В тот же день, около пяти часов пополудни, улучив минутку для отдыха в череде нескончаемых хлопот по хозяйству, которые теперь, в отсутствие других слуг, легли мне на плечи, я уединилась в собственной комнате, желая успокоить свои мысли проповедями моего мужа. Впервые в жизни мне никак не удавалось сосредоточить внимание на этих благочестивых и ободряющих словах. Придя к заключению, что отъезд леди Глайд растревожил меня гораздо сильнее, нежели я полагала, я отложила книгу в сторону и пошла прогуляться по саду. Насколько мне было известно, сэр Персиваль еще не возвращался, поэтому я без всяких колебаний решилась показаться в саду.
Завернув за угол дома и подойдя к саду, я очень удивилась, заметив прогуливавшуюся по нему женщину. Она шла по дорожке, спиной ко мне, и собирала цветы.
Когда я приблизилась к ней настолько, чтобы она услышала мои шаги, женщина обернулась.
Кровь застыла в моих жилах. Передо мной стояла миссис Рюбель!
Я не могла ни двинуться, ни вымолвить хоть слово. Она подошла ко мне с обычным для нее невозмутимым видом, держа в руках букет.
– Что случилось, мэм? – спросила она спокойно.
– Вы здесь! – проговорила я, задыхаясь. – Не уехали в Лондон?! Не уехали в Камберленд?!
Миссис Рюбель понюхала цветы с коварной усмешкой.
– Конечно нет, – сказала она. – Я не покидала Блэкуотер-Парка.
Я сделала глубокий вдох, набралась смелости и задала еще один вопрос:
– Где же мисс Холкомб?
На этот раз миссис Рюбель расхохоталась мне в лицо и ответила:
– Мисс Холкомб, мэм, тоже никуда не уезжала из Блэкуотер-Парка.
Едва я услышала этот ошеломляющий ответ, как в моей памяти всплыла картина нашего расставания с леди Глайд. Не могу сказать, чтобы я упрекала себя, но в ту минуту я, кажется, отдала бы все свои сбережения, накопленные с таким трудом в течение нескольких лет, лишь бы только узнать четырьмя часами раньше то, что я узнала теперь.
Миссис Рюбель, не отходя от меня, преспокойно продолжала составлять свой букет, словно ждала, что я скажу еще что-нибудь.
Но я была не в состоянии говорить. Снова и снова я возвращалась мыслями к упадку душевных и физических сил леди Глайд, ее хрупкому состоянию здоровья и с ужасом думала о том времени, когда сделанное мной открытие поразит ее. С минуту или, быть может, несколько дольше под воздействием страха и беспокойства за моих бедных леди я не могла проронить ни слова. Наконец миссис Рюбель подняла взгляд от своего букета, перевела его на боковую дорожку и сказала:
– А вот и сэр Персиваль вернулся со своей прогулки, мэм.
Я увидела его в тот же миг, что и она. Сэр Персиваль шел к нам, по пути злобно сбивая цветы хлыстом для верховой езды. Когда он приблизился к нам настолько, чтобы узнать меня, он остановился, стегнул хлыстом по своим ботфортам и захохотал так грубо и так громко, что птицы, испугавшись, вспорхнули с дерева, возле которого он стоял.
– Ну, миссис Майклсон, – сказал он, – наконец-то вы все узнали, не так ли?
Я промолчала в ответ. Он повернулся к миссис Рюбель:
– Когда вы показались в саду?
– С полчаса тому назад, сэр. Вы сказали, что я могу снова располагать собой по своему усмотрению, как только леди Глайд уедет в Лондон.
– Совершенно верно. Я и не порицаю вас, а только спрашиваю. – Он помолчал с минуту, а затем снова обратился ко мне. – Вам, кажется, все еще не верится? – насмешливо спросил он. – Ну же! Пойдемте, посмотрите сами!
Он направился к дому, я последовала за ним, а миссис Рюбель – за мной. Миновав чугунные ворота, он остановился и указал хлыстом на центральную, нежилую часть дома.
– Вот! – сказал он. – Взгляните на второй этаж. Знаете вы старые елизаветинские спальни? Мисс Холкомб в данный момент находится там в одной из лучших комнат; ей там спокойно и удобно. У вас есть при себе ключ, миссис Рюбель? Проводите туда миссис Майклсон, и пусть она собственными глазами убедится, что на этот раз никакого обмана нет.
Тон, которым он говорил со мной, и те несколько минут, что прошли с момента, как мы покинули сад, помогли мне хоть немного собраться с духом. Затрудняюсь сказать, как бы я поступила в эту критическую минуту, если бы провела всю свою жизнь в услужении. Но, обладая чувствами, принципами и воспитанием настоящей леди, я ни секунды не колебалась в том, что́ мне следовало сейчас сделать. Мой долг перед самой собой, а равно и долг перед леди Глайд обязывал меня покинуть службу у человека, который так бессовестно обманул нас обеих, прибегнув к многочисленной и такой отвратительной лжи.
– Мне необходимо просить у вас разрешения, сэр Персиваль, сказать вам несколько слов наедине, – обратилась я к нему. – Потом я буду готова проследовать за этой особой в комнату мисс Холкомб.
Миссис Рюбель, на которую я указала легким кивком головы, дерзко нюхнула свой букет и с нарочитой медлительностью двинулась в сторону входных дверей.
