Иван почти вбежал в распахнувшиеся стеклянные двери, долго и муторно дожидался, пока первый поезд приползет на платформу. Через сорок минут он стоял у Катиной квартиры и изо всех сил жал на звонок. Никто не открывал. Значит, Катя дома не ночевала, не могла же она уйти ни свет ни заря. Что делать, где ее искать? Иван с отчаянием подумал, что не знает о Кате ничего, что могло бы хоть как-то облегчить поиски, пролить свет на ее местонахождение. Ни ее друзей, ни знакомых, ни даже адреса салона, через который она продает картины. Надо звонить Семену, пусть снова подключает свою Танюшку. Пусть объявят Катю в розыск, или как там у них это делается…
Иван взглянул на время – семь часов. Рановато, но ничего. Он набрал номер.
– Доброе утро, Палыч, – сонно и хмуро отозвался Семен. – Чего беспокоишь с утра пораньше? Случилось чего?
– Случилось. Катя пропала!
– Как пропала? Куда?
– Если б знал куда, не звонил бы. – Иван ощутил, как перехватывает дыхание.
– Ну ты погоди, Вань, – уже мягче произнес Семен, угадав его состояние. – Ты толком скажи. Я ж не знаю, что у вас там стряслось. Поссорились?
– Немного, – выдавил Иван и тут же добавил: – Но помирились. Сразу же.
– Может, она того… обиделась на тебя?
– Ума не приложу, за что! Говорю же, мы тут же помирились. Она целый день до вечера дома была, а потом вдруг ушла. Никому ничего не сказала. Я с работы вернулся – ее нет.
– Звонил ей?
– А то!
– И что? Не отвечает? Или недоступна?
– Сначала первое, затем второе. И дома ее нет, я уже здесь, у ее квартиры.
Семен замолчал, задумавшись. Иван тоже молчал, машинально прислушиваясь к звукам подъезда.
– Ну вот что, Палыч, – проговорил наконец Семен, – ты раньше времени не паникуй. Думаю, найдется Катерина, никуда не денется. Больно норовистая она у тебя, вечно какие-то фокусы с ней происходят.
– А вдруг случилось что?
– Да что может случиться? Ерунда. – Семен нетерпеливо кашлянул.
Иван понял, что ему не до него, своих проблем хватает. Все же он спросил:
– Слушай, Сэм, а нельзя того… в розыск.? Через Татьяну…
– Ну ты даешь, Ваня. – Семен делано рассмеялся. – Танюхе сейчас только этого не хватало. Ты маленько подожди, небось вернется твоя Катя, цела и невредима. Езжай на работу, погляди как будет. Не объявится до вечера – позвони. Лады?
Ивану ничего не оставалось, как ответить «лады». Он повесил трубку, не переставая психовать ни на йоту. Семен – отличный мужик и друг надежный, но, во‐первых, у него свои проблемы, а во‐вторых, он не знает Катю, не понимает, какая она хрупкая, тонкокожая, отличающаяся от обычных людей. Да что Семен, Иван прежде и сам бы этого никогда не понял, а расскажи ему кто-то о том, что есть в природе особый вид женщин, которых нужно от всего беречь и защищать, только посмеялся бы над этим чудаком.
…Иван на всякий случай еще пару раз позвонил в дверь, немного потоптался на площадке перед квартирой и спустился вниз. Ничего не оставалось, как послушаться совета Семена и ехать на работу. Он машинально, на автомате, выполнял нужные действия, улыбался заказчикам, здоровался, прощался, а в голове точно молотком стучало: «Пропала. Пропала. Беда». В обед он не выдержал, позвонил Маше.
– Катя не приходила?
– Нет. Ты помнишь, что я сегодня улетаю?
– Когда?
Иван забыл об этом начисто. Ему стало так совестно, аж уши загорелись.
– Самолет в двенадцать ночи, я думала, ты придешь, попрощаемся по-человечески. Мне нужно пораньше выехать, кое-что успеть сделать.
