– Он что-то еще сказал?
– Сначала он ничего не сказал. Он взял меня за руку, вывел из лодочного сарая и начал озираться по сторонам, как будто опасался, что нас увидит или услышит кто-нибудь. Потом он крепко сжал мою руку и прошептал: «Что говорила вам вчера Анна Кэтерик? Я непременно хочу услышать все, что она вам сказала, с первого слова до последнего!»
– И ты рассказала ему?
– Я была с ним одна, Мэриан… Он с такой силой сжимал мою руку… Что мне было делать?
– На твоей руке остался синяк? Покажи мне его.
– Зачем?
– Я хочу его видеть, Лора, ибо надо положить конец нашему терпению. С сегодняшнего дня мы должны начать сопротивляться. Этот синяк – оружие против него. Дай мне взглянуть на синяк, – может быть, в дальнейшем мне придется показать под присягой, что я его видела.
– О Мэриан, не смотри так!.. Не говори так! Мне уже не больно.
– Покажи мне синяк!
Она показала мне свои синяки. В этот миг мне было не до слез, я не могла ни жалеть ее, ни содрогаться при этом ужасном зрелище. Говорят, что мы, женщины, либо лучше, либо хуже мужчин. Если бы в ту минуту я позволила возобладать над собой искушению, которое привело на путь преступления столь многих женщин… Слава Всевышнему, жена этого негодяя ничего не заметила на моем лице. Кроткое, невинное, любящее создание, она думала, что я просто жалею ее и боюсь за нее, не больше.
– Не принимай мои синяки слишком близко к сердцу, – сказала она, спуская рукав, – мне уже не больно.
– Ради тебя я постараюсь успокоиться, душа моя. Ну что ж. Итак, ты рассказала ему все, о чем поведала тебе Анна Кэтерик, – все, о чем ты говорила и мне?
– Да, все. Он настаивал, а я была с ним совсем одна – я ничего не могла скрыть от него.
– И как он повел себя тогда, что сказал?
– Он посмотрел на меня и засмеялся насмешливо и злобно. «Я заставлю вас признаться во всем! – сказал он. – Вы слышите – во всем?» Я заверяла его, что рассказала ему все, что знала. «Неправда! – отвечал он. – Вам известно гораздо больше того, в чем вы соизволили мне признаться. Не желаете говорить? А придется! Я вырву эту тайну из вас если не здесь, то дома!» Он повел меня домой незнакомой дорогой, где не было никакой надежды встретиться с тобой, и молчал до тех пор, пока вдали не показался наш дом. Тогда он остановился и сказал: «Готовы ли вы воспользоваться еще одной возможностью, если я предоставлю вам таковую? Одумались ли вы и скажете мне все остальное?» Я могла лишь повторить ему то же самое, что рассказала перед этим. Он осыпал меня проклятиями за мое упрямство и двинулся дальше – и привел меня домой. «Вам не удастся обмануть меня, – сказал он. – Вы знаете больше, чем соизволили рассказать. Я вырву из вас вашу тайну – и из вашей сестры тоже. Я прекращу ваши перешептывания и секреты раз и навсегда. Ни вы, ни она не увидите больше друг друга, пока во всем не признаетесь мне. Вас будут сторожить и днем и ночью, пока вы не скажете мне всю правду». Он был глух ко всем моим уверениям. Он отвел меня в мою спальню. Фанни сидела здесь и что-то шила для меня. Он приказал ей немедленно удалиться. «Я позабочусь о том, чтобы вас не втянули в этот заговор, – сказал он. – Вы сегодня же покинете этот дом. Если вашей госпоже угодно иметь горничную – я выберу ей горничную по собственному усмотрению». Он втолкнул меня в комнату и запер дверь на ключ. Потом прислал эту бесчувственную женщину сторожить меня снаружи. Мэриан, он выглядел и разговаривал как сумасшедший! Тебе, наверно, не верится, но это вправду было так.
– Я верю тебе, Лора. Он сошел с ума – сошел с ума от страха, ибо у него нечиста совесть. Каждое твое слово определенно заставляет меня убеждаться все больше в том, что вчера Анна Кэтерик хотела поведать тебе тайну, которая может погубить твоего подлого мужа, – он думает, что ты уже посвящена в эту тайну. Что бы ты теперь ни сказала или ни сделала, никакие твои уверения или поступки не успокоят его преступного недоверия и не убедят его лживую натуру в твоей искренности. Я говорю все это не для того, чтобы напугать тебя, ангел мой, а для того, чтобы открыть тебе глаза на твое положение и убедить тебя в крайней необходимости позволить мне действовать в твою защиту, насколько это будет в моих силах, пока шансы еще на нашей стороне. Благодаря вмешательству графа Фоско я смогла попасть к тебе сегодня, но завтра граф может не пожелать больше вмешиваться. Сэр Персиваль выгнал Фанни, потому что она сообразительная девушка и искренне предана тебе, а выбрал на ее место женщину, которая относится к тебе с полным равнодушием, равную по тупости цепному псу во дворе. Невозможно предугадать, какие жестокие меры он предпримет в дальнейшем, если только мы не используем все наши возможности, пока они у нас есть.
– Но что мы можем сделать, Мэриан? О, если бы мы могли навсегда покинуть этот дом и никогда больше сюда не возвращаться!