– Ну, – отрывисто произнес сэр Персиваль, – что еще вам надо?
– Я хотела сказать вам, сэр, что намерена отказаться от места, занимаемого мной сейчас в Блэкуотер-Парке.
Именно так я ему и сказала. Я решила, что первые слова, произнесенные в его присутствии, будут словами, выражающими мое твердое намерение покинуть его дом.
Он свирепо взглянул на меня и с гневом сунул руки в карманы своего макинтоша.
– И почему же? – спросил он. – Почему, хотел бы я знать?
– Не мне, сэр Персиваль, судить о том, что произошло в доме. Я не хотела бы никого задеть или оскорбить. Я только хочу сказать, что это будет противоречить моему чувству долга перед леди Глайд и перед самой собой, если я и дальше буду оставаться у вас в услужении.
– А вашему чувству долга по отношению ко мне не противоречит то, что вы без обиняков бросаете мне в лицо ваши подозрения? – перебил он меня самым грубым образом. – Я вижу, куда вы клоните. Вы по-своему, и крайне превратно, истолковали невинный обман, к которому в случае с леди Глайд мы прибегли ради ее собственного же блага. Состояние ее здоровья нуждалось в немедленной перемене климата, а вы не хуже моего знаете, что она никогда бы не уехала, если бы ей сказали, что мисс Холкомб остается здесь. Ее обманули, преследуя ее же интересы, – и мне безразлично, станет ли об этом кому-нибудь известно! Уходите, если хотите… Найдется достаточно домоправительниц, не менее умелых, чем вы, – только позови. Уходите когда хотите, но остерегайтесь распространять сплетни обо мне и моих делах, когда покинете мой дом! Говорите правду, и только правду, или же пеняйте сами на себя! Повидайте мисс Холкомб, убедитесь, столь же ли хороший уход ей обеспечен в этой части дома, что и в прежней. Вспомните предписание доктора, настаивавшего, что леди Глайд необходимо при первой же возможности переменить климат. Хорошенько обдумайте все это, прежде чем осмелиться говорить что-либо обо мне и о моих поступках!
Он выпалил эти слова скороговоркой, на одном дыхании, без устали шагая взад и вперед и яростно рассекая воздух своим хлыстом.
Но никакие его речи не могли изменить моего мнения о бесчестной лжи, которую он произнес в моем присутствии накануне, и жестоком обмане, благодаря которому он разлучил леди Глайд, понапрасну уехавшую в Лондон, с ее сестрой, и это тогда, когда она сходила с ума от беспокойства за мисс Холкомб. Естественно, я сохранила эти мысли при себе, вслух же я не сказала ничего, дабы не вызвать у него еще большего раздражения, однако это ничуть не пошатнуло моей решимости. Кроткий ответ смягчает гнев, так что я не дала выхода собственным чувствам, когда настал мой черед отвечать.
– Пока я состою у вас в услужении, сэр Персиваль, – сказала я, – я очень хорошо знаю свои обязанности, чтобы не требовать у вас объяснений ваших поступков. Когда же я перестану вам служить, надеюсь, мне достанет здравого смысла, чтобы не говорить о делах, которые не имеют ко мне отношения…
– Когда вы хотите уехать? – спросил он, бесцеремонно перебивая меня. – Не подумайте, что я пытаюсь удержать вас или что меня заботит ваш отъезд. Я абсолютно честен и откровенен с вами в этом вопросе, от начала и до конца. Так когда вы хотите уехать?
– Мне хотелось бы уехать при первой же возможности, которую вы сочли бы для себя удобной, сэр Персиваль.
– Мои удобства не имеют к этому никакого отношения. Завтра утром я навсегда уезжаю из имения, так что могу рассчитать вас сегодня вечером. Если вы хотите позаботиться о чьих-нибудь удобствах, то позаботьтесь лучше о мисс Холкомб. Срок, на который была нанята миссис Рюбель, истекает сегодня; к тому же в силу ряда причин ей необходимо вернуться в Лондон нынешним вечером. Если уедете и вы, то при мисс Холкомб не останется ни одной живой души, кто бы ухаживал за ней.
Надеюсь, нет нужды говорить, что я, конечно, была совершенно не способна покинуть мисс Холкомб в сложившихся неприятных обстоятельствах, в каких оказались она и леди Глайд. После того как я получила от сэра Персиваля очередное заверение в том, что миссис Рюбель непременно уедет вечерним поездом, если только я готова занять ее место у постели больной, и разрешение на то, чтобы мистер Доусон снова возобновил визиты к своей пациентке, я охотно согласилась остаться в Блэкуотер-Парке до тех пор, пока мисс Холкомб будет нуждаться в моих услугах. Мы условились, что я должна буду предуведомить поверенного сэра Персиваля за неделю до моего отъезда из имения, дабы тот успел принять необходимые меры, чтобы подыскать мне замену. Мы договорились обо всем в нескольких словах. По завершении разговора сэр Персиваль резко повернулся на каблуках и пошел прочь, предоставив мне возможность присоединиться к миссис Рюбель. Эта удивительная иностранка все это время преспокойно сидела на ступенях у входной двери в ожидании, пока я не смогу проследовать за ней к мисс Холкомб.
Не прошла я и полпути до дома, как сэр Персиваль, двигавшийся в противоположном направлении, вдруг остановился и окликнул меня.
– Почему вы оставляете службу у меня? – спросил он.