Ева похолодела от страха – угрей она на дух не выносила. Джим глянул на выражение ее лица – и рассмеялся коротким, хриплым, лающим смешком:
– А может, просто шины на скользкой дороге хлюпают. Сами выбирайте, что вам больше нравится.
– Может, стоило бы включить фары? – предположила Джин, и Ева заметила в ее голосе нотки тщательно и решительно подавляемой тревоги.
– К сожалению, не имею права, – ответил Родс. – Здесь тоже действует закон о светомаскировке.
– Да… но, – Джин напряженно всматривалась в окно, не в силах оторвать взгляда от мокрого, удушливо густого тумана, – а что, если мы в кювет угодим?
– А что, если под бомбы германские попадем?
Воцарилось тягостное молчание – у каждого хватало собственных поводов для беспокойства.
Ева взглянула на Эдварда – мальчик сидел в конце автобуса, рядом с Флорой, и девочка держала его за руку.
Внимание ее вновь обратилось вовне, в мир за окном, – автобус проезжал мимо смутно различимого креста, торчащего из мокрой грязи. Ева собиралась было поинтересоваться у Джима, что это и зачем, однако вопрос начисто вылетел у нее из головы, – перед ними возник из тумана силуэт огромного старинного особняка.
Родс вздохнул с облегчением:
– Добро пожаловать в особняк Ил-Марш.
Особняк Ил-Марш
«Запущенный» и «заброшенный» – вот два слова, пришедших на ум Еве, рассматривавшей особняк Ил-Марш. Он стоял, значительный и величавый, подобно древнему монолиту или памятнику давно прошедших эпох, окутанный сыростью и туманом, точь-в-точь последний, еще не сваленный временем могильный камень на забытом, разрушенном кладбище.
Ева невольно шагнула назад и споткнулась о толстый черный провод.
– Осторожнее, – подхватив ее, Джим Родс кивнул в сторону провода, – там за углом флигель, мы в нем электрогенератор установили.
Джин бродила туда-сюда, пытаясь поближе познакомиться с новым пейзажем.
– Взгляните-ка, – указала она куда-то поодаль и обернулась к Джиму, – колючая проволока. Это что же, тоже необходимо?
– Я тут ни при чем, – Родс равнодушно пожал плечами, – проволоку натянули местные силы самообороны.
– Очевидно, чтоб к нам немцы не прорвались?
С тяжелым вздохом Джим повел детей в направлении дома, будто пастух стадо. Ева, смерив мрачным взором колючую проволоку, последовала за ними.
Внутри дом выглядел ничуть не лучше, чем снаружи, – если честно, он выглядел даже хуже. Никто не жил в нем десятилетиями, возможно, он был необитаем с прошлого века, – и особняк полностью сдался запустению. Краска на деревянных балках и панелях облупилась и растрескалась, обои свисали со стен изорванными клочьями. Тут и там висели керосиновые лампы – заржавелые, опутанные паутиной, ненужные. И везде – черные пятна плесени, словно темнота извне пытается прорваться в дом. На ощупь стены казались мокрыми, холод стоял чудовищный, сквозняк и сырость щекотали и пощипывали кожу Евы. Она сразу поняла: нет, в этом месте ей не согреться никогда.
По всему дому тянулись толстые черные провода, вроде того, на который она наткнулась во дворе. Змеями они вились по стенам, тянулись к запыленным лампочкам, которые осветили дом тусклым мигающим светом, когда Джим Родс щелкнул выключателем.
Стоя у большой центральной лестницы, Ева и Джин осматривались. Обе словно лишились дара речи. Джим, принявший их ужас за потрясение, удовлетворенно кивнул:
– Да, большой дом, верно?
Ни Джин, ни Ева не отвечали. Детишки, сгрудившиеся у них за спиной, тоже шарили глазами окрест.
Джим прохромал к старинным двустворчатым дубовым дверям и попытался их отворить, что вышло у него далеко не с первого раза – дерево настолько разбухло от сырости и растрескалось. В комнате друг напротив друга застыли два ряда застланных кроватей с железными рамами. Занятых среди них не наблюдалось.
– Здесь будут жить дети, – объяснил он.
Джин смерила взглядом холл, заглянула в детский дортуар и вновь обернулась к Джиму:
– Так, а где остальные?
– Какие остальные? – озадачился Родс.
На лице Джин застыло раздражение.
– Остальные. Группы из других школ.
– А, – расслабился Джим, – остальные только на следующей неделе должны подъехать. Вы – первые.
Судя по его улыбке, в их раннем приезде было что-то от приятной неожиданности.
– И вы всерьез рассчитываете, что мы намерены жить в подобных условиях?
Извиняющимся жестом Родс пожал плечами:
– Ну, понимаете ли, это…
– Руины, вот это что такое, доктор Родс! – отрезала Джин.
Она стремительно придвинулась к нему почти вплотную, понизив голос до полушепота, – ох и скверный признак, знала по опыту Ева…
– Мой супруг, бригадный генерал британской армии, солдат своих не позволил бы поселить в таком сарае, не говоря уж об эвакуированных детях!
Родс выставил вперед руки, то ли утихомирить ее пытаясь, то ли признавая свое поражение, – Ева не поняла:
– Разделяю ваше возмущение, однако… здесь просто давно никто не жил, и я гарантирую – как только дом снова наполнится людьми, он буквально… оживет, да-да, возродится к жизни.