– Выслушай меня, душа моя, и постарайся помнить, что ты не вовсе беззащитна, пока я с тобой.
– Я постараюсь – я всегда помню об этом. Но в мыслях обо мне не забудь про бедную Фанни. Она тоже нуждается в помощи и утешении.
– Я не забуду о ней. Я виделась с ней перед тем, как поднялась к тебе, и уговорилась повидать ее еще раз вечером. В Блэкуотер-Парке опасно оставлять письма в почтовой сумке, а мне сегодня нужно написать два письма относительно тебя, и они не должны попасть ни в чьи другие руки, кроме одной Фанни.
– Какие письма?
– Во-первых, я намерена написать компаньону мистера Гилмора, который предложил нам свою помощь в случае необходимости. Как бы мало я ни знала законы, я совершенно уверена, что они могут защитить женщину от подобного обращения, которое позволил себе сегодня этот негодяй. Я не буду вдаваться в подробности относительно Анны Кэтерик, поскольку никаких точных сведений о ней я сообщить не могу. Но поверенному станет известно об этих синяках и о том, как тебя заперли в твоей комнате. Я сообщу ему об этом в письме уже сегодня.
– Но подумай об огласке, Мэриан!
– Я рассчитываю именно на огласку. Опасаться огласки должен сэр Персиваль, а не ты. Только перспектива сделать его поведение известным всему свету может заставить его образумиться, раз не может заставить ничто иное.
Сказав это, я поднялась было, чтобы уйти, но Лора умоляла меня не оставлять ее одну.
– Ты доведешь его до бешенства, – сказала она, – и наше положение станет во много раз опаснее.
Я почувствовала правду, ужасающую правду ее слов, но не смогла убедить себя признаться ей в этом. В нашем отчаянном положении нам неоткуда было ждать помощи, не на что было надеяться, оставалось только идти на риск. Я постаралась сказать ей об этом как можно деликатнее. Она горько вздохнула, но не стала спорить. Она только спросила, кому будет адресовано второе письмо, которое я намеревалась написать.
– Мистеру Фэрли, – ответила я. – Дядя – твой ближайший родственник и глава семьи. Он обязан вмешаться – и сделает это.
Лора печально покачала головой.
– Да, да, – продолжала я, – твой дядя слаб, эгоистичен, слишком поглощен жизненными благами, это так, я знаю, но все же он не сэр Персиваль Глайд, и в его окружении нет таких друзей, как граф Фоско. Я не жду от него проявлений доброты или родственной нежности по отношению к тебе или ко мне, но он сделает все, чтобы оградить от посягательств собственную праздность и обеспечить себе спокойное существование. Если только мне удастся убедить его, что немедленное вмешательство в ситуацию избавит его в дальнейшем от неприятностей и треволнений, а также от ответственности за неизбежно нагрянувшие последствия, ему придется энергично приняться за дело ради самого себя. Я знаю, как вести себя с ним, Лора, – в этом я довольно опытна.
– О, если бы тебе удалось уговорить его разрешить мне приехать на время в Лиммеридж и спокойно пожить там с тобой, Мэриан, я снова стала бы почти такой же счастливой, какой была до замужества!
Эти слова направили мои мысли по новому пути. Нельзя ли каким-то способом предоставить сэру Персивалю выбрать одну из двух возможностей: подвергнуться публичному разоблачению посредством судебного вмешательства в связи с его жестоким обращением с супругой или спокойно позволить Лоре уехать на время из Блэкуотер-Парка под предлогом ее визита к своему дядюшке? А если бы и удалось это сделать, можно ли надеяться, что он согласится на последнее предложение? Сомнительно, более чем сомнительно. И все же, какой бы безнадежной мне ни казалось эта идея, безусловно, попробовать стоило. Я решилась на этот шаг от отчаяния, за неимением лучшего.
– Я напишу дяде о твоем желании, – сказала я, – и посоветуюсь с поверенным. Быть может, из этого и выйдет что-нибудь – нам остается только надеяться.
С этими словами я снова поднялась, чтобы уйти, и снова Лора удержала меня.
– Не оставляй меня! – сказала она взволнованно. – Мои письменные принадлежности на столе, ты можешь писать письма здесь.
Мне было очень тяжело отказывать ей в этой просьбе, хотя я и действовала так, соблюдая ее интересы. Но мы и так уже слишком много времени провели здесь, в ее комнате, запершись наедине. Если бы мы возбудили новые подозрения, то, может быть, не смогли бы больше видеться друг с другом. Пора мне было уже появиться внизу, спокойно и без смущения, в обществе этих негодяев, которые в эту самую минуту, по всей вероятности, думали и говорили о нас. Я объяснила Лоре эту печальную необходимость и убедила ее, что должна идти.
– Я вернусь через час или даже раньше, душа моя, – сказала я. – На сегодня самое худшее уже позади. Оставайся здесь спокойно и не бойся ничего.
– Ключ в двери, Мэриан? Можно мне запереться изнутри?
– Да, конечно, вот ключ. Запрись и никому не отпирай, пока я не вернусь.
Я поцеловала ее и оставила одну. Уходя, я услышала, как за мной защелкнулся замок, это было настоящим облегчением для меня – теперь я знала, что Лора находится в целости и сохранности за запертой дверью.