– Ты пыталась заставить ее продолжить?
– Пыталась, но она только снова отстранилась от меня и прижалась щекой к стене лодочного сарая. «О! – простонала она с отчаянной, безумной нежностью в голосе. – О, если бы только меня похоронили рядом с вашей матушкой! Если бы я могла пробудиться подле нее, когда ангел вострубит в свою трубу и мертвые восстанут из могил!» Мэриан, я вся дрожала, слушать ее было так страшно. «Но мне не на что надеяться, – проговорила она, придвигаясь ближе и глядя на меня. – Не на что надеяться такому бедному созданию, как я. Не покоиться мне под мраморным крестом, который я в память о ней вымыла собственными руками, чтобы он стал белоснежно-чистым. О нет! О нет! Не человеческой волей, но милостью Господней окажусь я с ней там, где нет места злу, где уставшие обретут наконец покой». Она произнесла эти слова тихо и печально, тяжело вздохнула и снова умолкла. На лице ее читались озабоченность и беспокойство, – казалось, она силится что-то вспомнить. «О чем я вам только что говорила? – спросила она чуть погодя. – Когда я начинаю вспоминать о вашей матушке, все другие мысли улетучиваются у меня из головы. О чем же я говорила? О чем говорила?» Я напомнила бедняжке ее слова как можно ласковее и осторожнее. «Ах, да, да, – спохватилась она, по-прежнему глядя на меня смутно и рассеянно. – Вы беззащитны перед вашим злым мужем. Да. И я непременно должна сделать то, ради чего пришла сюда, – открыть вам то, о чем боялась сказать раньше». – «Что же вы хотите открыть мне?» – спросила я. «Тайну, – ответила она, – которой боится ваш жестокий муж. Однажды я пригрозила ему этой тайной и напугала его. Вы тоже сможете пригрозить и напугать его. – Лицо ее омрачилось, в глазах вспыхнул гнев. Она начала как-то странно, бессмысленно размахивать руками. – Эту тайну знает моя мать, – сказала она. – Она полжизни терзается этой тайной. Как-то раз, когда я уже была довольно взрослой, она поведала мне о ней. А на следующий день ваш муж…»
– Да, да! Продолжай! Что она сказала о твоем муже?
– На этом месте, Мэриан, она снова замолчала.
– И больше ничего не сказала?
– Она начала прислушиваться. «Ш-ш! – прошептала она, делая мне знак рукой. – Ш-ш!» Шаг за шагом она медленно удалялась от меня, пока не скрылась за углом сарая.
– Но ты, конечно, пошла за ней?
– Да, беспокойство придало мне смелости, и я последовала за ней. Но едва я дошла до выхода, как она снова появилась передо мной. «Тайну, – шепнула я ей, – останьтесь и откройте мне его тайну!» Она схватила мою руку и испуганно посмотрела на меня дикими, испуганными глазами. «Не сейчас, – проговорила она, – мы здесь не одни, нас подслушивают. Приходите сюда завтра в это же время, только вы, – помните, только вы одна». Она грубо втолкнула меня вглубь лодочного сарая, и больше я ее не видела.
– О Лора, Лора, мы упустили еще одну возможность! Если бы только я оказалась там, рядом с тобой, она бы не ускользнула от нас. В какую сторону она пошла?
– Налево, туда, где берег становится ниже, а лес – гуще.
– Ты побежала за ней? Окликнула ее?
– Я не могла! Я была слишком напугана, чтобы двинуться с места или вымолвить хоть слово.
– Но когда ты вышла?..
– Я поспешила сюда, чтобы рассказать тебе обо всем случившемся.
– А в парке ты никого не видела и не слышала?
– Нет, когда я шла через парк, мне показалось, что все было тихо и спокойно.
Я задумалась на мгновение. Существовал ли в действительности этот третий человек, который предположительно подслушивал разговор Анны Кэтерик с Лорой, или он был плодом больной фантазии несчастной женщины? На этот вопрос было трудно ответить. Ясно было одно: мы снова упустили возможность расспросить ее, упустили безнадежно и безвозвратно, если только Анна Кэтерик не придет завтра к озеру в назначенный час.
– Ты уверена, что рассказала мне все, что слово в слово повторила мне ваш разговор? – спросила я Лору.
– Думаю, да, – ответила она. – Конечно, у меня память не такая, как у тебя, Мэриан. Но этот разговор так заинтересовал и потряс меня, что я, наверное, не упустила ни одной важной детали.
– Лора, дорогая, когда речь идет об Анне Кэтерик, важной может оказаться любая мелочь. Подумай еще. Не говорила ли она, где сейчас живет?
– Нет, насколько я помню.
– Она не упоминала о своей подруге и компаньонке – женщине по имени миссис Клеменс?
– О да, да! Я было и забыла об этом. Она сказала мне, что миссис Клеменс хотела идти вместе с ней на озеро, чтобы иметь возможность позаботиться о ней; она просила и умоляла, чтобы Анна Кэтерик не ходила одна в нашу сторону.
– Это все, что она сказала о миссис Клеменс?
– Да, это все.
– Не говорила ли она, где нашла прибежище, после того как покинула ферму Тодда?
– Нет, в этом я совершенно уверена.
– А о том, где жила с тех пор? И какого рода ее болезнь?
– Нет, Мэриан, ни слова. Скажи мне, ради всего святого, скажи мне, что ты обо всем этом думаешь. Сама я не знаю, что и думать и как теперь быть.
