В битве под Лесным (1708 год) Меншиков вновь поразил всех своим мужеством. Затем, уже на Украине, свел на нет козни Мазепы, взял приступом город Батурин, где изменник собрал продовольствие, боезапасы, военное имущество для шведов…
27 июня в день Полтавской битвы Меншикову удавалось все. Это он сдержал стремительную атаку шведов на русские редуты, спас от разгрома конницу, которая под его руководством отступила организованно, практически без потерь. Это он налетел ураганом на генерала Рооса, отрезанного от своих, растрепал в клочья большой отряд врага, многих пленил, в том числе генерала Ренцеля. Это он уничтожил трехтысячный резервный корпус противника, вернулся в расположение русских с огромным числом пленных.
В «Истории Карла XII» Вольтер писал о начале Полтавской битвы: «Если Меншиков произвел этот маневр сам от себя, то Россия обязана ему своим спасением, если он исполнил приказание Царя, то Петр был достойный соперник Карла XII».
Под князем Ижорским было убито три лошади, шведские пули искали его в котле сражения, но он, неуязвимый, вскочил на четвертую лошадь и (уже началось главное сражение) атаковал позицию врага – шведы дрогнули. Полки Шереметева, осуществлявшего общее руководство войсками, опрокинули штыками пехоту шведов – и те бросились сломя голову на запад.
Отряды князя Голицына и генерала Боуэра кинулись вдогонку за беглецами. Их поддержал Меншиков – очень кстати. Его напористость сыграла решающую роль под Переволочной, когда десятитысячный русский отряд настиг четырнадцатитысячное войско шведов во главе с Левенгауптом. Воевать с раненным врагом сложно: он за жизнь свою будет драться как дикий зверь. Тем более на его стороне численный перевес. Нужна была дипломатическая хватка, уверенность в себе, чтобы убедить шведов сложить оружие без боя. Меншикову это удалось. Шведская сухопутная армия прекратила существование.
Петр Великий возвел его в чин российского генерал-фельдмаршала. На торжествах по случаю великой победы Меншиков стоял по правую руку от Петра Великого в мундире Преображенского полка с обнаженной шпагою.
Затем он участвовал в осаде Риги, воевал в Курляндии, Померании, Голштинии, участвовал во взятии важной стратегической крепости Тенингена. За мужество и героизм награждали его орденами иностранные владыки, а Фридрих IV подарил полководцу свой портрет, осыпанный бриллиантами. Военная слава Меншикова достигла апогея. В 1713 году он овладел Штеттином, собрал в пользу России много денежных средств и выехал в Санкт-Петербург.
Началась новая страница в жизни князя Ижорского. Петр I доверил ему ключевые должности в государстве, они приносили Меншикову не только славу, но и огромные деньги. А деньги губят многих, кто неравнодушен к блеску золотых побрякушек.
Царь неоднократно спасал верного помощника от суда, но Меншиков ничего с собой поделать не мог: золото кружило ему голову.
Богатство князя Ижорского росло, он стремился к роскоши – вызывающей, оскорбляющей.
«Дом Меншикова находился на Васильевском острову… Украшением комнат служили: обои штофные и гобеленовые, подаренные Государю в Париже; большие бронзовые часы с боем и курантами; люстры из цветного хрусталя с золотыми и серебряными ветвями; большие Венецианские зеркала в зеркальных рамах с позолоченными обручиками; персидские ковры; столы на толстых вызолоченных ножках с выкладками из разноцветного дерева, представлявшими всякого рода зверей и птиц; диваны и стулья, с высокими спинками, на которых изображен был герб хозяина с Княжеской короной. За домом простирался обширный сад, лучший в Петербурге после Царского с оранжереями, сараями фруктовых деревьев, птичками и небольшим зверинцем. Меншиков имел своих камергеров, камер-юнкеров и пажей, из дворян. Последние считались гвардии сержантами. В город ездил он с чрезвычайной пышностью: выходя на берег Невы с многочисленной свитою, любимец Петра садился, обыкновенно, в лодку, обитую внутри зеленым бархатом и раззолоченную снаружи. Они причаливали к Исаакиевской пристани, где ныне Сенат. Там ожидала Меншикова карета, сделанная наподобие веера, на низких колесах, с золотым гербом на дверцах, большою Княжескою короною из того же металла на империяле и запряженная шестью лошадьми. Збруя их состояла из малинового бархата с золотыми или серебряными украшениями. Впереди шли скороходы и служители дома в богатой ливрее; потом ехали музыканты и пахи верхом, в синих суконных и бархатных кафтанах с золотыми позументами по швам; у кареты шли шесть камер-юнкеров, из которых один держался за ручку дверец, отрядом драгун Княжеского полка заключалось шествие»[28].
Роскошью он хотел поразить весь белый свет, но роскошь требовала от него грязных дел. Петр I долго терпел проделки князя и в конце концов лишил его звания Президента военной коллегии, главного источника незаконного обогащения.
Вдруг Великий монарх скончался.
