Вот и вся роль русских женщин по «Задонщине» и «Сказанию» в Куликовской битве. Опрометчивому в своих суждениях человеку эта роль может показаться маленькой и неубедительной, особенно человеку, не уходившему на фронт, на войну, на битву из семьи, из объятий любимой жены. «Жди меня, и я вернусь, только очень жди!» Это – вечные слова. Они будут жечь сердца воинов и их жен всегда, до тех пор, пока человек семейный не перестанет воевать. Кому легче? Воину, покидающему родной дом, жену, детей, или тем, кто остается? Кто остается в неизвестности, кто готов ждать всю жизнь, кто ждет всю жизнь – даже тогда, когда нет уже ни единого шанса дождаться? Кому легче?
Авторы «Задонщины», «Сказания о Мамаевом побоище», княгиня Евдокия и ее слушательницы участвовали в рождении нового образа русской женщины. Готовой ждать. Да-да, и в VIII веке до н. э., и раньше, и позже, и в Восточной Европе, и в других регионах земного шара такой образ существовал и существовать будет – слава женщинам, готовым ждать! Но все дело в том, что в конце XIV, а лучше сказать, с середины XV века на Руси и во многих регионах планеты этот образ стал обретать все большее значение, социальное, государственное, если хотите. Объясняется это, если говорить очень коротко, тем, что в середине XV века практически во всех исторически значимых точках планеты великая междоусобица, мучившая людей с XI века, стала быстро затухать, и в то же время стали формироваться крупные государства, естественно, воюющие между собой. И войны из междоусобных превратились в межгосударственные. А в таких войнах побеждают патриоты. А вот им-то и нужны такие жены, которые плакали вместе с княгиней Евдокией на теремном крыльце.
Оговоримся, чтобы не вызвать бурю негодования: подобные теоретизирования часто сбивают людей конкретных с толку, потому что «суха теория, мой друг, но древно жизни пышно зеленеет», и в этой пышности могут утонуть любые формулы и формулировки.
Продолжая разговор об идеальной для Дмитрия Донского (теперь, после битвы, мы можем его так называть) жены, мы заверим-таки наш хронологический отчет о его деятельности.
В ноябре 1380 года русские князья на съезде договорились поддерживать друг друга в борьбе с Ордой.
В 1382 году хан Тохтамыш осуществил поход на Русь, обманом взял Москву, разграбил ее и сжег. Людей сгубил только в городе около 24 тысяч человек. В это время Дмитрий набирал в северных землях войско. Не успел. Вернулся в Москву хоронить людей. И жена была вместе с ним, со всей Москвой.
А в 1383 году произошли два события, которые не всеми исследователями оценены по достоинству. В этот год в Орду заложником отправился сын Дмитрия и Евдокии Василий, что дало повод недоброжелателям говорить о преждевременности войны с Мамаем, закончившейся крайне неудачной войной с Тохтамышем, взятием и разорением Москвы, других городов Русской земли и данью. На первый взгляд, Орда действительно выиграла ту войну, продолжавшуюся с избиения ордынцев в Нижнем Новгороде в 1374 году по 1382 год. Но закончилась эта война не только степным ураганом, данью и взятием Василия Дмитриевича в заложники, а еще и тем, что победитель вынужден был признать Дмитрия Ивановича великим князем! Это – главное. У стен Москвы в 1382 году ордынцы клялись, что пришли наказать не граждан, а лишь Дмитрия за его дерзость, за то, что тот поднял руки на темника Мамая. И в этих словах была логика сильных. Москвичи доверились ордынцам, открыли ворота, и налетчики вдруг из сильных превратились в слабых, в грабителей и поджигателей.
А через некоторое время они – быстро слабеющие, но сильные – оставили ярлык побежденному, то есть слабому, но быстро сильнеющему. А значит, стратегически Москва и Русская земля ту войну не проиграла.
В 1384 году Тохтамыш наложил на Русь тяжелую дань, и это событие, казалось бы, опровергает вывод предыдущего абзаца, но… Москва-то осталась, Москву, возвышающуюся над Русской землей, возмутительницу ордынского спокойствия, ханы ни уничтожить, ни остановить в ее движении не могли.
В 1385 году Москва заключает договор с Рязанью, естественно, с пользой для себя.
В 1386 году главенство Москвы признает Новгород.
В 1387 году из Орды сбежал князь Дмитрий, и хан не наказал за это Москву!
Впрочем, Орда была еще очень сильна. Бороться с ней Русская земля, еще не сплоченная, не могла с полной уверенностью в успехе дела. И русские политики тех времен понимали это не хуже позднейших теоретиков. И понимали это Дмитрий Иванович и его жена Евдокия Дмитриевна. Знали они также, что на их плечи ляжет ответственность за гибель тысяч соотечественников, что они могут потерять в борьбе все, в том числе и своих детей. Они все это знали, неглупые люди.
Они наверняка знали о существовании другого пути, мирного: Орда стала сдавать, рассыпаться, она рассыпалась бы и без «помощи» Москвы. Но путь тщедушных, тихонько выжидающих свое время, был неприемлем для Дмитрия Донского, для Москвы. Таким путем великих вершин не достичь.
Короткий обзор основных деяний великого князя Дмитрия Ивановича достаточен для того, чтобы почувствовать то напряжение, в котором он находился постоянно, с первых дней своего самосознания и до последнего дня. Внешне он выглядел человеком сильным и здоровым. Но здоровье подвело его. А лучше сказать, на тридцать девятом году жизни этот сильный и упорный человек полностью израсходовал весь запас своей жизненной энергии. Такое случается с теми, кто работает на износ, не щадя себя.