– Да, конечно. Я сейчас приеду. Жди.
– Хорошо.
Иван повесил трубку и без всякой надежды, просто от обреченности, набрал Катю. Он был внутренне готов услышать неумолимое «абонент временно недоступен». Но вместо этого раздались гудки и сразу вслед за тем родной, с хрипотцой голос произнес:
– Да!
– Катя!!! – Иван боялся вздохнуть, боялся поверить своим ушам. – Катя!
– Ну Катя я, Катя, чего орешь? – спокойно сказала она.
– Ты где? Я чуть с ума не сошел от страха! Ищу тебя повсюду.
– Дома я, у себя. Уснула.
– Уснула? Ничего себе! Я в семь утра тебе в дверь трезвонил, обзвонился со вчерашнего вечера! Как это так можно? Зачем ты ушла? Почему не предупредила? Трубку почему не берешь?
– Ой, тише, тише. Не столько вопросов сразу. – В ее тоне послышалась знакомая Ивану легкая ирония.
– Я тебе дам тише! – яростно произнес он. – Я еду. Через полчаса буду. Чтобы никуда из дому!
– Слушаюсь, товарищ генерал.
Он с неохотой отключился. Глянул на часы: два. Маша ждет. Он обещал ей прийти. Ужас какой-то, он точно между двух огней. Совсем как Семен. Нет, хуже, гораздо хуже. Между любимыми женщинами можно сделать выбор, хотя и сложно, а между любимой и дочерью нельзя! Иван заметался, не зная, что предпринять. Не ехать к Кате нельзя – надо выяснить, что с ней. А то, не дай бог, снова исчезнет – второго такого же вечера Иван не переживет. Но как быть с Машей? «Успею», – решил он и вызвал такси для скорости.
46
Катя распахнула дверь, и Иван удивился ее виду – обычно по квартире она бродила в легких шортиках либо бриджах и маечке. А тут была полностью одета: джинсы, джемпер. Волосы аккуратно уложены в пучок на затылке. Губы подкрашены. Ивану она показалась повзрослевшей и чужой, как будто с нее сошла трогательная беззащитность и она за одну ночь стала такой, как все девушки в ее возрасте.
– Что все это значит?
Он оттеснил ее с порога и вошел в прихожую. И тут же увидел чемодан. Откуда он взялся у Кати – Иван понятия не имел. Никакого чемодана в помине не было.
– Ты… ты что… ты хотела уехать? – Он впился в нее взглядом.
Она молчала, слегка опустив голову.
– Кать, я тебя спрашиваю. Зачем это все? Зачем чемодан? Куда ты собралась?
– Не все ли тебе равно? – тихо проговорила она.
– Мне? Мне не все равно!! Я люблю тебя, дурочку! Я чуть не помер! Катя! Ты хочешь уехать? Бросить меня?
– Я должна, – совсем тихо, но твердо сказала Катя.
– Что за чушь? Кому должна? Что вообще происходит? Ты что-то недоговариваешь! Ведь все хорошо у нас, и квартиру тебе вернули. Почему же…
– Я должна уехать, – перебила его Катя уже громче. – Мы… мы не можем быть вместе. Понимаешь? Не можем!
– Не можем? – Иван почувствовал, как острая боль пронзила сердце. – Почему? Катюша, девочка моя, ангел мой! Почему мы не можем быть вместе? Ты… ты не любишь меня?
Он пошатнулся и схватился рукой за косяк. Сделал над собой невероятное усилие и повторил уже спокойней.
– Ты меня не любишь, да? Я противен тебе, смешон? Не бойся, скажи как есть. Я выдержу.
– Я люблю тебя, – проговорила Катя и посмотрела прямо ему в глаза.
Ее лицо было маской страдания. Иван метнулся к ней, обнял, прижал к себе.