– Ты должна сделать вот что, душа моя: завтра тебе следует непременно пойти на озеро. Трудно предугадать, как много зависит от вашей встречи. Но на этот раз ты не будешь одна. Я буду идти за тобой на безопасном расстоянии. Никто меня не увидит, но на всякий случай я буду оставаться в пределах слышимости твоего голоса. Анна Кэтерик ускользнула от Уолтера Хартрайта, ускользнула от тебя. Но что бы ни случилось, она не ускользнет от меня.
Лора не сводила с меня внимательного взгляда.
– Ты веришь, – спросила она, – в тайну, которой боится мой муж? Вдруг она существует только в воображении Анны Кэтерик? Что, если она хочет повидаться со мной и поговорить, только чтобы предаться воспоминаниям о прошлом? Она вела себя так странно, что я сомневаюсь в ее словах. Можно ли верить ей вообще?
– Я верю только своим собственным наблюдениям за поведением твоего мужа. По его поведению я и сужу о правдивости слов Анны Кэтерик, потому-то я и верю, что некая тайна существует.
Больше я ничего не сказала и встала, чтобы выйти из комнаты. Меня тревожили мысли, которыми я непременно поделилась бы с ней, если бы мы продолжили наш разговор, но знать их Лоре было опасно. Я пребывала под влиянием зловещего сна, от которого она меня пробудила; мрачной, гнетущей тенью он ложился на впечатления, которые произвел на меня ее рассказ. Я предчувствовала скорое приближение зловещего будущего, мысли о котором вселяли в меня невыразимый ужас и заставляли искать тайный смысл в череде препон, вставших на нашем с Лорой пути. Я подумала о Хартрайте – я увидела его так ясно, каким он был в минуту прощания, каким явился в моем сне, – и снова начала сомневаться, не движемся ли мы слепо и неотвратимо к предначертанному и неизбежному концу.
Лора поднялась к себе, а я пошла посмотреть, какие дорожки ведут от дома к озеру. Обстоятельства, при которых Анна Кэтерик рассталась с Лорой, пробудили во мне тайное желание разузнать, что поделывал сегодня утром граф Фоско. Они же заставили меня не доверять результатам предпринятой в одиночестве поездки сэра Персиваля, из которой он вернулся лишь несколько часов назад.
Повсюду поискав их обоих и нигде не обнаружив, я вернулась в дом и обошла одну за другой все нижние комнаты. Все они были пусты. Я снова вышла в холл и поднялась к Лоре. Когда я проходила по коридору мимо комнаты мадам Фоско, она неожиданно распахнула свою дверь. Я остановилась, чтобы спросить, не известно ли ей местонахождение ее мужа и сэра Персиваля. Да, она видела их обоих из окна более часа тому назад. Граф взглянул на нее со своей обычной любезностью и сообщил, как всегда внимательный к ней даже в мелочах, что они с его другом собираются предпринять длительную прогулку.
Длительную прогулку! Что бы это значило? Насколько мне известно, совместные прогулки не входили в их привычку. Сэр Персиваль любил только верховую езду, а граф (не считая случаев, когда он из вежливости вызывался быть моим провожатым) вовсе не любил гулять.
Когда я пришла к Лоре, оказалось, что во время моего отсутствия она вспомнила о неминуемом вопросе, касающемся ее подписи, о котором мы совсем забыли за разговорами об Анне Кэтерик. Лора встретила меня словами удивления, почему сэр Персиваль до сих пор не зовет ее в библиотеку.
– Можешь успокоиться на этот счет, – сказала я. – По крайней мере сегодня ни твоя, ни моя решимость не будут подвергнуты дальнейшим испытаниям на прочность. Сэр Персиваль переменил решение – дело с подписями отложено.
– Отложено? – удивленно повторила Лора. – Кто сообщил тебе об этом?
– Мой источник – граф Фоско. Думаю, именно его вмешательству мы обязаны внезапной переменой в намерениях твоего мужа.
– Но как это может быть, Мэриан? Если моя подпись была необходима сэру Персивалю, как мы предполагаем, для того, чтобы достать деньги, в которых он крайне нуждается, то как он согласился отложить это дело?
– Думаю, Лора, у нас в руках есть все средства, чтобы рассеять эти сомнения. Разве ты забыла разговор сэра Персиваля с его поверенным, свидетелем которого я случайно стала?
– Я не помню подробностей…
– Зато я помню. Было предложено два варианта развития событий. Первый – заполучить твою подпись под документом. Второй – выиграть время, переписав вексель еще на три месяца. Очевидно, сэр Персиваль прибегнул ко второму варианту, и мы можем надеяться, что наше участие в разрешении затруднений сэра Персиваля еще не скоро потребуется.
– О Мэриан, это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой!
– И все же это правда, моя дорогая. Не так давно ты сделала комплимент моей памяти, а теперь, кажется, засомневалась в ней. Постой, я сейчас принесу свой дневник, и ты увидишь, права я или нет.
Я тут же вышла из комнаты и в скором времени вернулась с дневником.
Просмотрев мои записи, относящиеся к визиту поверенного, мы обе убедились в том, что мои воспоминания о нем совершенно верны. И для меня, и для Лоры большим облегчением было убедиться, что и в этом случае память не подвела меня. В опасной неопределенности сложившейся вокруг нас ситуации трудно предположить, как много в будущем будет зависеть от регулярности и точности моих записей.