваля. Сэр Персиваль – для меня это совершенно ясно, – хоть иногда и обращается со своим толстым другом вольно, а подчас даже грубо, все-таки боится серьезно обидеть графа. Не того ли боюсь и я? Во всяком случае, за всю свою жизнь я не встречала ни одного мужчины, которого с бо́льшим огорчением увидела бы своим врагом. Оттого ли, что он мне нравится, или оттого, что я боюсь его? Chi sa? – как сказал бы граф Фоско на своем родном языке. Кто знает?
16 июня
Сегодня мне есть что записать в мой дневник, помимо моих собственных идей и впечатлений. Утром приехал гость, совершенно незнакомый для нас с Лорой и, по всей видимости, совершенно неожиданный для сэра Персиваля.
Мы все завтракали в комнате с новомодными французскими окнами, открывающимися, как двери, на террасу, и граф, пожиравший пирожные с аппетитом, который встретишь разве что у юных школьниц, только что рассмешил нас, попросив с самым серьезным видом передать ему четвертое пирожное, когда в столовую вошел слуга с докладом о посетителе:
– Прибыл мистер Мерример, сэр Персиваль, он желает видеть вас немедленно.
Сэр Персиваль вздрогнул и посмотрел на слугу с сердитым беспокойством.
– Мистер Мерримен! – повторил он, словно не веря собственным ушам.
– Да, сэр Персиваль. Мистер Мерримен из Лондона.
– Где он?
– В библиотеке, сэр Персиваль.
Он вышел из-за стола, едва успел прозвучать последний ответ, и поспешно покинул столовую, не сказав нам ни слова.
– Кто этот мистер Мерримен? – спросила Лора, обращаясь ко мне.
– Не имею ни малейшего представления, – вот все, что я могла сказать ей в ответ.
Граф доел очередное пирожное и отошел к небольшому столику, чтобы проведать своего злобного какаду. С птицей на плече он повернулся к нам.
– Мистер Мерримен – поверенный сэра Персиваля, – произнес он спокойно.
Поверенный сэра Персиваля. Это был совершенно прямой ответ на вопрос Лоры, и тем не менее в сложившихся обстоятельствах он не удовлетворил нас. Если бы сэр Персиваль посылал за мистером Меррименом, не было бы ничего удивительного в том, что он покинул город, дабы исполнить просьбу своего клиента. Но когда поверенный приезжает из Лондона в Хэмпшир без вызова и когда его визит серьезно озадачивает его клиента, можно ни на секунду не сомневаться в том, что этот посетитель привез какие-то крайне важные и крайне неожиданные известия, которые могут оказаться как очень хорошими, так и очень плохими, но, безусловно, будут из ряда вон выходящими.
Лора и я молча просидели за столом еще с четверть часа, беспокоясь и поджидая скорого возвращения сэра Персиваля. Он все не приходил, и мы встали, чтобы уйти.
Граф, неизменно предупредительный, направился к нам из глубины комнаты со своим какаду на плече, дабы распахнуть перед нами двери. Лора и мадам Фоско вышли первыми. В тот момент, когда я собиралась последовать за ними, граф подал мне знак и произнес с каким-то странным видом:
– Да, – он словно отвечал на незаданный вопрос, мучивший меня в эту минуту, – да, мисс Холкомб, что-то случилось.
Я было хотела сказать, что ни о чем его не спрашивала, как злобный какаду графа замахал своими подрезанными крыльями и издал такой крик, что нервы мои не выдержали, и я только обрадовалась возможности немедленно покинуть комнату.
У лестницы я догнала Лору. Ее беспокоила та же мысль, что тревожила и меня, догадавшись о которой так поразил меня граф Фоско, так что, когда Лора заговорила, ее слова прозвучали, словно эхо его слов. Она тихонько шепнула мне, что боится, что что-то случилось.
16 июня
Я должна добавить еще несколько строк к описанию сегодняшнего дня, прежде чем лечь спать.
Часа через два после того, как сэр Персиваль покинул столовую, дабы принять в библиотеке своего поверенного мистера Мерримена, я покинула мою комнату с целью прогуляться по парку. Когда я почти спустилась по лестнице, дверь библиотеки открылась и оттуда вышли два джентльмена. Не желая обеспокоить их своим появлением, я решила помедлить со спуском, пока они не пройдут через холл. И хотя мужчины разговаривали друг с другом приглушенными голосами, их слова звучали довольно отчетливо, чтобы я могла их расслышать.
– Успокойтесь, сэр Персиваль, – сказал поверенный. – Все будет зависеть от леди Глайд.
Я собралась было на минуту-другую вернуться в свою комнату, но имя Лоры, сорвавшееся с уст незнакомца, остановило меня.
Подслушивать, конечно, скверно и постыдно, но найдется ли на земле хоть одна женщина, которая в своих поступках руководствовалась бы исключительно абстрактными принципами чести, когда эти принципы указывают в одну сторону, а ее привязанность и заинтересованность, вытекающая из нее, – в противоположную?
