Да, все были здесь и целы, жаль, что никто не различил среди многих теней одну лишнюю, выскользнувшую из самого дальнего угла подвала и поплывшую к остальным.
Свет опять погас.
– Руби, – в голосе Джин нервозность мешалась с раздражением, – давай уже.
Наконец Руби удалось зажечь свечу заново. Подошла Джин, взяла свечку и пошла вдоль по подвалу, зажигая остальные. Напряжение спало. Кто-то из детей даже выдавил из себя смешок.
– Держись к нам поближе, – попросила с улыбкой Ева Эдварда и обняла его за плечи.
Мальчик стряхнул ее руку.
«Ну пожалуйста», – снова попробовала Ева, и снова Эдвард вырвался из ее объятия. Мальчик явно не хотел, чтобы к нему прикасались, и Еве осталось лишь устало поникнуть головой и оставить его в покое.
В круг света двинулись дети. Все, кроме…
Джойс, никем не замеченная, отбилась от группы намеренно. Миссис Хогг ее обидела, обошлась с ней несправедливо, и даже внезапная тьма не заставила девочку позабыть о своем горе и гневе. Отвернувшись, она уставилась в угол, где скапливались тени, смотрела и смотрела – молча, недвижимо. Не вскрикивала, не плакала. Что-то гибкое, скользкое и упругое обвилось вокруг ее лодыжек – и Джойс склонила голову, точно прислушиваясь. Несколько мгновений, и верно, слушала что-то, не слышимое никому, кроме нее, – а потом, в знак согласия, легонько кивнула. Медленно. Почти незаметно.
Перевела дыхание и тихо, как можно тише пошла вверх по подвалу к лестнице, так уверенно, будто существо, ранее обвивавшееся вокруг ее лодыжек, теперь ведет ее вперед и помогает скрыть шорох шагов. Добравшись до нижней ступеньки, подняла голову, посмотрела вверх…
В дверном проеме четко вырисовывался темный силуэт Дженет Хамфри.
Женщина в черном развернулась и прошествовала обратно в дом.
Лицо Джойс застыло. Медленно и целенаправленно девочка последовала за призраком.
Хорошая девочка
Теперь звук самолетов над головой был невыносимо громким, дом сотрясался до основания от грохота разрывавшихся все ближе бомб, но Джойс не замечала ничего, не дрожала, даже бровью не вела. Она вошла в дортуар. Подошла к своей постели.
Дженет Хамфри стояла в углу, у голой кровати Тома, и черная плесень за ее спиной распространялась, захлестывала стену. Прямая осанка, черты белого, точно мел, лица полускрыты вуалью, на щеках – будто дорожки слез, только почему-то черных. И глаза – черные и пылающие как угли, горящие живым и жестоким огнем.
На соседней с Джойс кровати лежал мистер Панч. Раскинувшись навзничь на подушке, игрушка ухмылялась ей, казалось, не только щербатой улыбкой, но и всем истресканным, изъеденным временем лицом. Однако Джойс не обратила внимания на куклу. Медленно она вынула из коробки под своей постелью противогаз, открутила фильтр, свернула полотенце и запихала внутрь, чтобы заблокировать доступ воздуха.
Посмотрела на результат – и кивнула, словно удовлетворенная делом своих рук.
А потом натянула противогаз на голову.
– Где Джойс?!
Испуганный голос Евы эхом отскочил от стен подвала.
Лицо у Гарри сделалось тревожным. Ева заметила: даже в Джин начала медленно вырисовываться тень некоего осознания.
– Живо все, обыщите подвал!
Стены сотрясались, на головы сыпались с потолка хлопья пыли и плесени, однако никто не обращал внимания. Важно было лишь одно – найти Джойс.
Дети и взрослые обшарили весь подвал, проверили каждую щель между полками, каждый угол и закоулок. Девочки там не было.
– Ее, должно быть, зачем-то наверх понесло. – Джин прищуренно смотрела в потолок, голос ее звенел от гнева.
Стены вновь сотряслись. Бомба разорвалась где-то совсем рядом.
– Мы не можем позволить ей быть там одной, – пролепетала Руби, – надо ее найти…
Ева попыталась прикинуть, куда же отправилась Джойс… и неожиданно обнаружила подсказку на стене, у самой лестницы. Подошла поближе: нет, никакой ошибки, стена там, где стояла Джойс, почернела и пошла трещинами. Сердце в груди у молодой женщины упало. Она отчаянно взглянула на Гарри.
– Дженет! Ее забрала Дженет!
– А Дженет – это кто? – нахмурилась Руби.
Ева опрометью кинулась вверх по ступенькам, Гарри – за ней.
Дети внизу запаниковали по-настоящему.
– Всем оставаться на месте, – приказала Джин самым авторитарным своим тоном, – все под контролем.
Увы, ее словам не поверил никто, даже она сама.
Джойс пыталась дышать – но воздуха не хватало.
Она стояла совершенно неподвижно, вытянув руки по швам, задыхаясь под резиной противогаза, все плотнее липнущей к лицу с каждой попыткой сделать вдох. Еще раз и еще… нет, бесполезно. Воздуха просто не было.
Голова у Джойс начала кружиться. Снаружи падали и разрывались бомбы, а у нее перед глазами плыли золотистые звездочки. Ноги подкашивались.
