Он не сообщил, есть ли надежда на выздоровление мисс Холкомб или нет, он только сказал, что на этом этапе болезни пока нельзя утверждать ничего определенного.
Пять дней прошли в большом беспокойстве.
Графиня Фоско и я поочередно сменяли миссис Рюбель, давая ей отдых. Мисс Холкомб становилось все хуже и хуже, за ней требовался самый тщательный уход и неусыпное наблюдение. Это были очень трудные дни. Леди Глайд, поддерживаемая, по мнению мистера Доусона, лишь неизменной тревогой за сестру, поправилась самым необычным образом и выказала такую твердость и решимость, каких я и не подозревала в ней. Она настояла, что будет посещать комнату больной дважды или трижды в день, дабы иметь возможность собственными глазами взглянуть на мисс Холкомб, пообещав при этом не подходить к ее постели слишком близко, если доктор пойдет ей навстречу. Мистер Доусон очень неохотно согласился на ее условия. Думаю, он понял, что спорить с ней бесполезно. Леди Глайд приходила туда каждый день и самоотверженно держала свое слово, не приближаясь к больной. Мне чрезвычайно грустно было видеть ее страдания в сложившихся обстоятельствах, поскольку ее страдания напоминали мне о моих собственных, которые я пережила, когда умирал мой муж, вот почему я прошу разрешения не задерживаться долее на этом предмете. Гораздо более приятно мне отметить, что между мистером Доусоном и графом больше не возникало ссор. Его сиятельство всегда справлялся о состоянии здоровья мисс Холкомб через других людей, сам же все время проводил внизу, в обществе сэра Персиваля.
На пятый день лондонский врач приехал снова, но он лишь немного обнадежил нас. Он сказал, что судить об исходе болезни с высокой степенью вероятности можно будет не ранее десятого дня, на него-то он и назначил свой третий визит. И снова потянулись бесконечные часы ожидания, без каких-либо перемен; за это время разве только граф снова съездил в Лондон, он уехал из поместья утром, а вернулся вечером.
На десятый день милосердному Провидению было угодно избавить всех обитателей Блэкуотер-Парка от дальнейших волнений и тревог. Лондонский врач решительно уверил нас, что мисс Холкомб вне опасности.
– Теперь ей больше не нужны доктора. Еще какое-то время все, в чем она будет нуждаться, – это тщательный уход и забота, которые, как я вижу, ей и так обеспечены.
Таковы были его собственные слова.
Вечером того дня я прочла трогательную проповедь моего мужа «О выздоровлении от болезни», и прочла ее с большей радостью и пользой (с духовной точки зрения), чем когда-либо прежде.
С величайшим прискорбием я должна заметить, что хорошие новости оказали обратное воздействие на леди Глайд, сломив ее окончательно. Она была слишком слаба для подобных нервных потрясений и дня через два, совершенно обессилевшая, впала в уныние, которое удерживало ее в стенах собственной комнаты. Тишина, покой, а также перемена климата – лучшее, что мог ей посоветовать мистер Доусон. К счастью, состояние леди Глайд не вызывало опасений, потому что в тот самый день, когда она перестала выходить из своей комнаты, между графом и мистером Доусоном возник очередной спор, и на этот раз дело приняло настолько серьезный оборот, что доктор прекратил свои визиты в Блэкуотер-парк.
Спор разгорелся не при мне, но, как я поняла, его предметом стало количество еды, которое было необходимо давать мисс Холкомб, чтобы ускорить ее выздоровление после истощения, вызванного лихорадкой. Мистер Доусон теперь, когда его пациентка чувствовала себя уже гораздо лучше, менее, чем когда-либо, был склонен сносить вмешательство непрофессионала в свои дела, а граф (не могу понять почему) вдруг растерял все обычно присущее ему самообладание, которое он так благоразумно сохранял прежде, и при каждом удобном случае попрекал доктора за то, что именно по его вине горячка переросла в тиф. Эта неприятная размолвка кончилась тем, что мистер Доусон обратился к сэру Персивалю и пригрозил (поскольку теперь он мог со спокойным сердцем оставить мисс Холкомб), что прекратит ездить в Блэкуотер-Парк, если граф сию же минуту не перестанет вмешиваться в предписанное им лечение. Ответ сэра Персиваля, хотя и не умышленно невежливый, лишь усугубил ситуацию: мистер Доусон покинул дом в сильнейшем негодовании на графа Фоско и на следующее же утро прислал счет за свои услуги.
Таким образом, мы остались без медицинского попечения. Хотя в этом и не было особой необходимости, поскольку, как заметил приглашенный из Лондона доктор, мисс Холкомб теперь требовались только забота и тщательный уход, однако, если бы спросили меня, я все же посоветовала бы пригласить другого врача, в силу простого приличия.
По-видимому, сэру Персивалю дело представлялось в ином свете. Он сказал, что в случае, если мисс Холкомб снова станет хуже, у нас будет предостаточно времени послать за каким-нибудь доктором. Пока же по всем менее значительным вопросам мы можем советоваться с графом, к тому же в нынешнем ослабленном состоянии больной ее не следует беспокоить присутствием в ее комнате незнакомого ей человека. Вне всякого сомнения, эти рассуждения звучали более чем разумно, однако они ничуть не успокоили меня. Не была я до конца убеждена и в правильности того, что мы скрываем от леди Глайд отъезд мистера Доусона. Я понимаю, что это был обман во благо: едва ли бедняжка могла перенести новые потрясения. И все же это был обман, и как таковой он не мог нравиться женщине с моими принципами.