Итак, я стала подслушивать и призна́юсь, что при подобных обстоятельствах сделала бы это снова, – да! даже приложившись ухом к замочной скважине, если бы пришлось.
– Вы понимаете, сэр Персиваль, – продолжал поверенный, – леди Глайд должна подписаться в присутствии свидетеля – или двух свидетелей, если вы желаете принять особые предосторожности, – а потом скрепить документ своей печатью и произнести вслух: «Делаю это в здравом уме и твердой памяти». Если все будет улажено на этой неделе, ваши дела устроятся самым прекрасным образом и беспокоиться будет не о чем. Если же нет…
– Что вы хотите сказать этим вашим «если же нет»? – спросил сэр Персиваль сердито. – Если это должно быть сделано, так и будет. Даю вам слово, мистер Мерримен.
– Да, все верно, сэр Персиваль, все верно. Однако любое дело может разрешиться двояко, и мы, юристы, предпочитаем предусматривать оба исхода. Если в силу каких-либо непредвиденных обстоятельств эти приготовления не завершить, полагаю, мне получится уговорить их не предъявлять векселя еще три месяца. Но откуда мы достанем денег, когда истечет и этот срок?..
– К черту векселя! Деньги можно достать только одним способом, и, повторяю еще раз, этим способом я их и достану. Выпейте бокал вина на дорогу, Мерримен.
– Премного благодарен, сэр Персиваль, я не могу терять ни минуты, если хочу успеть на поезд. Вы дадите мне знать, как только уладите это дело? И не забудете того, о чем я вас предостерег?..
– Разумеется, не забуду. У дверей вас ждет двуколка. Мой грум вмиг домчит вас до станции. Бенджамин, скачи что есть духу! Садитесь же. Если мистер Мерримен не поспеет к поезду, ты лишишься места. Держитесь крепче, Мерримен, и, если двуколка опрокинется, будьте уверены, дьявол спасет своего подручного! – С этим прощальным благословением баронет вернулся в холл и направился в библиотеку.
Я услышала не так уж много, но то немногое, что долетело до моих ушей, чрезвычайно встревожило меня. Что-то случилось, и это что-то со всей очевидностью было связано с серьезным денежным затруднением, помочь в разрешении которого сэру Персивалю могла только Лора. Перспектива увидеть ее вовлеченной в тайные махинации мужа повергла меня в ужас, без сомнения преувеличенный моей неопытностью в деловых вопросах и укрепившимся недоверием к сэру Персивалю. Отказавшись от своего намерения пойти прогуляться, я немедленно направилась в комнату Лоры, чтобы рассказать ей обо всем услышанном.
Меня удивило, с каким спокойствием она выслушала мои дурные новости. По всей видимости, о характере и делах своего мужа она знала больше, чем я предполагала до сих пор.
– Этого я и боялась, – сказала она, – когда нам сообщили о незнакомце, который спрашивал сэра Персиваля и отказался назвать свое имя.
– Кто, по-твоему, это был? – спросила я.
– Кто-то, у кого есть серьезные претензии к сэру Персивалю, – ответила она, – и кто стал причиной сегодняшнего визита мистера Мерримена.
– Тебе что-то известно об этих претензиях?
– Нет, я не знаю никаких подробностей.
– Лора, ты же ничего не подпишешь, не прочитав прежде?
– Конечно нет, Мэриан. Я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы помочь ему, но при этом не причинив никому вреда и не поступившись собственной честью, – сделаю ради того, чтобы мы с тобой, моя дорогая, могли в дальнейшем жить спокойно и счастливо. Но я не подпишу ничего, не понимая сути подписываемых бумаг, дабы впоследствии нам с тобой не пришлось сгорать со стыда за содеянное. Давай не будем больше говорить об этом. Ты в шляпе – пойдем помечтаем в саду?
Выйдя из дому, мы направились к ближайшей тенистой аллее.
Проходя под деревьями, высаженными перед домом, мы увидели на лужайке графа Фоско, медленно прогуливавшегося по травке под палящими лучами жаркого послеполуденного июньского солнца. На графе была соломенная шляпа с широкими полями и фиолетовой ленточкой на тулье. Голубая блуза, богато расшитая на груди, облегала его огромное тело и там, где когда-то находилась талия графа, была перехвачена широким красным сафьяновым поясом. Шаровары из нанки вокруг щиколоток украшала еще более роскошная, чем на блузе, вышивка, а завершали великолепие костюма графа восточные сафьяновые туфли пурпурного цвета. Он распевал знаменитую арию Фигаро из «Севильского цирюльника», демонстрируя такую мастерскую подвижную вокализацию, которую можно услышать исключительно в исполнении итальянцев. Граф аккомпанировал себе на концертино