Внимательно рассмотрев все обозначения и клавиши на большущем аппарате в подвальном коридоре, Асад спросил:
– А как обращаться с этой штуковиной?
– Тебе раньше никогда не приходилось делать фотокопии?
– На такой штуковине и с такими значками не приходилось.
Вот тебе на! И это говорит человек, который за десять минут установил телевизор!
– Господи, Асад! Смотри: кладешь оригинал сюда и нажимаешь вот эту кнопку.
«Оказывается, и я не такой уж отсталый», – подумал Карл.
Как и следовало ожидать, мобильный телефон Бака сообщил, что вице-комиссар криминальной полиции Бак, к сожалению, не может ответить, так как занят в связи с расследованием убийства.
Очаровательная секретарша с неровными зубками добавила в объяснение, что он и еще один сотрудник выехали в Вальбю на задержание.
– Лиза, ты же дашь мне знать, когда этот балбес снова объявится? – попросил Карл.
Через полтора часа он получил отмашку и без спросу ворвался в комнату для допросов, где у Бака и его помощника уже кипела работа. Арестованный в наручниках был самый обычный парнишка – усталый и насквозь простуженный.
– Взяли бы уж платок да утерли горемыке нос, – сказал Карл, указывая на густые сопли, которые текли у того по лицу.
Если даже они поймали того, кого надо, то сразу видно, что из этого парня никакими клещами не вытянешь ни слова.
– Карл, ты что, не понимаешь по-человечески? – На этот раз лицо Бака побагровело, чего не так-то легко было добиться. – Изволь подождать! И никогда больше не прерывай коллегу посреди допроса. Договорились?
– Пять минут, и я от тебя отстану, обещаю.
Правда, болвану Баку понадобилось целых полтора часа, дабы объяснить Карлу, что он, Бак, был привлечен к расследованию дела Люнггор только на последнем этапе и потому ни черта о нем не знает. Но кто его просил разводить долгие разговоры вокруг да около?
По крайней мере, теперь Карл узнал телефон Карен Мортенсен, вышедшей на пенсию социальной работницы из Стевнса, в ведении которой была карточка Уффе. А в придачу еще и телефон старшего полицейского инспектора Класа Дамгора, который в то время занимал начальственную должность в выездной следственной бригаде. Теперь он, по словам Бака, служил в полицейском округе Средней и Западной Зеландии. Почему было просто не сказать, что он работает в Роскилле?
Кстати, другой начальник, который руководил следствием, уже успел умереть – после выхода на пенсию прожил всего два года. Вот так в Дании обстоит дело с пенсионерами из числа полицейских.
Хоть сейчас – в Книгу рекордов Гиннесса.
Старший полицейский инспектор Клас Дамгор оказался человеком совсем другого сорта, нежели Бак, – дружелюбный, приветливый, с интересом относящийся к собеседнику. О да! Он уже слышал про отдел «Q» и хорошо знает, кто такой Карл Мёрк. «Кажется, это вы тогда раскрыли дело об утонувшей девушке с Фемарна и о зверском убийстве в Северо-Западном округе, когда старушку вышвырнули из окна?» Да, о Карле Мёрке он весьма наслышан! Как же не помнить, если речь идет о заслуженном полицейском! Разумеется, он будет рад повидаться и поделиться сведениями с Карлом Мёрком, если он приедет в Роскилле. Дело Люнггор – очень печальная история, так что он рад будет помочь, чем сможет, в любое время, когда тот пожелает.
«Какой молодчина!» – успел только подумать Карл, прежде чем собеседник на другом конце провода сказал ему, что придется только подождать с этим три недельки, так как сейчас он с женой, дочерью и зятем отправляется на Сейшелы. А с поездкой надо поторопиться, пока острова не затопили тающие ледники, с хохотом заключил он.
– Ну, как идет дело? – спросил Карл у Асада, пытаясь оценить объем фотокопированных материалов.
Ровные стопки вытянулись по всему коридору до самой лестницы – неужели в папках действительно набралось столько документов?
– Ты уж извини, Карл, что это заняло столько часов, но там так много газет, что прямо беда.
Карл еще раз взглянул на стопки:
– Что же ты – копируешь газеты целиком?
Асад склонил голову набок, как виноватый щенок, собирающийся удрать. О господи, этого еще не хватало!
– Асад, послушай! Тебе надо копировать только те страницы, которые имеют отношение к делу. Мне кажется, что Харди совершенно неинтересно, какой принц сколько настрелял фазанов во время охоты в Смёрумбавельсе, понимаешь?
– Кто кого стрелял?
– Не важно. Выбирай, что относится к делу, а остальные листы отбрасывай как ненужные. Ты здорово поработал.
Оставив помощника за гудящей машиной, он позвонил пенсионерке из коммуны Стевнса, которая вела карточку Уффе. Вдруг она заметила что-нибудь такое, что послужит подсказкой?
Судя по голосу, Карен Мортенсен была само обаяние. Карл живо представил себе, как она сидит в кресле-качалке и вяжет колпак для чайника. Ее голос был совершенно под стать тиканью борнхольмских часов[18]. Карл словно вернулся в детские годы, когда жил у родителей в Брённерслеве.
