И красавица-Ксения, чудесная девушка с поэтической, тонкой душой, с талантом художника, рукодельницы, загоревала, потому что дела у отца «на работе», то есть в Русском государстве, стали ухудшаться.
Еще в конце 1600 года среди русских людей слух пошел, будто бы царевича Дмитрия припрятали до поры до времени добрые люди. Об этом узнал Борис Годунов, содрогнулся. Злым он себя не считал, даже тогда, когда замысливал лютые козни против врагов, оттесняя их подальше от царей. И теперь он себя злым не считал, но дело было серьезным, и царь Борис вступил в войну с невидимым, грозным врагом: со слухом народным.
С первых же дней этой долгой битвы Годунов изменился. Раньше он старался быть на виду у всех этаким спокойным, то теперь лицо его стало мрачным, взгляд – недоверчивым, слово – резким. Царь пытался отыскать следы того, кто называл себя царевичем Дмитрием, но сделать это не удалось. И тогда он нанес удар по предполагаемым противникам: отправил в ссылку Богдана Бельского, который был ближе всех к Дмитрию, а затем – бояр Романовых, приходившихся Федору Ивановичу двоюродными братьями. С точки зрения добросовестного сыщика он сделал верный ход: отдалил от центра страны и нейтрализовал тех, кому распространение слухов было наиболее выгодно. Самого мудрого из Романовых, пятого брата Федора, «насильно постригли под именем Филарета в монастыре Антония Сийского».
Слухи о живом царевиче Дмитрии распространялись все быстрее по стране.
Годунов, не понимая, куда ведет каждый его последующий шаг, нанес второй мощный удар по возможным распространителям зловредных слухов. В ссылку отправились близкие Романовым люди: Черкасский, Репнины, Пушкины и другие.
Слухи не угасли.
В стране появились шпионы. Сначала из близких людей Годунова, но вскоре шпионили уже и попы, дьяконы, бояре, холопы. Доносили друг на друга даже родственники. За каждый донос холопы получали свободу, остальные хорошо награждались из казны либо из средств отправленного в ссылку.
Бориса Годунова уже нельзя было назвать ни мудрым, ни добрым, ни спокойным. Он взрыхлил и удобрил то поле, которое несколько десятков лет назад засеял Иван Грозный, когда во времена опричнины муж доносил на жену, брат – на брата. Опасные зерна! Из них обычно вырастают демоны смуты, люди бездушевных тормозов, способные на любые злодеяния.
Но Годунова это не интересовало.
Он повелел пытать обвиненных по доносу. Многие не выдерживали пыток, «сознавались» во всех грехах, но о Дмитрии они сказать ничего не могли, потому что никто толком ничего не знал! Только – слухи. Где-то живет-поживает, мужает царевич Дмитрий. Страшная эта опасность – слухи. Опасаться их надо как огня в знойное лето. Слухи – это первый показатель растущего недоверия к правителю, первое предупреждение о том, что в государстве какие-то неполадки.
Слухи о царевиче Дмитрии говорили о большем: народ отказывает в доверии царю Борису. Но он о народе не думал! Он повелел перекрыть границу с Польшей, расставить на дорогах караулы. Годунов ловил слухи, позабыв о том, что их поймать нельзя, что эта возня порождает в народе новые слухи. То был неравный бой.
В 1601 году страну поразил неурожай. Борис Годунов сделал все от него зависящее, чтобы спасти малоимущих от голода, но справиться с несчастьем ему не удалось, быть может, потому, что с каждым днем, с каждым месяцем… крепли слухи о царевиче Дмитрии и росло в народе недоверие к царю. Хлеб дорожал. Люди съели всех собак, кошек. В Москве, на рынках, появилось человеческое мясо. В 1602 году опять был неурожай! У Годунова было много денег, много сибирского меха. Но почему-то ему не удалось закупить в других странах хлеб. Почему?
Лишь в начале 1604 года Борис узнал, что назвавший себя Дмитрием находится у казаков, и они готовятся к походу на Москву. Войну со слухами царь Борис проиграл подчистую, потери его были невосполнимыми, он напрочь потерял доверие среди разных слоев русского народа, и это самым непосредственным образом сказалось на войне между Лжедмитрием и Годуновым, которая началась после того, как 16 октября 1604 года самозванец с небольшим войском польской шляхты и примкнувших к нему казаков пересек границы Русского государства.
И тут с Борисом Годуновым случилась страшная беда: он узнал, что на воззвание Лжедмитрия положительно откликнулась казацкая вольница, без боя сдались ему Моравск и Чернигов, жители прибрежных деревень реки Десны встречали его хлебом-солью… Вот почему так живучи были слухи! Народ верил в них. А вероятнее всего, он хотел в них верить. Слухи не ветер: хочет – гоняет туда-сюда бахрому трав или тяжелые шапки деревьев, а хочет – спать заляжет хоть на месяц. Слухами земля полнится не потому, что травы, или звери, или птицы разносят их по всему земному шару, но потому, что на земле живут люди, для которых слухи эти интересны, важны, а то и жизненно необходимы, может быть, как мечта необходимы. Без мечты жить не интересно. Скучно. В народной мечте заложено очень много. Мечту «подслушать» можно из слухов. Не смог это сделать Борис, и народ пошел от него к самозванцу.