– Пусти! – Она с неожиданной силой стала вырываться. – Отпусти, слышишь?
Он послушно разжал руки.
– Но… почему? Я не понимаю… если ты говоришь, что любишь меня… Катенька, объясни, прошу…
– Послушай, Вано. – Катин голос прерывался, будто она задыхалась. – Я… я ничего не могу тебе объяснить. Так надо. Нет другого выхода.
– У кого нет?
– У меня. Я не могу остаться. Я хотела уехать тайком. Но… не смогла. Мне… мне надо было тебя увидеть.
Она тихонько провела пальцами по его щеке – как тогда, на кухне, в тот памятный счастливый день. Зачем он был, этот день…
– Неужели ты не можешь сказать мне, в чем дело? Я сделаю для тебя все, что угодно. Луну с неба достану.
Он смотрел на нее с надеждой. Она медленно покачала головой.
– Нет, ты не сможешь…
– Давай уедем вместе! А, Катюш? – сбивчиво и лихорадочно заговорил Иван. – Уедем далеко отсюда, туда, где тепло, где нет зимы. Квартиры сдадим. Снимем маленький домик с садиком. Ты будешь сидеть и писать картины, а я рядом. Поедем, Катенька!
– Глупый. – Она грустно улыбнулась. – Какой домик? Ты бредишь.
Иван вдруг вспомнил Лидию, ту осеннюю ночь на скамейке, озноб, ледяной холод, сковавший тело. Ее слова: «Ты бредишь, у тебя жар». Слишком много для одного человека. Слишком. Он не вынесет новой потери. Это жестоко.
– Это жестоко, – повторил Иван вслух то, что вертелось в голове. – Вы все покидаете меня! Все! Сначала Нина. Потом Лидия. Теперь ты…
Катя не мигая смотрела на него, на закипающие в его глазах слезы. Лицо ее исказила гримаса боли. Ее губы скривились и задрожали, пальцы сжались в кулаки.
– Лидия, – прошептала она тихо и с яростью. – Будь она проклята, эта Лидия! Из-за нее…
– Что ты? Бог с тобой! Что ты говоришь! Она же мать! – Иван поглядел на Катю с изумлением.
– Мать. Да. – Катя неожиданно сорвалась с места и кинулась в комнату.
– Куда ты? – Иван хотел броситься следом, но она, обернувшись, выставив вперед руку, отчаянно и громко крикнула:
– Не смей! Стой здесь! Лидия, говоришь? Сейчас…
Она скрылась за дверью. Иван стоял как вкопанный, не смея сделать шаг. До него доносились какие-то звуки и шорохи, скрип дверцы кладовки, приглушенный стук, неразличимое, еле слышное Катино бормотание. Внутри возникло и стало разрастаться ощущение ужаса и безысходности. Иван не мог понять, отчего, откуда оно взялось, но с трудом мог дышать.
– Катя, – упавшим голосом позвал он.
– Лидия! – отчетливо проговорила она из-за двери. – Вот твоя Лидия. Смотри! Любуйся!
Дверь широко распахнулась. На пороге стояла… Лидия. Длинный халат, стоптанные туфельки без каблука, каштановые пряди из-под беретки.
Изумрудно-зеленые глаза смотрели прямо на Ивана.
– Ну что? – сказала Лидия, и голос ее звучал без малейшей хрипоты, звонко и чисто. – Понял теперь?
Иван отчаянно помотал головой, с губ вместо слов выходило лишь дурацкое мычание.
– Да что ты мычишь, точно бык! – зло фыркнула Катя. – Не бойся, я не призрак. Вот! – Она стянула с головы парик, и русые длинные локоны в беспорядке рассыпались по ее плечам.
Иван смотрел на нее с ужасом и брезгливостью, точно перед ним, свернувшись клубком, лежала гадюка. Катя его взгляд перехватила, плечи ее ссутулились, злой огонь в глазах потух, лицо стало серым и усталым.