Женщина в белом — страница 85 из 131

В день похорон и на следующий день граф Фоско гостил в Лиммеридж-Хаусе, однако мистер Фэрли не пожелал удостоить его аудиенции. Они обменялись письмами. Граф Фоско посредством письма сообщил мистеру Фэрли подробности о болезни и смерти его племянницы. В этом письме не содержалось никаких новых фактов, помимо уже известных, за исключением одного весьма примечательного обстоятельства, упомянутого в постскриптуме. Речь в нем шла об Анне Кэтерик.

Содержание приписки сводилось к следующему.

В первую очередь мистера Фэрли уведомляли о том, что Анну Кэтерик (о которой он может подробно узнать от мисс Холкомб, когда та приедет в Лиммеридж) выследили и обнаружили по соседству с Блэкуотер-Парком, а затем вторично передали на попечение доктора, из чьей клиники она когда-то убежала.

Далее мистера Фэрли предупреждали, что из-за длительного и бесконтрольного пребывания на свободе умственное расстройство Анны Кэтерик усугубилось и что ее безумная ненависть и подозрительность по отношению к сэру Персивалю Глайду (и ранее бывшая одним из пунктов ее помешательства) приняли новую форму. Теперь несчастная женщина находилась во власти одной идеи – выдавая себя за его покойную жену, досадить сэру Персивалю, причинить ему как можно больше беспокойства и заодно возвыситься в глазах окружавших ее больных и сиделок. По-видимому, этот план пришел ей в голову после того, как она добилась тайного свидания с леди Глайд, во время которого воочию убедилась в необыкновенном сходстве между нею и умершей леди. И хотя было совершенно невероятно, чтобы ей удалось сбежать из сумасшедшего дома во второй раз, но оставалась возможность, что она станет докучать письмами родственникам покойной леди Глайд, о чем граф и решил заранее предостеречь мистера Фэрли.

Эту приписку мисс Холкомб показали, когда она приехала в Лиммеридж. Также в ее распоряжение предоставили платья леди Глайд и другие вещи, которые та привезла с собой в дом своей тетки. Они были тщательно собраны и переправлены в Камберленд мадам Фоско.

Так обстояли дела, когда мисс Холкомб приехала в Лиммеридж в начале сентября.

Вскоре она снова слегла, болезнь ее повторилась, ослабевшие силы ее были подорваны тяжелым душевным состоянием. Когда через месяц она наконец поправилась, подозрения ее, связанные с обстоятельствами, которые сопровождали смерть ее сестры, по-прежнему не давали ей покоя. За время болезни до нее не доходило никаких вестей о сэре Персивале Глайде, но пришло несколько писем от мадам Фоско, в которых та очень внимательно и любезно осведомлялась о ее здоровье от имени своего мужа и своего собственного. Вместо того чтобы отвечать на эти письма, мисс Холкомб организовала тайное наблюдение за домом в Сент-Джонс-Вуде и его обитателями.

Но ничего сомнительного обнаружено не было. Те же результаты принесло и расследование роли миссис Рюбель в этом деле. Выяснилось, что она приехала в Лондон вместе со своим супругом за полгода до смерти леди Глайд. Они прибыли из Лиона и сняли дом около Лестер-сквера, чтобы сдавать меблированные комнаты иностранцам, которых во множестве ожидали в Лондоне на Всемирную выставку 1851 года. Соседи миссис Рюбель не могли сказать ничего дурного ни о ней, ни о ее муже. Это были скромные люди, до настоящего времени неизменно аккуратно платившие ренту.

О сэре Персивале Глайде мисс Холкомб удалось узнать лишь то, что он поселился в Париже и спокойно проживал там в тесном кругу друзей – англичан и французов.

Потерпев неудачу по всем статьям, но не успокоившись, мисс Холкомб решила съездить в психиатрическую лечебницу, где, как ей было известно, Анну Кэтерик заперли во второй раз. Она и прежде чувствовала сильнейший интерес к этой женщине, в сложившихся же обстоятельствах этот интерес только возрос. Во-первых, мисс Холкомб хотела лично удостовериться, действительно ли Анна Кэтерик выдает себя за леди Глайд, а во-вторых (если бы это подтвердилось), мисс Холкомб хотелось выяснить, какие причины могли побудить бедную женщину прибегнуть к обману.

Хотя в письме графа Фоско мистеру Фэрли и не был указан адрес лечебницы, это важное опущение не затруднило мисс Холкомб. Когда мистер Хартрайт встретил Анну Кэтерик в Лиммеридже, она сообщила ему, где находилась ее лечебница. Мисс Холкомб тогда же записала этот адрес в своем дневнике вместе с другими подробностями этого свидания в точности так, как услышала о нем из уст мистера Хартрайта. Она просмотрела дневник, выписала адрес и, взяв с собой письмо графа Фоско к мистеру Фэрли как нечто вроде верительной грамоты, которая могла бы ей понадобиться, отправилась в лечебницу.

Вечером 11 октября она прибыла в Лондон. В ее намерения входило заночевать в доме старой гувернантки леди Глайд, однако при виде ближайшей подруги и сестры своей горячо любимой, недавно почившей воспитанницы миссис Вэзи так разволновалась и расстроилась, что мисс Холкомб решила не оставаться у нее, а сняла неподалеку номер в одном вполне респектабельном пансионе, рекомендованном ей замужней сестрой миссис Вэзи. На следующее утро она поехала в лечебницу, находившуюся в ближайшем пригороде Лондона, на севере от столицы.

