Двенадцатилетнего Ивана IV не подпускали к государственным делам. Переворот Ивана Шуйского в 1542 году говорит о том, что юный князь нужен был боярам как игрушка, сломать которую и выбросить в мусорную яму почему-то никто не решался. Почему? Потому что олигархи никогда добровольно не возвышали из своих рядов человека до уровня монарха-самодержца.
И это слабое качество олигархов дало Ивану IV возможность выжить.
Шуйские, захватив власть в Думе, отменили восстановленные Иваном Бельским льготы в областях, где власть захватили их наместники. В стране начался откровенный грабеж. Росло молчаливое недовольство. Иван Шуйский, больной и старый, передал власть родственникам. Среди них особенно выделялся наглостью и свирепостью Андрей Шуйский. Он видел, какое влияние на Ивана IV имеет советник Думы, князь Федор Семенович Воронцов, и мечтал расправиться с ним.
На торжественном заседании Думы в присутствии поставленного Иваном Шуйским митрополита Макария, а также Ивана IV люди Шуйского (это было в 1543 году) набросились на Воронцова с обвинениями, ничем не подтвержденными. Воронцов отметал одно обвинение за другим, но это только распаляло Андрея Шуйского. Окончательно рассвирепев, он и его люди налетели на Воронцова, выволокли его в соседнюю комнату и стали бить.
Иван IV, дрожа от страха и гнева, слезно просил митрополита вызволить из беды несчастного. Князья Шуйские, Кубецкие, Палецкие, Шкурлятовы, Пронские и Алексей Басманов били Воронцова, тот кричал. Юный великий князь умолял Макария, и наконец митрополит с боярами Морозовыми проследовал в комнату. Слова первосвятителя «подействовали» на Шуйских и их единомышленников. «Мы не убьем его!» – злорадно кричали они и били Воронцова еще некоторое время. Затем, едва живого, они бросили его в темницу. Иван IV вновь послал к ним митрополита, просил через него отправить избиенного служить в Коломну. Фома Головин встретил Макария неучтиво: наступил на мантию митрополита, порвал ее. Священнослужитель передал Шуйским просьбу Ивана IV.
Бояре стояли на своем. Они вынудили тринадцатилетнего человека утвердить противный его душе приговор, и Воронцова отправили вместе с сыном в Кострому. Мог ли не запомнить этого великий князь? Мог ли он простить боярам их своевластие, грубость, дерзость? Не мог! И это должны были понимать те, кто бил Воронцова. Кто кучковался вокруг Шуйских, явно увлекшихся в подвигах, о которых знали в народе: от князей, бояр, дворян, воевод, купцов до ремесленников, смердов, черных людей. Очень часто олигархи в своем самомнении, в дерзкой гордости, в делах и поступках, игнорируя окружающих их сограждан, противопоставляли себя всему роду человеческому, разжигали губительный для себя же самих огонь народных страстей.
Удивительно! Бояре в период с 1533 по 1546 год сделали все, чтобы озлить, настроить против себя Ивана IV и весь народ страны Московии.
После расправы с Воронцовым они занялись «воспитанием» будущего самодержца и воспитывали его в своем духе, разжигая, себе на беду, низменные инстинкты в душе князя, пытаясь привязать его к себе. Не получилось. Слишком много зла он потерпел от Шуйских. Иван, не отказываясь от грубых затей, охоты, шумных, уже не детских игрищ, все чаще прислушивался к мнению своих дядей Юрия и Михаила Васильевича Глинских, людей «мстительных, честолюбивых». Они говорил племяннику, что пора брать власть и самому решать, кого миловать, кого наказывать.
Вокруг Ивана IV стали собираться бояре, ненавидевшие Шуйских. Но те, как в свое время Иван Бельский, ничего опасного не замечали. Осенью 1543 года Иван съездил на молитву в Сергиев монастырь, затем охотился, потом были веселые праздники, настало Рождество Христово. Веселым и бесшабашным казался Шуйским Иван IV. Никто из них не догадывался, что великий князь уже стал Грозным.
Он созвал Думу, и все услышали его твердый, суровый голос. Иван IV в тревожной тишине сказал, что бояре, пользуясь его малолетством, самовольно властвовали в стране, многих невинных людей убили для собственной выгоды, ограбили, восстановили против себя и против центральной власти народ. Бесприкословный тон, твердость взгляда и мысли, спокойствие и уверенность в сочетании с умеренной, еще не разбушевавшейся страстью могли напугать даже сильного человека. Повинных в беззакониях много, продолжил великий князь, но я накажу самого виновного – Андрея Шуйского.
Не успели Шуйские отреагировать на эти слова, как к их лидеру подбежали вооруженные люди.
Отдать его, свирепого на растерзание псам повелел великий князь, и приказ его был исполнен мгновенно. Тяжелая это смерть, собачья.
