– Невозможно представить… – промолвила Агата.
– Напоминает «Титаник», – добавила Нэнси. – Когда оркестр играл, зная, что они идут ко дну.
– Кто там идет ко дну? – прогремел позади них чей-то голос. – Надеюсь, этот дерзкий юноша не отнимает у меня хлеб?
Леонард Вулли чуть искривил уголки рта, что, по-видимому, означало улыбку, однако взгляд оставался суровым; Агата вдруг почувствовала себя нашкодившим ребенком, которого привели к директору.
– Следуйте за мной, – распорядился он. – А ты, Макс, замыкай ряды – нам не нужны несчастные случаи.
Вулли повел их мимо разрушенных зданий к обширной яме, полосатые стены которой демонстрировали осадочные породы тысячелетней давности.
– Шестьдесят футов глубины. – Вулли стал на краю, протянув руку. – В стенах прорублены ступеньки. Когда мы спустимся на дно, то попадем в слой, еще не описанный в истории.
Он двинулся вперед, поманив остальных за собой, и скрылся из вида.
Агата бросила обеспокоенный взгляд на Нэнси.
– Что думаете? Крутовато…
– Идите, – предложила Нэнси. – Я подожду там.
Она указала на низкую кирпичную стену, как раз подходящую для сидения.
– Вам нехорошо? – подскочил к ней Макс. – У меня есть немного воды, если нужно.
– Нет-нет, благодарю, – улыбнулась Нэнси. – Просто устала с дороги. Все будет хорошо, не волнуйтесь. Идите с Агатой.
– Ну если вы уверены…
Макс повернулся к Агате и предложил ей руку.
Они спускались по ступенькам друг за другом, постепенно погружаясь в полумрак. Леонард, будто ничего не замечая, напряженно уставился куда-то на стену.
– Видите вон тот слой красноватого песка? – спросил он, не отводя взгляда.
Агата вгляделась в яму, глаза постепенно привыкали к темноте.
– Да, вижу.
– В этот период была изобретена письменность.
Вулли помедлил, а когда снова заговорил, его голос приобрел совершенно другую интонацию, словно он читал хорошо отрепетированную лекцию:
– На этом месте, в южной долине Евфрата, между три тысячи пятисотым и три тысячи двухсотым годами до нашей эры древние писцы изобрели систему значков клиновидной формы – клинопись, которая впоследствии привела к созданию первого алфавита.
Более пяти тысяч лет назад, прикинула Агата. Она пробежала глазами земляные слои до самого верха, пытаясь вычислить, сколько поколений пришло и ушло за это время. Кто знает, может, и ее далекий пращур писал свои истории на глиняных табличках…
– А теперь посмотрите еще ниже, туда, где широкий коричневый слой аллювиальной глины.
Агата послушно перевела взгляд.
– Такой сорт глины мог быть нанесен только паводковой водой, – продолжал Леонард. – Он восходит ко времени, описанному в Книге Бытия. Мы нашли в этом слое доисторические могилы – останки людей, утонувших в результате Всемирного потопа.
– Правда?.. – Агата благоговейно глядела на тонкую полоску коричневой земли, зажатую между двумя грязно-желтыми слоями. – Я и не догадывалась, что Ной был из Месопотамии.
Леонард кивнул.
– Его история записана на одиннадцатой табличке Гильгамеша – это самая ранняя дошедшая до нас запись в мире. Разумеется, в шумерском языке его имя звучит по-другому – Утнапиштим, однако детали сюжета, как, например, выпускание птиц из ковчега, достаточно близки к Библии, что и служит основным доказательством.
Леонард увлеченно размахивал руками.
– Конечно, то, что вы видите на уровне земли, появилось через тысячу лет после потопа. Большинство не осознает, что временной период между Ноем и Навуходоносором такой же длинный, как тот, что отделяет Навуходоносора от наших дней.
Он указал на дно ямы.
– Идите сюда, встаньте на последнюю ступеньку.
Спускаясь, Агата случайно наступила на камень и покачнулась, ища опору. Сзади на плечо легла рука, поддерживая ее.
– Осторожнее – здесь крутая лестница.
Агата почувствовала на шее теплое дыхание Макса.
– Спасибо, – прошептала она.
Наконец достигли дна. Какое-то время Леонард молчал. Создавалось ощущение, что они находятся в церкви, в ожидании службы.
– Вы только что прошли десять тысяч лет существования человечества, – сказал он наконец. – Сейчас мы стоим на девственной почве, а в слое выше найдены фрагменты тростниковых хижин, построенных первыми обитателями этих мест – тогда здесь был остров посреди болота.
Агата почувствовала, как по спине пробежала дрожь.
– Как здорово быть первооткрывателем…
– Ну конечно, предстоит еще много открытий… – Лицо Вулли было в тени, однако тон – приглушенный, с ноткой возбуждения – выдавал неприкрытую гордость. – А сейчас вернемся в эпоху Авраама.
Бродя по руинам, он вдохновлялся и буквально оживлял их: водил по узким улочкам, делал вид, будто стучится в двери, объяснял, что благодаря найденным клинописным табличкам стали известны имена жителей. Купец, портной, ювелир или школьный учитель – Леонард Вулли знал, насколько успешно шли у них дела, сколько у них было детей и в каком возрасте они умерли.