Второе, сильно озадачившее меня происшествие, которое приключилось в тот же день, лишь усилило мое беспокойство, которое с тех пор уже не покидало меня.
Сэр Персиваль прислал за мной с просьбой, чтобы я спустилась к нему в библиотеку. При моем появлении граф, который был с ним, немедленно вышел и оставил нас наедине. Сэр Персиваль любезно предложил мне сесть, а потом, чем чрезвычайно поразил меня, обратился ко мне со следующими словами:
– Я хотел поговорить с вами, миссис Майклсон, об одном деле, решение относительно которого я принял уже некоторое время назад, о чем мне следовало бы предупредить вас раньше, если бы не все эти треволнения вокруг болезни мисс Холкомб. Словом, по многим причинам я намерен немедленно распустить всю здешнюю прислугу, отказавшись от ведения хозяйства в имении, но, конечно, сохранив ваше место за вами, как это и было всегда. Как только леди Глайд и мисс Холкомб оправятся настолько, чтобы покинуть Блэкуотер-Парк, первое, что им обеим будет необходимо, – это перемена обстановки. Мои друзья, граф Фоско и его супруга, покинут нас еще раньше, чтобы поселиться в одном из ближайших пригородов Лондона, а мне ради экономии придется отказаться от дальнейших приемов гостей в стенах моего дома. Я ни в чем не виню вас, но здешние расходы непомерно велики для меня. Словом, я намерен продать всех лошадей и тотчас же рассчитать всю прислугу. Как вам известно, я никогда ничего не делаю вполовину и потому намерен очистить дом от кучи бесполезных слуг уже к завтрашнему утру.
Я слушала его, совершенно остолбенев от удивления.
– Стало быть, сэр Персиваль, вы желаете, чтобы я распустила всех слуг, не предуведомив их об этом за месяц, как это было бы положено сделать?
– Именно. Менее чем через месяц мы все уедем отсюда, и я не желаю оставлять здесь слуг без дела, когда хозяин в отъезде.
– Но кто же будет готовить, сэр Персиваль, пока вы еще здесь?
– Маргарет Порчер умеет жарить и варить – оставьте ее. Зачем мне повар, если я не намерен давать званых обедов?
– Но служанка, о которой вы упомянули, сэр Персиваль, – самое глупое существо во всем доме…
– Оставьте ее, говорю вам, а для черной работы наймите какую-нибудь женщину из деревни, чтобы она убиралась здесь, а потом снова уходила. Мои еженедельные расходы должны немедленно сократиться. Я послал за вами, миссис Майклсон, не для того, чтобы выслушивать ваши возражения, но для того, чтобы вы привели в исполнение мой план экономии. Рассчитайте всю эту ленивую шайку к завтрашнему дню, за исключением Порчер. Она сильна как лошадь, и мы заставим ее работать как лошадь.
– Простите, что напоминаю вам об этом, сэр Персиваль, но в таком случае слуги должны получить жалованье за месяц вперед, поскольку они не были заранее уведомлены о своем увольнении.
– Так заплатите им! Заплатив им, мы все равно сэкономим, избавившись от непомерных трат на этих обжор и на содержание людской!
Это последнее замечание содержало в себе оскорбительнейший намек на мое управление имением. Я слишком высоко ценю себя, чтобы защищаться против столь грубого обвинения. Только христианская забота о пребывавших в беспомощном состоянии мисс Холкомб и леди Глайд, которых мой неожиданный уход поставил бы в чрезвычайно затруднительное положение, удержала меня от того, чтобы самой в ту же минуту не попросить расчета. Я незамедлительно встала. Я не могла позволить продолжать этот разговор долее, это значило бы для меня унизиться в собственных глазах.
– Мне нечего сказать после вашего последнего замечания, сэр Персиваль. Ваше приказание будет исполнено.
Произнося эти слова, я поклонилась ему с холодным почтением и вышла из комнаты.
На следующий день все слуги были распущены. Сэр Персиваль собственнолично рассчитал кучера и грумов, отослав их в Лондон со всеми лошадьми, за исключением одной.
Из всей прислуги в доме остались только я, Маргарет Порчер и садовник; последний жил в своем коттедже, ему-то и было поручено заботиться о единственной на конюшне лошади.
Весьма естественно, что из-за странного опустения дома, из-за болезни хозяйки, которая не выходила из своей комнаты, из-за беспомощности мисс Холкомб и негодования мистера Доусона, навсегда покинувшего Блэкуотер-Парк, я пала духом и мне было трудно поддерживать мое обыкновенное спокойствие. Мысли мои были растревожены. На душе было неспокойно и тяжело. Я молилась, чтобы обе бедные леди поскорее выздоровели, и мне очень хотелось уехать из Блэкуотер-Парка.
Дальнейшие события были столь необыкновенны, что это могло бы внушить мне чувство суеверного удивления, если бы мои мысли не были подкреплены незыблемыми принципами, направленными против всякой языческой слабости такого рода. За тревожным предчувствием чего-то неладного в семье моих хозяев, пробудившим во мне желание покинуть Блэкуотер-Парк, в скором времени действительно последовал, как ни странно, мой отъезд из этого дома. Правда, мое отсутствие было лишь временным, но от этого данное стечение обстоятельств не кажется мне менее примечательным.