инает с насмешкой ли или с угрозой о моем признании, которое я сделала в твоем присутствии. Я не могу воспрепятствовать ему строить свои собственные ужасные предположения, основываясь на моем признании. Я не могу заставить его поверить мне или, по крайней мере, молчать. Ты, кажется, удивилась сегодня, когда услышала, как он сказал мне, что я вышла за него замуж по необходимости. Не удивляйся же, если снова услышишь, как он повторит эти слова, рассердившись на меня за что-либо… О Мэриан, не надо! Перестань, ты делаешь мне больно!
Я обвила ее руками. Меня терзали угрызения совести, отчего я сжимала ее, словно в тисках. Да, угрызения совести! Бледное от отчаяния лицо Уолтера, когда мои жестокие слова, сказанные в беседке в Лиммеридже, пронзили его в самое сердце, всплыло передо мной с немым, нестерпимым упреком. Именно моя рука указала путь, который увел человека, любимого моей сестрой, от его родины и его друзей. Я встала между этими юными сердцами, встала, для того чтобы разлучить их навсегда. Отныне и навеки их разбитые жизни свидетельствуют о содеянном мной. Я сделала это, и сделала ради блага сэра Персиваля.
Ради блага сэра Персиваля.
Я слышала, как она заговорила со мной. По звучанию ее голоса я поняла, что она меня утешает, – меня, которая не заслуживала ничего, кроме ее осуждающего молчания! Я не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы совладать со всепоглощающим горем собственных размышлений. В себя я пришла от ее поцелуя, и затем, когда мои глаза вновь стали воспринимать окружающую действительность, я осознала, что смотрю прямо перед собой, на озеро.
– Уже поздно, – прошептала Лора. – В парке скоро будет совсем темно. – Она пожала мою руку и повторила: – Мэриан, в парке скоро будет совсем темно.
– Дай мне еще минуту, чтобы прийти в себя, – сказала я.
Я боялась взглянуть на нее, боялась расплакаться и потому не сводила глаз с озера.
Было поздно. Темная полоса деревьев, парящих в небе, растаяла в сгустившихся сумерках. Туман, опустившийся на озеро, незаметно разросся и надвигался на нас. В округе стояла безмолвная тишина, но она больше не пугала – было в ней что-то торжественно-таинственное.
– Мы далеко от дома, – прошептала Лора. – Пойдем назад.
Она внезапно умолкла и, отвернувшись от меня, устремила взгляд ко входу в лодочный сарай.
– Мэриан, – проговорила она, сильно вздрогнув, – ты ничего не видишь? Посмотри же!
– Куда?
– Вон там, внизу.
Взгляд моих глаз устремился в ту сторону, куда Лора указывала рукой, и тогда я тоже увидела.
Вдалеке на поросшей вереском пустоши кто-то продвигался сквозь туман. Человек остановился прямо напротив нас, постоял немного и медленно зашагал дальше в окружении белого тумана, пока не растаял в нем.
Мы обе были потрясены и совершенно измучены событиями этого вечера. Прошло несколько минут, прежде чем Лора отважилась войти в парк, а я – собралась с духом, чтобы последовать за ней.
– Это был мужчина или женщина? – спросила Лора шепотом, когда мы наконец вышли из лодочного сарая и вдохнули влажный вечерний воздух.
– Не знаю.
– А как ты думаешь?
– Мне показалось, что это женщина.
– А мне, что это мужчина в длинном плаще.
– Возможно, это был и мужчина. В сумерках так легко ошибиться.
– Постой, Мэриан! Мне так страшно… Я не вижу тропинки… А что, если этот человек идет за нами?
– Вряд ли, Лора. Нам совершенно не о чем тревожиться. Озеро находится неподалеку от деревни, и ее жители могут свободно прогуливаться к нему в любое время дня и ночи. Удивительно только, что до сих пор мы не встречали там ни одной живой души.
Мы шли через парк. Было очень темно – так темно, что мы с трудом различали тропинку. Я взяла Лору за руку, и мы пошли еще быстрее.
Не прошли мы и половины пути, как Лора остановилась сама и остановила меня. Она прислушалась.
– Тише, – прошептала она. – Я слышу какой-то шорох у нас за спиной.
– Это сухие листья, – сказала я, чтобы успокоить ее, – или ветка упала с дерева.
– Но сейчас лето, Мэриан, и совсем нет ветра. Послушай!
И я услышала тоже – звук, похожий на чьи-то легкие шаги, словно за нами кто-то шел.
– Кто бы это ни был, – сказала я, – пойдем скорее. Через минуту-другую мы окажемся рядом с домом, а там, если нам будет что-то угрожать, нас уже услышат.
Мы зашагали вперед так быстро, что, когда мы вышли из парка и увидели освещенные окна дома, Лора совсем запыхалась.
Я остановилась, чтобы дать ей время перевести дыхание. Только мы хотели снова продолжить путь, как Лора опять остановила меня и сделала знак рукой, чтобы я еще раз прислушалась. Мы обе явственно различили чей-то тяжелый вздох, донесшийся до нас из сумрачного парка.
– Кто там? – окликнула я.
Никто не отозвался.
– Кто там? – окликнула я снова.
После мгновения полнейшей тишины мы снова услышали звук чьих-то легких шагов: они удалялись от нас все дальше и дальше, пока наконец не слились со звуками наступающей ночи.