Стекла противогаза запотели от дыхания – это был ее маленький, личный туман. Однако и в тумане она могла рассмотреть силуэт женщины в темных одеждах, стоявшей рядом, и ухмылку мистера Панча на постели. Почему-то было ясно: они ободряют ее и поощряют, и ей хотелось угодить им обоим, – особенно женщине. Вот у кого точно – незыблемые правила, догадывалась Джойс, прекрасно понимая: очень важно, необходимо этим правилам следовать, делать в точности так, как велела женщина. Быть хорошей девочкой.
Она снова попыталась вздохнуть – и опять ничего не вышло.
Грохот снаружи стал невыносимым. Стены ходили ходуном, с грохотом разрывались бомбы. Ева, срывая горло в крике, звала и звала Джойс, но в глубине души прекрасно понимала – девочка ее не услышит. Какое там, она сама-то свой собственный голос слышала с трудом!
Буквально на шаг опережая следующего по пятам Гарри, она вбежала в кухню, потом в комнату, потом в другую… Они упорно обыскивали помещение за помещением, выкрикивали имя Джойс и втайне холодели от ужаса, понимая, что с ней сейчас происходит, и тешили себя надеждой успеть вовремя.
Ноги Джойс подкосились. Девочка упала на пол. Как темно стало в комнате – темнота точно навалилась на нее. И эта темнота – не та, что ночью, знала она откуда-то, рассвет не настанет, мрак будет длиться вечно. Все равно – надо слушаться женщину. Надо следовать правилам, чтобы та была довольна.
Темнота сомкнулась над Джойс, и девочка испытала странное облегчение. Она выполнила то, что от нее требовалось. Она отлично справилась. Рядом раздался голос – темный и надтреснутый, словно стены дома на острове:
– У тебя получилось замечательно.
– Нет, нет, нет, нет – о господи, прошу тебя, пожалуйста – нет…
Ева и Гарри влетели в дортуар. Джойс неподвижно лежала на полу.
Упав на колени, Гарри подхватил ее, сорвал противогаз, отшвырнув к дальней стене, Ева, тоже на коленях, стояла рядом.
Снова и снова Гарри делал Джойс искусственное дыхание, в глубине души понимая по цвету ее лица и искаженным, застывшим чертам: поздно. Глаза девочки закатились, на них с Евой слепо смотрели мертвые, рыбьи, белесые белки.
Ева зарыдала.
– Все в порядке, – задыхающимся голосом крикнула Джин позади. – Самолеты улетели. Все кончилось. Мы в безопасности!..
Она увидела безжизненное тело, лежащее между Евой и Гарри, ахнула – и смолкла.
Эвакуация
– Это был несчастный случай, вот и все. Ужасный, трагический несчастный случай.
Джин всегда гордилась незыблемостью своих убеждений. В свое время ей довелось немало потрудиться, чтоб сделать их таковыми. Иногда ей казалось: ее сознание – самое аккуратно прибранное место на свете. Любая мысль, любое ощущение – строго на положенном ему месте, выверено до миллиметра и гвоздями приколочено для верности. А все, что казалось неприятным или не укладывалось по той или иной причине в привычную картину мира, отбрасывалось подальше, будто ненужные безделушки в дальний ящик комода, куда складывают то, на что и смотреть не хочется, и избавиться жаль.
А теперь она чувствовала, что все случившееся в последние дни, увиденное и услышанное, заставляло пошатнуться доселе незыблемую картину мира. Представления и верования более не стояли недвижимо, в покое и безопасности, они сорвались с места и задвигались, сталкиваясь, сшибаясь, натыкаясь друг на друга. Дверь комода распахнулась, и из дальнего ящика повалили тайные, темные, непрошеные мысли. Если не остеречься, эти мысли завладеют ею. Раз и навсегда.
– Ужасный, ужасный несчастный случай!
Джин твердила и твердила эти слова, точно мантру, кивая всякий раз, когда повторяла их, – будто если произнести их достаточно раз, они станут реальностью.
Снаружи над горизонтом взошло солнце, обещавшее прекрасный, чу€дно поскрипывающий морозцем зимний денек. Сияющие лучи потянулись в высокие окна, озарили столовую ярким и чистым светом. Но никакому солнцу не под силу было порадовать людей, сидевших вокруг стола и старавшихся сбиться как можно плотнее.
Поскольку положить тело Джойс было некуда, Гарри пристроил мертвую девочку на ее собственной кровати и набросил сверху одеяло. Дверь в дортуар плотно прикрыли, дети получили твердый приказ не входить туда ни под каким видом, однако в приказах необходимости не было.
Входить не хотелось никому.
Ева и Гарри, не спуская глаз с оставшихся детей, строем отвели их в столовую и велели держаться вместе. Так и сидели ребятишки молча, почти окаменев от ужаса, – все, кроме не перестававшей горько плакать Руби. Гарри и Ева тоже присели к столу, пытаясь сообразить, что же предпринять теперь.
Джин стояла, повернувшись к ним спиной, не желая, чтобы другие видели, как отчаянно она борется с подступающими слезами, как пытается не поддаться нахлынувшим эмоциям. Впервые в жизни происходило нечто ставившее под сомнение всю ее систему мира, и она искренне не знала, что с этим поделать.
– Это был несчастный случай, вот и все. Ужасный, трагический несчастный случай.
Гарри подошел сзади и осторожно коснулся ее плеча.
– Джин?
Она обернулась – губы дрожали, широко раскрытые глаза слепо блуждали…