Почувствовав близкую смерть, Дмитрий Донской собрал возле себя самых верных бояр, поблагодарил за то, что они всегда были рядом с ним, и закончил свою речь словами: «Теперь помните, что мне всегда говорили: умрем за тебя и детей твоих. Служите верно моей супруге и юным сыновьям: делите с ними радость и бедствия». Он представил им семнадцатилетнего Василия Дмитриевича как будущего государя, благословил его, избрал советников из опытных бояр, обнял Евдокию, сыновей, бояр и скончался.
Великая княгиня «начала плакать, ударила руками в грудь свою; огненные слезы лились из очей… Зачем, – воскликнула она, – умер ты, дорогой мой, жизнь моя, зачем оставил меня одну вдовой?..» Совсем недавно она родила последнего своего сына. Они были молоды. Жить бы им да жить, да детей растить, а затем и внуков, и рассказывать им вечерами о Русской земле, о войне с Ордой, о Куликовом поле. Нет. Великим князьям, царям, императорам редко удавалось отдохнуть в конце жизни да поворчать со внуками по-стариковски. Работа у них такая непутевая. А у их жен вся жизнь такая – хлопотная.
Горько плакала Евдокия на смертном одре супруга, так горько и искренно, что кто-то из дворцовых слуг успел запомнить эти слова, а затем они были включены в «Слово о житии великого князя Дмитрия Ивановича», а любители женской изящной словесности поспешили назвать Евдокию Дмитриевну первой русской поэтессой. Поспешили потому, что точных свидетельств того, что текст плача принадлежит великой княгине, пока, к сожалению, нет.
Точно так же эту незаурядную женщину можно назвать первой русской «зодчей» (если бы слово зодчий могло иметь женский род), ведь хорошо известно, что она еще при жизни Дмитрия Донского начала активную деятельность в сфере церковного и монастырского строительства. Так, например, в 1387 году она основала рядом с Фроловскими (Спасскими) воротами в Кремле в 1387 году Вознесенский монастырь, а в 1393 году у своих хором – церковь Рождества Богородицы, а в 1407 году опять же в Кремле, у тех же Фроловских ворот, – Девичий монастырь…
В принципе, Евдокию Дмитриевну можно было с некоторыми оговорками назвать и первой великой русской полководицей (единственной к тому же), вспомнив, что именно она, мать великого князя Василия Дмитриевича, убедила сына перенести в Москву из Владимира чудотворную икону Божией Матери в августе тревожного 1395 года, когда к Москве двигалось мощное войско величайшего из полководцев XIV века Тамерлана. Не надо улыбаться и огорчаться. С давних времен все гении войн, походов и сражений знали о том, что моральные качества воинов, психологическая подготовка, высокий боевой дух, сила воли являются неотъемлемой частью воинского искусства. Не раз в истории войн были случаи, когда сильные духом люди (в Великой Степи их называли «людьми длинной воли») одерживали невероятные с точки зрения здравого, хоть и военного, смысла победы, совершали фантастические подвиги. Мудрая княгиня Евдокия прекрасно знала, какой эффект произведет Владимирская икона Божией Матери, перенесенная в Кремль на Боровицком холме, какое огромное значение имеет этот акт для всех москвичей, для воинов, которых собирал на борьбу с самим Хромцем Железным ее сын. И в этом смысле она сделала для поднятия духа русских воинов очень много. Она вполне могла бы стать если не начальником Генерального штаба любой армии мира, то заместителем Главнокомандующего по моральной подготовке – точно! Кстати, на эту военную должность могли претендовать многие мудрые русские женщины, чувствующие жизнь изнутри. Жаль, что это их качество не задействовано…
Но как же повлияла Владимирская икона Божией Матери на ход боевых действий с великим Тимуром, которого не зря прозвали «человеком века», который осуществил несколько беспримерных походов на Среднюю Волгу, в Малую Азию, на Кавказ, в Индию, который добрался до Ельца в августе 1395 года и остановился, чтобы передохнуть перед последним рывком на Москву?
Четырнадцать дней стоял Тимур на месте. Отдыхал? Пировал? Подсчитывал дивиденды от грабежа? Нет. За свою боевую походную жизнь Хромец Железный не совершил ни одной грубой ошибки, не проиграл ни одного крупного сражения. Все его походы были удачными. И поход на Русь тоже. Все эти четырнадцать дней он напряженно работал, посылая опытных разведчиков в разные стороны (да-да, в разные!), чтобы точно знать положение дел во всей Восточной Европе.
Под Коломной его ожидало крупное войско Василия Дмитриевича. В Москве народ встречал на улице, позже получившей название Сретенской, икону Владимирской Богоматери, русскую святыню. Воины Василия Дмитриевича готовы были драться за себя, за Москву, за Икону, за Русь – насмерть. 26 августа Москва встречала Владимирскую икону Божией Матери. В тот же день, согласно источникам, Тимур непобедимый поднял войско и повел его на родину, в Маверанахр. Люди верующие вполне законно считают, что икона совершила очередное чудо. И они правы: чудо было. Но еще раньше совершил если не чудо, то подвиг великий князь Василий, сын Дмитрия Донского, собравший рать под Коломной. Всего-то 13 лет прошло с тех пор, когда Тохтамыш наказал Русскую землю и русский народ за дерзость на поле Куликовом. Дети героев той битвы, да и многие герои, вышли на бой с великим полководцем. И Тимур отказался от предложенной ему чести сразиться с ними. Он был мудр. Он понимал, что потери в предстоящем сражении, как бы оно ни закончилось, будут огромными! А этим (даже если Тимур победил бы) обязательно воспользовался бы литовский князь Витовт. Он не дал бы азиатам уйти в Маверанахр.