Содержатель лечебницы принял мисс Холкомб без промедления.

Сначала он, казалось, был решительно против того, чтобы она повидала его пациентку. Но после того как она показала ему приписку к письму графа Фоско и назвалась той самой «мисс Холкомб», о которой там шла речь, да к тому же ближайшей родственницей покойной леди Глайд, которая, таким образом, по вполне естественным, исключительно семейным причинам интересуется помешательством Анны Кэтерик, присвоившей себе имя ее умершей сестры, тон и манеры содержателя лечебницы изменились, и он перестал противиться этому свиданию. По всей вероятности, он почувствовал, что в сложившихся обстоятельствах отказ его будет не только невежливым, но также может возбудить подозрения у респектабельных посетителей относительно порядков, установленных в его заведении, если им будет запрещено беспрепятственно посещать тех, кто находится в нем на лечении.

У самой мисс Холкомб создалось впечатление, что содержатель лечебницы не был посвящен в планы сэра Персиваля и графа Фоско. Тот факт, что он все же согласился на ее свидание с Анной Кэтерик и с готовностью отвечал ей на вопросы относительно вторичного поступления в лечебницу прежней его пациентки, чего он, конечно, не стал бы делать, будучи сообщником сэра Персиваля и графа, служили лучшим тому доказательством.

Так, например, во время их разговора он сообщил мисс Холкомб, что 27 июля Анну Кэтерик привез к нему граф Фоско, который, наряду со всеми необходимыми медицинскими свидетельствами и документами, предоставил ему также объяснительное письмо, подписанное сэром Персивалем, с просьбой принять его супругу обратно в лечебницу. Содержатель лечебницы признался, что, принимая больную обратно, заметил в ней некоторую любопытную перемену, хотя такие перемены ему, без сомнения, приходилось не раз наблюдать у психически нездоровых людей. Во внешнем и внутреннем состоянии душевнобольных людей, часто в очень короткий срок, могут происходить разительные перемены: только что он был один, и вот он уже не похож сам на себя. И перемены эти могут происходить как в лучшую, так и в худшую сторону, причем внутреннее состояние неизменно отражается на внешности человека. Он допускал возможность подобных перемен, и потому его не удивила также и новая навязчивая идея Анны Кэтерик, вследствие которой изменились ее манеры и речь. И все же время от времени его приводила в недоумение непонятная разница между его пациенткой до того, как она убежала из лечебницы, и той же пациенткой, когда ее привезли обратно. Разница была едва уловима, почти не поддавалась описанию. Он, разумеется, не утверждал, что у его пациентки изменился рост, фигура или цвет лица, что у нее теперь другой цвет волос, глаз, другой овал лица, – он скорее чувствовал эту перемену, чем видел ее в ней. Словом, случай Анны Кэтерик с самого начала показался ему довольно загадочным, теперь же он представлялся ему еще более сложным.

Нельзя сказать, чтобы этот разговор хоть отчасти подготовил разум мисс Холкомб к тому, что воспоследовало ему. И тем не менее он произвел на нее самое серьезное впечатление. Она была так расстроена услышанным, что ей пришлось подождать некоторое время, прежде чем она смогла собраться с силами и проследовать за содержателем лечебницы в ту часть здания, где находились больные.

После расспросов выяснилось, что Анна Кэтерик гуляет в парке при лечебнице. Одна из сиделок вызвалась проводить туда мисс Холкомб. Содержателю пришлось задержаться на несколько минут в здании клиники, чтобы заняться неотложным делом, требующим его внимания, по завершении которого он надеялся присоединиться к посетительнице уже в парке.

Сиделка провела мисс Холкомб в глубину красивого парка, а потом, оглядевшись, свернула на тенистую аллею, по обеим сторонам которой рос высокий кустарник. Навстречу им медленно шли две женщины. Сиделка указала на них и произнесла:

– Вот Анна Кэтерик, мэм, со служительницей, которая ухаживает за ней. Служительница ответит на все вопросы, которые вы пожелаете задать.

С этими словами сиделка покинула мисс Холкомб, дабы снова приступить к своим непосредственным обязанностям.

Мисс Холкомб и женщины шли друг другу навстречу. Когда между ними осталось не более десяти шагов, одна из женщин остановилась на мгновение, пристально посмотрела на незнакомую даму, вырвала свою руку из рук служительницы и бросилась в объятия мисс Холкомб. В этот миг мисс Холкомб узнала свою сестру, узнала мертвую, но живую…

К счастью для успеха принятых впоследствии мер, никто не присутствовал при этом, кроме служительницы. Она же была девушка молодая и от неожиданности так испугалась, что сначала не знала, что делать. Когда она пришла в себя, помощь ее потребовалась мисс Холкомб, которая, несмотря на то что изо всех сил пыталась сохранить в себе присутствие духа, все же упала в обморок, не снеся пережитого потрясения. Несколько минут спустя, благодаря свежему воздуху и прохладе тенистой аллеи, природная энергия и мужество возобладали в мисс Холкомб, и она снова, став хозяйкой самой себе, почувствовала, что обязана сохранять все свое хладнокровие ради спасения собственной несчастной сестры.