Оказавшись на подъездной дорожке перед домом, мы увидели двуколку, которую конюхи заводили на каретный двор. Сэр Персиваль только что вернулся. Он встретил нас у входной двери. Каковы бы ни были результаты его поездки, они не смягчили его дикий нрав.
– А, вот и вы, – сказал он, нахмурив брови. – Почему никого нет дома? Где леди Глайд?
Я сообщила ему о потерянной брошке и что Лора отправилась искать ее.
– Мне нет дела до ее брошек, – проворчал он угрюмо. – Хорошо бы она не забыла о нашей договоренности встретиться сегодня в библиотеке. Жду ее там через полчаса.
Я высвободила свою руку и медленно поднялась по ступенькам, ведущим в дом. Граф удостоил меня одним из своих великолепных поклонов, а затем весело обратился к продолжавшему хмуриться хозяину дома:
– Расскажите же, Персиваль, была ли ваша поездка приятной? Ваша красавица Рыжая Молли что, вконец устала?
– Черт побери эту Молли, как, впрочем, и поездку! Я хочу завтракать.
– А я хочу сначала поговорить с вами минут пять, Персиваль, – возразил ему в ответ граф. – Уделите мне эти пять минут для разговора, друг мой, здесь, на воздухе.
– Разговора о чем?
– О деле, которое касается вас непосредственно.
В холле я несколько замешкалась и потому услышала эти вопрос и ответ и увидела, как сэр Персиваль в нерешимости сердито сунул руки в карманы.
– Если вы снова хотите досаждать мне вашими треклятыми моральными принципами, – сказал он, – я не желаю вас слушать! Я хочу есть!
– Пойдемте поговорим, – повторил граф, нисколько не смущаясь грубыми словами своего друга.
Сэр Персиваль спустился от входной двери по ступенькам. Граф взял его под руку и тихонько отвел в сторону. Я нисколько не сомневалась в том, что «дело», упомянутое графом, имело отношение к подписи Лоры. Они, конечно же, говорили о Лоре и обо мне. От беспокойства у меня заныло сердце. По всей вероятности, для нас обеих было бы крайне важно знать, о чем именно в этот момент шла между ними речь, и, однако же, мне не представилось ни малейшей возможности расслышать хоть что-нибудь из их разговора.
Я бродила по дому, переходя из комнаты в комнату, со спрятанным на груди письмом от поверенного, которое я побоялась доверить защите замка и ключа, – это мучительное ожидание едва не свело меня с ума. Между тем Лора все еще не возвращалась, и я подумывала уже пойти поискать ее, но переживания и тревоги сегодняшнего утра настолько истощили мои силы, что дневная жара привела меня в совершеннейшее изнеможение, и после предпринятой попытки выйти из дому я была вынуждена вернуться в гостиную и прилечь на ближайшем диване, чтобы прийти в себя.
Едва я успела немного успокоиться, как дверь тихо приоткрылась и в гостиную заглянул граф.
– Тысяча извинений, мисс Холкомб, – сказал он, – я осмелился обеспокоить вас только потому, что принес приятное известие. Персиваль, который капризен во всем, как вы знаете, вдруг в самый последний момент вздумал переменить свое решение, так что вопрос с подписанием отложен до лучших времен. Это большое для всех нас облегчение, мисс Холкомб, как я с удовольствием вижу по вашему лицу. Прошу вас передать мое глубокое уважение и поздравления леди Глайд, когда будете сообщать ей об этой приятной перемене в обстоятельствах.
Он ушел раньше, чем я успела опомниться от удивления. Не было никакого сомнения, что эта поразительная перемена произошла в результате именно его влияния, что, узнав о моем вчерашнем письме в Лондон и ответе, полученном мной сегодня, граф счел возможным вмешаться в это дело, в чем, очевидно, и преуспел.
Я понимала все это, но мой разум, по всей вероятности истощенный треволнениями сегодняшнего утра в той же степени, что и тело, был не в состоянии задуматься ни над сомнительным настоящим, ни над пугающим будущим. Я снова попыталась отправиться на поиски Лоры, но голова моя кружилась, и ноги подкашивались. Мне не оставалось ничего другого, как против собственной воли вернуться к дивану.
Тишина в доме и негромкое жужжание насекомых за распахнутым окном убаюкали меня. Глаза мои закрылись, и мало-помалу я погрузилась в странное состояние: это было не бодрствование, поскольку я не сознавала ничего происходящего вокруг, но и не сон, поскольку я понимала свое состояние. Мое возбужденное воображение покинуло мое бренное тело, и в каком-то трансе или во сне наяву – не знаю, какое слово лучше подобрать, – я увидела Уолтера Хартрайта. Между тем я вовсе не думала о нем этим утром, не говорила о нем сегодня ничего, что касалось бы его прямо или косвенно, и Лора, и все же я видела его теперь так явственно, будто вернулись прежние времена и мы снова очутились в Лиммеридже.
