арался всячески поощрять в ней интерес к рисованию, пока оно наконец не заполнило собой пустоту ее существования, пока она не начала думать о нем, говорить о нем и терпеливо практиковаться в рисунке; все чаще на лице ее теперь мелькало выражение прежней невинной радости от моих похвал и все возрастающее наслаждение от собственных успехов, хотя еще недавно казалось, что эта радость и это наслаждение безраздельно принадлежали ее прошлой, ныне безвозвратно утраченной счастливой жизни.
Мы помогали ей выздороветь с помощью самых простых средств. В хорошую погоду мы водили ее на прогулки в тихий старый сквер неподалеку от дома, где не было ничего, что могло бы встревожить или напугать ее; мы взяли несколько фунтов из наших накоплений в банке, чтобы покупать ей вино и столь необходимое ей хорошее питание; мы развлекали ее по вечерам детскими играми в карты и книгами с картинками, которые я брал у гравера, снабжавшего меня работой, – всем этим, равно как и прочими, менее существенными знаками внимания, мы пытались успокоить ее, укрепить ее душевные силы, возлагая главные наши надежды на всеисцеляющую силу времени, наших о ней забот и нашей преданной любви. Однако даже ради ее собственных интересов мы не осмелились безжалостно вырвать ее из уединения и спокойствия, поставить ее лицом к лицу с чужими или даже со знакомыми людьми, которые мало чем отличались от чужих, пробудить в ней горестные воспоминания о ее прошлой жизни, которых мы так тщательно избегали. Каких бы жертв это ни стоило, каким бы долгим, тягостным, разрывающим сердце на куски ни было ожидание, причиненное ей зло должно было быть исправлено и отомщено без ее ведома и участия.
Решение было принято, и теперь следовало продумать, как его осуществить и с чего начать.
Посоветовавшись с Мэриан, я решил собрать все факты, какие удастся раздобыть, и затем в первую очередь обратиться к мистеру Кирлу (мы знали, что вполне можем на него положиться) за советом, чтобы уточнить у него, есть ли в этом деле шанс добиться справедливого решения суда или нет. Ради будущего Лоры мне не стоило полагаться исключительно на собственные силы, пока оставалась хоть малейшая возможность заручиться чьей-то надежной помощью.
Первым источником информации для меня стал дневник Мэриан Холкомб, который она вела в Блэкуотер-Парке. В нем были места, относящиеся ко мне. Она полагала, что мне было бы лучше не видеть их. Поэтому Мэриан сама зачитывала вслух фрагменты своего дневника, а я записывал нужные мне факты. Время для чтения мы могли найти, только засиживаясь допоздна. Этой цели были посвящены три вечера. В течение этих трех вечеров я узнал все, что могла сообщить Мэриан.
Следующим шагом было собрать любые дополнительные сведения, какие я мог получить от других людей, не возбуждая при этом подозрений. Я отправился к миссис Вэзи, дабы удостовериться, что Лора не ошибалась, когда говорила, будто ночевала у нее. Принимая в данном случае во внимание возраст и болезненность миссис Вэзи, а во всех иных случаях пользуясь соображениями предосторожности, я сохранял в тайне настоящее положение вещей и всегда говорил о Лоре как о «покойной леди Глайд».
Ответы миссис Вэзи на мои расспросы в полной мере подтвердили подозрения, закравшиеся во мне прежде. Лора определенно написала, что будет ночевать у своей старой гувернантки, но на самом деле она не останавливалась у нее.
Разум Лоры в этом случае и, как я боялся, во многих других ошибочно выдавал то, что она еще только намеревалась сделать, за нечто, уже имевшее место в действительности. Объяснить причину этого бессознательного противоречия было нетрудно, и, однако же, оно могло привести к серьезным последствиям. Путаница, возникшая в ее показаниях в самом начале, непременно подорвала бы доверие к ним и стала бы для нас роковой.
Когда затем я попросил взглянуть на письмо, которое Лора написала миссис Вэзи из Блэкуотер-Парка, мне дали его без конверта, сначала выброшенного в мусорную корзину, а позднее и вовсе уничтоженного. В самом письме не упоминалось никаких дат, не было указано даже дня недели. Оно содержало только следующие строки:
Моя дорогая миссис Вэзи, я пребываю в состоянии глубокой печали и тревоги. Может статься, я приеду к Вам завтра вечером и попрошу Вас приютить меня на ночь. Не могу поведать Вам в письме, что случилось, – я пишу эти строки в страхе быть застигнутой и потому не могу ни на чем сосредоточиться. Умоляю, будьте дома, чтобы не разминуться со мной. По приезде я расцелую Вас и все расскажу. Ваша любящая Лора.
Чем могли помочь нам эти строки? Ничем.
Возвратившись от миссис Вэзи, я поручил Мэриан написать (соблюдая все те же предосторожности) миссис Майклсон. Мэриан должна была, если сама того пожелает, в самых общих словах высказать свои подозрения относительно поведения графа Фоско и попросить домоправительницу в интересах установления истины прислать нам краткое изложение интересующих нас событий. Пока мы ждали ответа, который пришел через неделю, я посетил доктора Гудрика в Сент-Джонс-Вуде, представившись посланником мисс Холкомб, в чьи обязанности входило собрать по возможности больше подробностей о последней болезни ее сестры, чем это из-за недостатка времени удалось сделать мистеру Кирлу. При содействии мистера Гудрика я получил копию акта о смерти леди Глайд и добился свидания с женщиной (Джейн Гулд), нанятой для приготовления тела умершей к погребению. Благодаря ей я смог встретиться со служанкой Эстер Пинхорн. Та недавно оставила свое место у графини, повздорив с хозяйкой, и поселилась по соседству у каких-то людей, которых знала миссис Гулд. Таким образом, я получил свидетельства домоправительницы, доктора Гудрика, Джейн Гулд и Эстер Пинхорн в том самом виде, в каком они представлены здесь.