11 ноября 1604 года воевода Басманов в Новгород-Северске отразил несколько атак войска Лжедмитрия, от которого тут же побежала шляхта. И сам-то претендент поспешил в Путивль. Но не успел Борис порадоваться, как пришли печальные вести: самозванца признали Курск, Севск, Кромы, другие города, у него собралось уже 15 000 воинов! Всего лишь пятнадцать тысяч. У Годунова в 1598 году было пятьсот тысяч. Куда же все делись?
21 января правительственная армия нанесла Лжедмитрию поражение под Севском, но русские города продолжали сдаваться самозванцу. Годунов отправил послов в Польшу с требованием выдать «вора». Ответ польского сейма не удовлетворил безродного царя Бориса! Ян Замойский после пламенной речи сказал: «Этот Дмитрий называет себя сыном царя Ивана. Об этом сыне у нас был слух, что его умертвили. Он же говорит, что на место его умертвили другого! Помилуйте, что это за Платова или Теренцева комедия? Возможное ли дело: приказали убить кого-то, да притом наследника, и не посмотрел, кого убили! Так можно зарезать только козла или барана! Да если бы пришлось возводить кого-нибудь на московский престол, то и кроме Дмитрия есть законные наследники – дома Владимирских князей: право наследства приходится на дом Шуйских. Это видно из русских летописей».
Не понравился такой ответ Годунову. Еще бы! О Борисе в русских летописях не говорилось как о человеке, имевшем право на престол!
Положение его ухудшилось. Бориса могло спасти только чудо. Но «спасла» его смерть: 13 апреля 1605 года Годунов внезапно умер.
А «Платова или Теренцева комедия» на Руси на Москве продолжалась, и женщины играли в ней не роль статисток.
После смерти Бориса Годунова патриарх Иов объявил царем шестнадцатилетнего Федора, сына Бориса. Москва присягнула новому царю. Законному! Его мать Мария и патриарх приказали князьям Мстиславскому, Василию и Дмитрию Шуйским прибыть в столицу. Они оставили войско и явились в Кремль. Из темницы освободили Дмитрия Бельского. Дума в их лице получила опытных государственников. Главнокомандующим в войско, отражавшее натиск продвигавшихся к сердцу страны полков Лжедмитрия, был отправлен Басманов. Он вместе с митрополитом Исидором принял от воинов присягу верности новому царю, но вдруг переметнулся к самозванцу! Несколько дней он тайно вел переговоры с Лжедмитрием, получил щедрые обещания, подговорил князей и воевод и 7 мая по тревоге выехал на коне перед войском и крикнул: «Дмитрий есть царь московский!» Беда была не в том, что среди кремлевских вельмож появилось много сторонников самозванца, и даже не в том, что Федор Борисович не мог организовать достойное сопротивление противнику. Беда была в том, что Басманов, хитрец-предатель, наверняка знал, какой будет реакция воинов. Рязанский полк первым, а за ним и другие полки – тысячи людей! – закричали: «Да здравствует Дмитрий Иванович, наш отец государь наш!» Басманов решился на столь гнусное дело не потому, что у него появилась возможность приблизиться к трону Лжецаря, как об этом пишут многие историки, но потому, что он сердцем почувствовал настроение людей. Не Басманов повел за собой воинов, и они заорали, как заведенные куклы: «Дмитрий! Дмитрий!», – а народ вынудил Басманова изменить царю законному. Кстати, этот выбор неглупого русского народа дает фору сторонникам Ивана IV в споре со сторонниками Бориса Федоровича. Почему-то народ выбрал «сына» Грозного, а не сына Годунова (точнее сказать, выбирая Лжедмитрия, народ отрекся от всего, что связано было с Борисом Годуновым).
По Москве со дня воцарения Федора от дома к дому, от человека к человеку распространялась волна протеста: «Не долго ему царствовать! Дмитрий Иванович близко!»
А в первый день лета в столицу прибыли послы от Лжедмитрия, Плещеев и Пушкин. Сначала они зачитали грамоту самозванца в оной слободе. Претендент поведал согражданам об успехах, обещал всем большие льготы. Народ, хоть и надоел ему Годунов, отнесся к грамоте настороженно.
Послов повели на Красную площадь. Разбираться нужно было всем миром. На Красной площади людей собралось много. Москва слушала грамоту, думала, решалась. Не решилась, однако. Призвали князя Шуйского, одного из членов комиссии по расследованию дела в Угличе. Так убили царевича или нет? Василий Шуйский, человек не злой, но трусоватый, вышел к лобному месту и в абсолютной тишине произнес приговор Годуновым, стране и себе в том числе: не убили в Угличе царевича.
По дикому шуму толпы находящиеся в Кремле могли понять, что произошло непоправимое. Иов плакал. Бояре онемели от ужаса. Мстиславский, Бельский и еще несколько бояр вышли к людям, пытались схватить Плещеева и Пушкина, но было поздно.
«Гибель Годуновым!» – рычала опьяневшая, одуревшая от прозрения толпа (Дмитрий-то Иванович жив!), и народ устремился в Кремль.
Федор Борисович сидел на троне. Юноша, ничего не понимающий в государственных делах, на вид неглупый, сильный, с хорошими для русского царя задатками. Нет, ревела толпа. Гибель Годуновым! Царя законного, совсем недавно принимавшего у этой же самой толпы присягу, толпа сбросила с престола. Мать Федора, дочь Малюты Скуратова, бросилась в ноги одичавшим людям. Пощадите!