Он явился мне в толпе других мужчин, чьих лиц я никак не могла разглядеть. Все они лежали на ступенях огромного разрушенного храма. Сквозь листву гигантских тропических деревьев, сплошь увитых лианами, за переплетением ветвей, виднелись отвратительные каменные идолы с усмешками на лицах. Окружавшие этот храм деревья закрывали собой небо, отбрасывая унылую тень на людей, расположившихся на ступенях. Белые испарения кружились и клубились над землей, словно дым, подбираясь к людям, окружая их и одного за другим удушая в своих объятиях. Жалость и страх за Уолтера развязали мне язык, и я умоляла его бежать. «Вернитесь! Вернитесь! – повторяла я. – Вспомните об обещании, которое вы дали ей и мне. Вернитесь к нам прежде, чем вас застигнет и умертвит, как и остальных, моровая язва!»
Он взглянул на меня с неземным спокойствием на лице. «Подождите, – сказал он, – я скоро вернусь. С той самой ночи, когда я повстречал на дороге женщину в белом, жизнь моя стала частью чьего-то плана, пока еще неведомого нам. Здесь ли, затерянный в этих диких дебрях, или там, где моя родина распахнет мне свои объятия, мне предназначено идти мрачной дорогой, которая ведет меня, вас и возлюбленную вашу сестру и любовь всей моей жизни к непостижимому возмездию и неизбежному концу. Ждите меня. Язва, сгубившая многих, минует меня».
Я снова увидела его. Он все еще был в лесу. Число его спутников сильно уменьшилось. Храм исчез, исчезли и идолы, а вместо них сквозь деревья проглядывались темные фигуры каких-то карликов, затаившихся в лесу в засаде; в руках они держали луки с натянутыми тетивами и изготовленными к стрельбе стрелами. И снова я испугалась за Уолтера и вскрикнула, чтобы предупредить его об опасности. И снова он посмотрел на меня, все с тем же спокойствием на лице. «Еще один шаг на мрачном пути, – сказал он. – Ждите меня. Стрелы, сразившие многих, не коснутся меня».
В третий раз я увидела его на потерпевшем крушение корабле, севшем на мель неподалеку от дикого песчаного берега. Переполненные шлюпки плыли к берегу, один лишь Уолтер остался на корабле и шел с ним ко дну. Я умоляла его, чтобы он окликнул последнюю шлюпку и воспользовался последним шансом на спасение. Снова обернулся он ко мне с непоколебимым спокойствием на лице и недрогнувшим голосом дал мне неизменный ответ: «Еще один шаг на мрачном пути. Море, поглотившее многих, пощадит меня».
Я увидела его в последний раз. Он стоял коленопреклоненный перед белым мраморным памятником, и тень женщины, с вуалью на лице, поднялась из могилы и стала подле него. Неземное спокойствие на его лице сменилось неземной печалью. Но в словах его звучала прежняя уверенность. «Все мрачнее и мрачнее мой путь, – сказал он, – но я иду дальше. Смерть забирает себе добрых, прекрасных и юных, но щадит меня. Язва, разящие стрелы, морские пучины, могила, в которой погребены любовь и надежда, – все это вехи на моем пути, который все ближе и ближе подводит меня к концу».
Сердце мое замерло от ужаса, которого не выразишь словами, от горя, которого не выплачешь в слезах. Тьма сгустилась вокруг путника у мраморного надгробия – вокруг восставшей из могилы женщины с вуалью на лице – вокруг спящей, которая смотрела на них. Больше я ничего не видела и не слышала.
Я очнулась от легкого прикосновения к моему плечу. Это была Лора.
Она опустилась на колени подле дивана. Лицо Лоры пылало, выдавая ее взволнованность, а ее глаза смотрели на меня с каким-то диким изумлением. При виде ее я вздрогнула от неожиданности.
– Что случилось? – спросила я. – Что тебя так испугало?
Она оглянулась на наполовину прикрытую дверь, приложила губы к моему уху и прошептала в ответ:
– Мэриан! Фигура на озере… шаги… Я видела ее! Я только что разговаривала с ней!
– С кем, ради всего святого?!
– С Анной Кэтерик.
Я была так испугана всем видом и поведением Лоры, в которых явно читалась тревога, и так обескуражена собственными недавними видениями, что никак не могла осознать обрушившегося на меня откровения, когда это имя сорвалось с губ Лоры. Я только стояла на месте, словно прикованная, и безмолвно глядела на нее.
Она же была слишком поглощена тем, что с ней случилось, чтобы заметить, какое впечатление произвел на меня ее ответ.
– Я видела Анну Кэтерик! Я говорила с Анной Кэтерик! – повторила она снова, словно я не слышала ее. – О Мэриан, мне надо столько тебе рассказать! Пойдем отсюда… Здесь нам могут помешать… Пойдем в мою комнату!
С этими словами Лора торопливо схватила меня за руку и повела через библиотеку в дальнюю комнату на нижнем этаже, которая была отведена специально для нее. Никто, кроме горничной Лоры, ни под каким предлогом не мог зайти сюда и застать нас врасплох. Лора подтолкнула меня в комнату, пропуская перед собой, заперла дверь и задернула на окнах набивные ситцевые занавески.
Я все еще оставалась во власти странного, не покидавшего меня оцепенения. Но растущая уверенность, что осложнения, которые до сих пор только угрожали и ей, и мне, железным кольцом в одночасье сомкнулись вокруг нас, уже начала проникать в мое сознание. Я не могла выразить свои чувства словами, я только еще начинала смутно догадываться о грозящей нам беде.
– Анна Кэтерик! – снова и снова шептала я про себя это имя, беспомощно и безнадежно. – Анна Кэтерик!