Мы поспешили выйти на открытую лужайку перед домом, быстро пересекли ее и, не обмолвившись больше ни словом, подошли к дому.
В холле, при свете ламп, Лора, бледная и испуганная, устремила на меня взгляд.
– Я чуть не умерла от страха, – сказала она. – Кто же это мог быть?
– Мы постараемся разузнать это завтра, – ответила я. – Пока же никому ничего не говори о том, что мы видели и слышали.
– Почему?
– Потому что молчание для нас более безопасно, а нам так нужна безопасность в этом доме.
Я без промедления отослала Лору наверх, а сама подождала с минуту, сняла шляпку, пригладила волосы и под предлогом, что хочу взять какую-нибудь книгу, направилась в библиотеку, чтобы для начала осмотреться там.
В библиотеке я нашла графа, который расположился на самом широком во всем доме кресле, сидя в котором он мирно курил и читал, положив ноги на оттоманку; его галстук лежал у него на коленях, а ворот рубашки был расстегнут. Мадам Фоско, как послушное дитя, сидела на скамеечке возле него и скручивала ему сигарки. Было совершенно очевидно, что ни муж, ни жена никуда этим вечером не выходили. Увидев их, я тотчас поняла, что цель моего визита в библиотеку достигнута.
При моем появлении граф Фоско вежливо встал со своего места и в смущении снова завязал галстук.
– Прошу вас, не беспокойтесь, – сказала я. – Я зашла, только чтобы взять книгу.
– Все несчастные мужчины моих размеров страдают от жары, – сказал граф, обмахиваясь большим зеленым веером. – Хотел бы я поменяться местами с моей превосходной супругой. Ей сейчас так же прохладно, как рыбке в пруду.
Графиня позволила себе проявить сердечность по отношению ко мне при этом странном сравнении.
– Мне никогда не бывает жарко, мисс Холкомб, – заметила она скромно, с видом женщины, признающейся в своих достоинствах.
– Вы с леди Глайд, кажется, ходили гулять? – спросил граф, пока я для виду брала с полки книгу.
– Да, мы выходили подышать свежим воздухом.
– Могу ли я поинтересоваться, куда вы ходили?
– К озеру. Мы дошли до лодочного сарая.
– А-а-а! До лодочного сарая?
При других обстоятельствах я, возможно, рассердилась бы на графа из-за проявленного им любопытства, но сейчас оно стало для меня лишним доказательством того, что ни граф, ни его жена не имели никакого отношения к таинственному явлению на озере.
– Больше никаких приключений, я надеюсь, сегодня вечером? – продолжал он. – И никаких находок вроде раненой собаки?
Он устремил на меня взгляд своих непроницаемых серых глаз с тем холодным, чистым, непреодолимым блеском, который всегда заставляет меня смотреть на него и в то же время всегда вызывает во мне чувство тревоги. В такие минуты во мне невольно пробуждается подозрение, что он читает мои мысли; так случилось и в этот раз.
– Нет, – сказала я отрывисто, – ни приключений, ни находок.
Я попыталась отвести от него глаза и уйти. Как это ни странно, едва ли бы мне удалось осуществить собственное намерение, если бы мне не помогла графиня Фоско, заставив его оглянуться.
– Граф, предложите мисс Холкомб сесть, – обратилась она к нему.
В ту минуту, когда граф отвернулся, чтобы придвинуть мне стул, я воспользовалась случаем, поблагодарила его, извинилась и выскользнула из комнаты.
Час спустя, когда к Лоре пришла служанка, чтобы помочь хозяйке раздеться перед сном, я, сославшись на духоту, следующим делом решила разузнать у нее, как провели вечер слуги.
– Вы, верно, измучились сегодня от жары? – спросила я.
– Нет, мисс, – ответила девушка, – мы ее, по правде говоря, не почувствовали.
– Должно быть, в таком случае вы ходили в парк?
– Мы было думали пойти туда, мисс, но кухарка сказала, что вынесет себе стул во двор и поставит в тенечке, к дверям кухни, и тогда мы все решили сделать то же самое.
Оставалось разузнать только, что делала вечером домоправительница.
– Миссис Майклсон уже легла спать? – осведомилась я.
– Не думаю, мисс, – ответила горничная с улыбкой. – Скорее она сейчас встает, а не ложится спать.
– Почему? Что вы хотите сказать? Разве миссис Майклсон спала днем?
– Нет, мисс, не совсем так, но нечто в этом роде. Она весь вечер продремала на диване у себя в комнате.
Исходя из того, что я самолично наблюдала в библиотеке, и того, что я услышала от горничной Лоры, – я невольно пришла к следующему умозаключению: мы не могли видеть на озере ни мадам Фоско, ни ее мужа, ни кого-либо из прислуги. Шаги, звук которых мы так явно различали у себя за спиной, не принадлежали никому из обитателей дома.
Но кто же в таком случае это мог быть?
Бесполезно вести дальнейшие расспросы. Я даже не могу с уверенностью сказать: мужчина это был или женщина. По-моему, все-таки женщина.
18 июня
Угрызения совести, так измучившие меня вечером после рассказа Лоры, вернулись, едва я осталась в одиночестве собственной комнаты, и долго не давали мне заснуть.