Но уже со второй фразы Карл понял, что жестоко ошибся. В ней все еще жил дух государственной служащей. Волк в овечьей шкуре!
– Я не вправе высказываться по поводу дела Уффе Люнггора и других. Вам следует обратиться в отдел здравоохранения в Сторе-Хеддинге.
– Я был там. Послушайте меня, Карен Мортенсен. Я только пытаюсь выяснить, что случилось с сестрой Уффе Люнггора.
– Суд признал Уффе невиновным по всем статьям, – отрезала она.
– Да-да, я знаю и очень рад. Но Уффе может знать что-нибудь такое, что осталось невыясненным.
– Его сестра погибла, так что какой теперь толк? От Уффе никто не услышал ни слова, он ничем не в силах помочь.
– Скажите, а если я заеду к вам, вы разрешите задать несколько вопросов?
– Не разрешу, если речь пойдет об Уффе.
– Я просто ничего не понимаю! От людей, знавших Мерету Люнггор, я слышал, что она вспоминала о вас с величайшей признательностью. Говорила, что они с братом просто пропали бы, если бы не ваша неоценимая помощь в качестве государственной служащей. – Карен Мортенсен попыталась что-то вставить, но он ей не позволил. – Почему же вы не хотите помочь мне защитить память Мереты теперь, когда она сама уже не может этого сделать? Вы же знаете, что в глазах общественности она самоубийца. А вдруг люди не правы?
На другом конце провода раздавалось только приглушенное бормотание радиоприемника. Женщина все еще мысленно переваривала слова о «величайшей признательности». Тут было над чем подумать!
Сдалась она только секунд через десять.
– Насколько я знаю, Мерета Люнггор никогда никому не рассказывала про Уффе. О его существовании знали только у нас в социальном ведомстве, – неуверенно вымолвила она наконец, к радости Карла. Лед тронулся!
– Вы, разумеется, правы, и обыкновенно так и должно быть. Но тут ведь надо считаться с тем, что у них были какие-то родственники. Где-то в Ютландии, но тем не менее.
Карл сделал театральную паузу, прикидывая, что еще сказать об этих воображаемых родственниках, если она захочет подробностей. Но Карен Мортенсен уже скушала приманку и была у него на крючке. Поняв это, он спросил:
– Вы лично посещали Уффе на дому?
– Нет, это делал специальный куратор. А я на протяжении многих лет вела его дело.
– Как на ваш взгляд – состояние Уффе ухудшалось с годами?
Женщина помедлила с ответом. Так она, чего доброго, сорвется с крючка. Надо не отпускать!
– Я вас потому спрашиваю, что в последние годы он как будто стал более доступен для контактов, но я ведь могу и ошибаться, – продолжал Карл.
– Так вы виделись с Уффе? – Она, похоже, удивилась.
– Ну да, а как же! Очень обаятельный молодой человек. Улыбка просто ослепительная. Глядя на него, даже не верится, что с ним что-то не так.
– Да, правда. Такое впечатление и раньше складывалось у многих. Однако при мозговых нарушениях так часто бывает. Это большая заслуга Мереты, что он окончательно не ушел в себя.
– Вы считаете, была такая опасность?
– Уверена. Но вы правы, что выражение лица у него бывало очень живое. Нет, я не думаю, чтобы с годами у него произошло ухудшение.
– А как вам кажется – он, вообще-то, понимал, что случилось с его сестрой?
– Нет, мне кажется, вряд ли.
– Разве это не странно? Он же реагировал, если она задерживалась после работы. Я слышал, даже плакал.
– Если хотите знать мое мнение, то он едва ли видел, как его сестра упала в воду. Я так не думаю. У него бы в таком случае сделалась истерика, и, как мне кажется, он бы сам тогда прыгнул за ней следом. А что до его реакции, то он ведь несколько дней блуждал где-то по Фемарну, и, наверное, все это время проплакал, пока искал ее, и дошел до полного душевного расстройства. Когда его нашли, он уже ничего не чувствовал, кроме простейших потребностей. Я хочу сказать, что он похудел на три-четыре килограмма и все это время, с тех пор как сошел с парома, ничего не ел и не пил.
– Но могло быть так, что он нечаянно скинул сестру за борт? А потом понял, что сделал что-то нехорошее?
– Знаете, господин Мёрк, я ведь так и думала, что вы этим закончите! – (Карл почувствовал, что сидящий в ней волк уже показывает зубы, поэтому требовалась осторожность.) – Но хотя мне и хочется, я не буду бросать трубку, а лучше расскажу вам одну историю, которая заставит вас призадуматься.
Карл так и приник к телефону.
– Вы ведь знаете, что Уффе видел, как разбились его родители? – спросила она.
– Да.
– По моему мнению, Уффе с тех пор потерял почву под ногами. Ничто не могло ему заменить те узы, которые связывали его с родителями. Мерета старалась, но она все-таки не мать и не отец. В ней он видел старшую сестру, с которой они играли, и это так и осталось. Если он плакал, когда она задерживалась на работе, то скорее от обиды на подружку, которая его обманула. В глубине души он по-прежнему оставался мальчиком, ждущим возвращения папы и мамы. Что же касается Мереты, то все дети в какой-то момент перестают горевать об утрате товарища по играм. А теперь история, о которой я говорила.