Он как раз показывал место бывшей гостиницы, когда подъехал Майкл на «Королеве Мэри» и предложил подвезти до дома.
Нэнси, которая присоединилась к ним наверху, обернулась к Агате.
– Вы не против, если я вернусь? Я бы полежала…
– Конечно! Хотите, поеду с вами?
– Нет-нет, вы оставайтесь и дослушайте, вы ведь за этим и приехали. Со мной все будет в порядке.
Вулли несколько театрально кашлянул: ему явно не нравилось, когда «спектакль» прерывали. Хлопнула дверца машины, и Нэнси унеслась в клубах пыли.
– А теперь к храму Луны. – Леонард мотнул головой в сторону зиккурата, ступенчатые стены которого отбрасывали на песок зловещие тени, и повел Агату и Макса наверх по наружной лестнице с двумя параллельными рядами ступеней. – До того, как Аврааму велели покинуть Ур и почитать Иегову, он верил в бога Луны. Вообще, Луна считалась главным божеством по всей Аравии; недаром в символе Ислама фигурирует полумесяц.
Леонард вошел в некое помещение, служившее, по его словам, «передней».
– Придется пройти вон там. – Он показал на узкую арку не более пяти футов высотой. – За ней винтовая лестница довольно клаустрофобного вида: древние шумеры были немного пониже нас.
Он взял с полки масляную лампу и зажег.
– Идите за мной.
Леонард, худой и жилистый, проворно исчез в арке; Агате пришлось пролезать боком, иначе бедра застревали.
Небольшой коридор привел ее к подножию извивающейся лестницы из саманного кирпича, едва заметной в неверном свете лампы. Пришлось нагибаться, чтобы не стукнуться головой о крышу. За поворотом Агата оказалась почти в полной темноте. Где-то впереди разносилось эхо шагов Леонарда. Он не сказал, сколько ступенек нужно пройти и далеко ли до храма. Агата почувствовала, как по спине стекает струйка пота. Воздух был сухим и пыльным. Неожиданно ее охватила паника. Не в силах идти вперед, она шагнула назад, тщетно пытаясь развернуться в узком проходе…
– Ой!
Она совсем забыла, что Макс шел за ней следом, и по инерции врезалась в него спиной, невольно прижавшись ягодицами к его бедрам. На долю секунды панику затмила проскочившая искра возбуждения: что-то давно забытое встрепенулось из глубины глубин, шевельнулось, вспорхнуло легкими бабочками…
Агата отпрянула, спотыкаясь.
– Ой, простите, я…
– Вы в порядке? – Макс протянул ей руку. – Держитесь за меня. Погодите, сейчас зажгу спичку.
В ореоле света возникло его лицо.
– Ну вот… Теперь видно? Совсем немного осталось.
– О боже, – простонала Агата, сгорая от стыда. – Какая я глупая!
– Ну что вы, – улыбнулся Макс. – Я нисколько вас не виню. Леонард всегда мчится со скоростью сотня миль в час – совсем не думает о людях, которые пришли впервые и еще не обвыклись.
Спичка догорела, и он зажег вторую.
– Я попрошу его отдать вам лампу на обратном пути.
Леонарда они застали в пустынной комнате с низким потолком: он сидел на некоем подобии трона, вырезанного из стены.
– Это и есть храм? – спросила Агата, пытаясь скрыть разочарование.
– Вы должны представить, как это было в эпоху Авраама, – ответил тот. – Немыслимая по тем временам роскошь: отделка из небесно-голубых кирпичей, шелковые ковры, огромные диваны для короля и его прислужниц, золотые блюда и кубки… А вон там стояла гигантская статуя Наннара, бога Луны. Его изображали в виде старика в тюрбане с бородой цвета лазурита. Каждое утро он садился в свою барку – которая простым смертным являлась в виде сияющего полумесяца – и пускался в плавание по ночному небу.
Мерцающий свет лампы придавал комнате довольно зловещий вид. Агата припомнила рассказ Кэтрин о проходивших здесь необычных церемониях.
– Это место пропитано магией, – продолжал Леонард. И добавил, словно услышав ее мысли: – В этой комнате осуществлялись самые аморальные языческие обряды – довольно шокирующие для наших современников.
– Да, Кэтрин мне рассказывала.
– Вот как?
Леонард чуть ли не впервые посмотрел прямо на нее. Что-то в его взгляде подсказало Агате, что она ступила на опасную территорию и не стоит воспроизводить рассказ Кэтрин о ритуале плодородия.
– Она упоминала о погребальных ритуалах, – поспешно сказала Агата, меняя тему. – Ужасно, наверное, в те времена приходилось женам и слугам: все время начеку – не дай бог повелитель заболеет…
Леонард молча кивнул. Агате стало неуютно под его пронизывающим взглядом.
– Да, такие вещи сложно понять и принять, – промолвил он наконец. – Однако подобные практики существуют и по сей день. Например, обряд сати, когда вдова бросается в погребальный костер мужа, объявили противозаконным столетие назад, и все же некоторые индусы до сих пор считают его высшей формой женской преданности.
Последние два слова Вулли произнес с легким нажимом. То ли у нее воображение разыгралось, то ли… Нависло почти осязаемое ощущение угрозы. Что это: наследие нездорового прошлого – или скрытое соперничество между двумя мужчинами?