Снабженный дополнительными сведениями, содержавшимися в этих документах, я счел себя достаточно подготовленным для встречи с мистером Кирлом. Мэриан тотчас же написала ему обо мне и указала день и час, в которые я просил позволения посетить его по важному личному делу.
Утром у меня было достаточно времени, чтобы сводить Лору на ее обычную прогулку, а потом спокойно усадить ее за рисование. Когда я встал, чтобы выйти из комнаты, она взглянула на меня с беспокойством, которого мы давно уже не замечали в ней, и пальцы ее, как в прежние времена, начали нерешительно перебирать лежавшие на столе карандаши и кисти.
– Вы еще не устали от меня? – спросила она. – Вы уходите не потому, что устали от меня? Я постараюсь рисовать лучше, постараюсь скорее выздороветь… Любите ли вы меня по-прежнему, Уолтер, теперь, когда я такая бледная и худая и так медленно учусь рисовать?
Она говорила, как ребенок, и очень по-детски делилась со мной своими мыслями. Я задержался еще на несколько минут, задержался, чтобы сказать ей, что теперь она мне еще дороже, чем когда-либо.
– Постарайтесь снова поправиться, – сказал я, чтобы поддержать зародившуюся в ней новую надежду на будущее, – постарайтесь снова поправиться ради Мэриан и меня.
– Да, – произнесла она тихо, возвращаясь к своему рисованию, – я должна постараться, ведь они оба так меня любят. – Она вдруг подняла на меня глаза. – Не уходите надолго! Когда вас нет рядом, чтобы помочь мне, Уолтер, у меня ничего не получается!
– Я скоро вернусь, мой ангел, очень скоро, и посмотрю, как вы справляетесь без меня.
Голос мой при этих словах слегка дрогнул. Я заставил себя выйти из комнаты. Сейчас было не время терять самообладание, которое могло мне еще понадобиться в течение дня.
Отворяя двери, я сделал Мэриан знак, чтобы она вышла со мной на лестницу. Необходимо было подготовить ее к тому, что мое появление на улицах города, я хорошо понимал это, рано или поздно может быть замечено нашими недоброжелателями и привести к определенным последствиям.
– Я вернусь, по всей вероятности, через несколько часов, – сказал я. – Вы же, как обычно, никого не впускайте к нам, пока меня нет. Если же что-нибудь произойдет…
– Что может произойти? – резко перебила она. – Скажите мне прямо, Уолтер, нам что-то угрожает – тогда я буду начеку.
– Единственная опасность, – отвечал я, – заключается в том, что известие о бегстве Лоры из лечебницы, возможно, заставило сэра Персиваля Глайда вернуться в Лондон. Помните, он следил за мной до моего отъезда из Англии, так что он, скорее всего, знает меня в лицо, а я его – нет.
Она положила руку мне на плечо и молча, взволнованно поглядела на меня. Я понял, что она в полной мере осознает всю серьезность опасности, которая нам грозила.
– Едва ли сэр Персиваль Глайд или его подручные скоро обнаружат меня в Лондоне, – продолжал я. – И все же это может случиться. Но теперь же вы не станете тревожиться, если я не вернусь вечером, и успокоите Лору под любым предлогом, который мог бы извинить мое отсутствие? Если у меня появится хоть малейшая причина заподозрить, что за мной следят, я приму все необходимые меры, дабы ни один сыщик не смог обнаружить наше укрытие. Я обязательно вернусь, Мэриан, не сомневайтесь, даже если мне придется задержаться, и ничего не бойтесь.
– Не буду бояться! – отвечала она твердо. – Вы не пожалеете, Уолтер, что можете рассчитывать лишь на помощь женщины в этом деле. – Она помолчала и задержала меня еще на минуту. – Будьте осторожны! – сказала она, с беспокойством пожимая мою руку. – Будьте осторожны!
Я покинул ее и вступил на путь расследования – темный и опасный путь, который начинался у дверей конторы поверенного.
На моем пути в контору мистеров Гилмора и Кирла на Ченсери-лейн не случилось ничего сколько-нибудь важного.
Пока мою визитную карточку относили мистеру Кирлу, мне в голову пришла одна мысль, и я пожалел, что не подумал ни о чем таком раньше. Из дневниковых записей Мэриан совершенно очевидно следовало, что граф Фоско вскрыл ее первое письмо из Блэкуотер-Парка, адресованное мистеру Кирлу, и с помощью своей жены перехватил ее второе письмо, отправленное ему же. Таким образом, граф был прекрасно осведомлен об адресе конторы и, естественно, хорошо понимал, что, если после побега Лоры из лечебницы Мэриан будет нуждаться в совете и помощи, она, конечно же, снова обратится к мистеру Кирлу. А в этом случае офис на Ченсери-лейн становился первым в списке мест, за которым по распоряжению графа и сэра Персиваля было бы установлено наблюдение; и если с этой целью были выбраны те же люди, что следили за мной до отъезда из Англии, факт моего возвращения, по всей вероятности, будет установлен в этот самый день. Я допускал, что меня могут случайно выследить на улице, но мысль о риске, связанном с конторой, не приходила мне в голову до настоящего момента. Было уже слишком поздно исправлять эту досадную ошибку, слишком поздно сожалеть о том, что я мог условиться о встрече с поверенным в каком-нибудь другом, специально выбранном для этого месте. Мне оставалось только быть осторожнее, покидая Ченсери-лейн, и ни в коем случае не возвращаться прямо домой.