Он судорожно закивал, словно себя самого силясь уверить в правоте этих слов.
На Джин его речь совершенно не произвела впечатления:
– Дом нам не подходит, доктор Родс.
В голосе Джима впервые зазвенела сталь.
– Простите, но другого у нас нет, миссис Хогг.
Ева заметила – дети, собравшись вокруг, с интересом наблюдают за разгорающейся ссорой взрослых. Обернулась к ним, привычно нацепила улыбку.
– Пойдемте, ребятки, давайте вещи распаковывать.
Том не шелохнулся.
– Осмотреться-то хоть можно?
Улыбка Евы сидела плотно, словно приклеенная.
– Можно, но сначала разберем вещи.
– Да ведь…
– Мисс, а где другие дети? – В голосе Джойс прозвенела неподдельная тревога.
Ева неуверенно открыла рот, собираясь ответить, однако Джин, в который уже раз, ее опередила:
– Довольно болтовни.
Дети послушно смолкли.
– Ева, пусть доктор Родс объяснит вам, что и где находится в доме. Я сама разберусь с ребятами.
– Да, директор. – Ева, притом далеко не впервые, почувствовала себя не учительницей, а обычной ученицей – у Джин прямо дар был вызывать в ней это ощущение. Ситуация раздражала Еву неимоверно, но выхода не было – слишком хорошо она представляла реакцию Джин на дерзновенную попытку протеста.
Ева и Джим Родс воровато переглянулись и отправились на экскурсию по дому.
В детской
– А вот там у нас кухня, – Джим Родс указал на дверь слева, – а позади нас столовая.
Ева склонила голову, запоминая информацию.
Джим внезапно остановился, пытаясь посмотреть ей прямо в лицо, и смущенно отвел глаза.
– Простите, – вздохнул, – мне… в самом деле очень жаль, что вас никто не предупредил, в каком месте предстоит жить.
– Да ничего, доктор, все в порядке, – ответила Ева мягко, – я прекрасно понимаю, гонца за дурные вести не казнят.
Джим слабо улыбнулся, уныло покосившись в направлении холла.
– Спасибо. Хотел бы я и в других встретить подобное понимание.
– Миссис Хогг относится к своей ответственности весьма серьезно. Она осознает свой долг по отношению к детям и полагает, будто действовать в их интересах следует бурей и натиском. А намерения у нее – самые благородные.
– Да, можно взглянуть на ситуацию и с этой стороны.
– По-вашему, есть и другая?
– Конечно. Люди вроде миссис Хогг запирают свои чувства и эмоции на семь замков, а называют это «вести себя рационально». Это все война, это она такое с ними делает. Что ж, тоже способ выдержать, в общем.
– А вы откуда знаете?
Джим Родс поморщился.
– Навидался на прошлой войне. Слишком много парней вели себя именно так, – да, боюсь, домой из них вернулись немногие. И намерения у них тоже были самые благие.
Он помолчал.
– Может, теперь наверх?
Ева взглянула на лестницу. Старинная и основательная, она казалась весьма крепкой, однако молодая женщина невольно обеспокоилась, как обстоят дела в реальности.
– Наверху – комнаты, которые мы приготовили для вас и миссис Хогг, – объяснил Джим. – Остальными займемся, когда подъедут прочие.
Джим кивком пригласил ее подняться, и Ева пошла, невольно прислушиваясь к звуку прихрамывающих шагов за спиной, к треску и постаныванию ступенек при каждом их с Родсом движении.
– А в какой области у вас докторская степень, если не секрет?
Наверху лестница расширялась настолько, что Джиму без труда удавалось идти с ней бок о бок.
– Я врач.
– А как же вы попали в народное образование?
– И не только, я еще и в противовоздушной обороне участвую, – сообщил Джим с некоторым вызовом в голосе. – Что поделать, все помогаем, чем можем.
Второй этаж оказался еще запущенней первого. Джим Родс вынул из кармана свечу и зажег ее.
– Электричество сюда пока что не провели, к сожалению, но в доме полно свечей и керосиновых ламп.
«Что-то его судорожная жизнерадостность подтаивать начинает», – подумала Ева не без ехидства. Они остановились меж двумя дверьми – одна против другой, по разные стороны коридора.
– Вот и ваши комнаты. Остальные мы пока держим запертыми, откроем, когда приедут другие.
Ева взглянула в конец коридора – одна из дверей была распахнута настежь.
– Однако не все? – удивилась она.
Джим Родс проследил направление ее взгляда и наморщил лоб:
– Странно. Я полагал, что запер все до единой.
И тотчас отвернулся, позабыв о досадной мелочи, он, но не Ева. Ей стало любопытно, словно что-то там, за открытой дверью, притягивало ее, приглашало войти. Она взяла свечу и двинулась по коридору, Джим похромал следом, чуть поодаль.
– Наверное, здесь была детская, – сказал Родс.
Ева посветила свечой на стены, озарились накленные слой на слой обои – временные кольца на дереве, да и только! Можно без труда определить возраст дома по количеству бумаги у него на стенах. Ева замерла, ощутив что-то. Что-то странное, не поддающееся точному словесному определению.