И открылась еще одна черта Меншикова – честолюбие. Он вступил в яростную схватку с чинами империи. С ротой Преображенского полка ворвался в царские покои, взломал двери и провозгласил императрицей Всероссийскою Екатерину I. Меншиков связывал с этой женщиной огромные надежды, и Екатерина I оправдала их. Он вновь Президент военной коллегии с еще большими, чем прежде, полномочиями. Но ему и этого мало!
Он рвался к высшей власти, пытался всеми способами добиться дерзких целей и стать на одну высоту с монархами Европы. Княжну Марию, любимую шестнадцатилетнюю дочь, он насильно хотел выдать замуж за одиннадцатилетнего Петра II… Но враги не сидели сложа руки, плели вокруг Меншикова сети, запоминали каждый его шаг, каждое действо.
В 1727 году скончалась Екатерина I, на трон воссел юный Петр II. В первое время правления нового императора казалось, что взлету Меншикова не будет конца. В тот же день князю Ижорскому присвоили звание адмирала, через пять дней он стал генералиссимусом, а 17 июня перевез императора в свой дом, где 25-го числа свершилось обручение Петра II и княжны Марии. Теряя бдительность и контроль над собой, Меншиков устроил пышные празднества в загородном доме в Ораниенбауме, пригласил царя. Тот отказался, сославшись на плохое самочувствие. И князь совершил роковую ошибку: занял на виду у всех место, приготовленное для императора. Вот о чем грезит в мечтах бывший уличный мальчишка!
Враги были тут как тут. Им наконец удалось уговорить Петра II низвергнуть этого человека, зарвавшегося в своем властолюбии.
Кара последовала незамедлительно. Меншикова лишили всех званий и почестей, сослали в Раниенбург, городок под Рязанью, который сам князь Ижорский когда-то отстроил. Княжна Мария должна была возвратить императору обручальное кольцо. Но и этого показалось мало врагам опального вельможи, сохранившего свои богатства, а значит, и надежду на воскрешение. Его лишили всех надежд.
Богатый кортеж князя был остановлен в Твери, его самого посадили в кибитку, удвоили стражу. Подрезали крылья орлу – не взлететь.
Но самые страшные беды Меншикова, сломившие его неукротимый дух, только начинались. В семи верстах от Твери умерла жена князя. Первая красавица Петербурга, женщина кроткая и мягкая, не вынесла тяжкого удара судьбы, в безутешных слезах потеряла зрение и, переплакав горе, угасла в тихой печали. Дарья Михайловна Арсеньева произошла от древнего дворянского рода, известного с XIV века. Ее уважали все, в том числе Петр и Екатерина, которая в письмах называла ее «дорогой невестушкой», «светом своим». Не вынесла кроткая душа такого потрясения. Ей бы мужа попроще, князя какого-нибудь потомственного, а ей выпало несчастье за уличного мальчишку выйти замуж… Еще ее не помянули, а уж враг подготовил новый удар: в Раниенбург прибыл статский советник Плещеев, провел следствие о злоупотреблениях князя и приговорил его к ссылке в Тобольскую губернию, в город Березов, за 4000 тысячи верст от Санкт-Петербурга.
И вот теперь князь умирал. Память тормошила его, звала на бой, но перед глазами стояли жена Дарья Михайловна Арсеньева, дочь Мария, которую он отдал на заклание своим властолюбивым планам. Она еще в 1726 году была обручена с графом Сапегою, к которому питала нежные чувства. Отец разрушил ее счастье. Она не вынесла тягот березовской ссылки, крушения – не по ее вине, она была чиста перед Богом и людьми! – светлых надежд. Князь искренно плакал над холодным холмиком земли, но искупил ли он, бывший генералиссимус, тяжкую вину перед дочерью? Нет! Он был повинен в страданиях и лишениях близких людей, детей, еще оставшихся в живых. Он обязан был умереть, потому что только после его смерти сильные мира сего могли пожалеть его детей. Только смерть князя Ижорского могла их спасти. Эта мысль сверкнула перед ним в горький час, когда он сидел у могилы княжны Марии. И теперь Меншиков умирал. Отказался от пищи, принимал только два-три глотка холодной воды в день и молчал в глубокой, никем не разгаданной печали.
22 октября 1729 года русский генералиссимус, сподвижник и друг Петра Великого, правая рука во всех начинаниях царя-преобразователя, скончался. Похоронили Меншикова рядом с дочерью у церкви, которую он сам срубил на берегу реки Сосвы.
Памятник герою битв и войн Петровых, организатору строительства русских городов, флота, конечно же, не поставили; разве можно и нужно ставить памятники уличным мальчишкам, посягнувшим на святая святых любого государства – на власть?!
Расчет А.Д. Меншикова оказался точным. Через два года после его смерти, в 1731 году, императрица Анна Ивановна вернула из ссылки семнадцатилетнего сына князя Ижорского – Александра, дочь – княжну Александру.
Сын его служил Отечеству исправно, умер генерал-аншефом в 1764 году, оставив по себе память храброго воина и благонамеренного гражданина.
Дочь на следующий день после приезда из Сибири стала женой Густава Бирона, но в 1736 году, в возрасте 24 лет, умерла.
О других женщинах А.Д. Меншикова говорить нечего: слишком много их было, слишком мал их вклад в российскую историю.