Князья и бояре, вошедшие в милость великого князя, даже не догадывались о том, что жизнь его только начинается, а Иван IV, не давая им повода для грусти, «ездил по разным областям своей державы, но единственно для того, чтобы видеть славные их монастыри и забавляться звериной ловлею в диких лесах; не для наблюдения государственных, не для защиты людей от притеснения корыстолюбивых наместников. Так он был с братьями Юрием Васильевичем и Владимиром Андреевичем во Владимире, Можайске, Воложке, Ржеве, Твери, Новгороде, Пскове, где, окруженный сонмом бояр и чиновников, не видал печалей народа и в шуме забав не слыхал стенаний бедности; скакал на борзых ишаках и оставлял за собой слезы, жалобы, новую бедность: ибо сии путешествия государевы, не принося ни малейшей пользы государству, стоили денег народу: двор требовал угощения и даров. Одним словом, Россия еще не видела отца-монарха на престоле, утешаясь только надеждою, что лета и зрелый ум откроют Ивану святое искусство царствовать для блага людей».
К данным высказываниям Н.М. Каразмина можно добавить лишь то, что описанные им два года жизни юного самодержца были самыми спокойными и счастливыми в его жизни и в жизни страны Московии.
К семнадцати годам нагулялся великий князь Иван IV Васильевич, наохотился, вдоволь напутешествовался, окреп физически, возмужал. Однажды он долго о чем-то беседовал с митрополитом Макарием, порадовал священнослужителя, и затем и бояр. Через три дня назначил сбор князей, бояр, воевод во дворце. Юный князь, удивляя собравшихся серьезным видом и благочинной речью, сказал о том, что хочет жениться, причем на соотечественнице. «Во младенчестве лишенный родителей и воспитанный в сиротстве, – говорил Иван IV, обращаясь к митрополиту, – могу не сойтись с иноземкой: будет ли тогда супружество счастием? Желаю найти невесту в России по воле Божией и твоему благословению». Макарий благословил намерение венценосного юноши.
Эта умилительная сцена растрогала бояр. Они плакали. И не догадывались, что оплакивают быстро уходящую эпоху в жизни Восточной Европы, страну Рюриковичей. И это хорошо, что они ни о чем не догадывались.
Иван IV не торопил их, как хороший артист, чувствующий вибрирующую энергию зала, подождал, сам невольно растроганный, гордо произнес, что хочет он перед свадьбой венчаться на царство, приказал митрополиту и боярам подготовиться к сему знаменательному событию не только в своей личной судьбе, но и в жизни всей державы.
Обряд венчания на царство состоялся 16 января 1547 года, а 13 февраля в храме Богоматери митрополит Макарий венчал Ивана IV и Анастасию Романовну Захарьину. Она была дочерью Романа Юрьевича, окольничего; воспитывалась, как и царь, без отца, отличалась кротким нравом и щедрой душой. Свадьба продолжалась несколько дней. Во дворце, в Кремле, в Москве гулял народ и радовался.
Молодожены однажды утром покинули дворец и пешком отправились в Троицкую лавру, где провели в ежедневных молитвах первую неделю Великого поста, первую неделю совместной жизни, самую мирную, самую спокойную.
Но могла ли быть спокойной и счастливой жизнь Анастасии, жены Ивана IV Васильевича, издерганного, психически неуравновешенного, морально развращенного боярами (на охотах они подсовывали ему баб), озлобленного, чем-то напоминающего голодного сильного волка, вожака? «В жизни всякое случается», – ответит на этот вопрос осторожный человек, но это «всякое» случается чрезвычайно редко, особенно с монаршими особами, да в столь ответственный период истории, когда Русское государство за неполные сто лет преодолело путь от Великой смуты, закончившейся в 1462 году, к освобождению от данной зависимости от Орды, к созданию централизованного Русского государства, которое в силу самых разных объективных причин уже при Василии III Ивановиче стало выходить на очередной вираж истории, превращаясь в державу имперского типа. Из одного состояния – в другое, в третье, в четвертое. И все на приличной скорости, на предельной скорости.
Думать нужно было быстро, решения принимать точные, взвешенные. Но не так-то просто юному царю, издерганному, было угадывать верные ходы для страны.
Мы не будем в очередной раз пересказывать историю жизни этого государственного деятеля, ограничимся лишь итогами, знакомыми событиями, на фоне которых вспыхивали и быстро гасли судьбы несчастных женщин, по воле рока попадавших в злую жизненную воронку Грозного.
16 января 1547 года Иван IV Васильевич венчался на царство.
13 февраля 1547 года был совершен обряд бракосочетания первого русского царя и Анастасии, дочери окольничего Романа Юрьевича Захарьина.
В этот же год Москва трижды горела. Самым страшным за многие века был июльский пожар, опустошивший стольный град.
Кто-то из противников Глинских, которые заняли теперь ключевые посты в государстве, пустил в народе слух, будто княгиня Анна Глинская, бабка царя, организовала поджоги. Люди поверили этой нелепице, взбунтовались, убили сына Анны, разграбили имения Глинских.
В это же время Иван IV встретился с Сильвестром, стал меняться, как пишут летописцы, в лучшую сторону.
В 1550 году вышел Судебник как переработанное и дополненное Уложение Ивана III. Это был второй полный свод законов Русского государства.
В 1551 году был составлен «Стоглав».
В 1552 году русское войско овладело Казанью. Иван IV, возглавлявший поход, одержал первую свою крупную победу, но крепко поссорился с боярами, которые просили его остаться в побежденном городе до весны. Они боялись, как бы многочисленные воинственные народы, обитавшие на землях Казанского ханства, не восстали. А царь стремился в Москву, в центр управления державой, в город, где вот-вот царица Анастасия должна была родить.