ица, Марк, но Беатрисс не стала ждать, она предпочла действовать, причем наверняка…
– А Людмила Рожкова? Она знала?
– Да. Но все равно согласилась подтвердить мое алиби, тем более что ее мужа в тот момент дома не было… К тому же она – уважаемая женщина, мать двоих детей, да и я бывала у них постоянно, почти каждый день, меня и соседи уже знали, здоровались со мной…
– А что ты делала так много времени у Рожковых? Тебе доставляло удовольствие возиться с детьми?
– Развлекалась. Представляла себе, что это мои дети, понимаешь? И поняла тогда, что материнство – это почти животная, скучная жизнь. На фоне Людмилы я чувствовала себя полноценным человеком, вот так-то вот.
– А Захару все представила так, будто подобным ущербным образом удовлетворяешь свой проснувшийся вдруг материнский инстинкт? Или же алиби?.. Алиби, только уже другого рода? Чтобы ты могла под прикрытием Рожковых встречаться со своими любовниками? Скажи, Беатрисс, и много у тебя их было?
– Один. Сосед. Говорю же. Белка… – Она снова смотрела мне в глаза. – Предлагаю все похерить.
– Забыть? – Мне было тогда обидно до слез, что наш разговор так ничем и не закончится. Что все произошедшее в ту ночь так и останется навсегда с нами и что наши отношения не могут оставаться прежними, как бы мы этого с ней ни хотели. – Беатрисс… А как же мы… будем?
– Постараемся все забыть. Забыла же я Захара. Почти забыла, – она сказала это с горечью, вздохнув и обхватив свою красивую голову руками. – Живу вот с другим мужчиной… Целую его, разговариваю с ним, жду его вечером с работы… Жизнь продолжается, Белка. Я знаю, что ты все равно не простишь меня, но хотя бы сделай вид, мне так будет легче…
Она была неисправима, невыносима, бессердечна, эгоистична, цинична, наконец. Но даже такую я не могла, не хотела ее потерять навсегда.
– Хорошо, я постараюсь. Только не смогу пригласить тебя на свадьбу.
Вот я и сказала это. Не могла не сказать. Ради Марка. Хотя, как я теперь знала, они с самого начала моего заточения действовали сообща. Вот только почему же мне Марк ничего не сказал? Почему не захотел представить Беатрисс с другой стороны, почему так активно настраивал против нее? Думаю, ему хотелось самому забыть эту историю.
– Ладно, подружка, как-нибудь переживу. И вообще… – она потянулась ко мне и обняла. – Время все лечит. Все, хватит о грустном. Показывай свое платье…
Глава 11
Я не лгала ей, рассказывая о своих страхах, когда просыпалась в поту и, заливаясь слезами, просила, чтобы меня отпустили, потому что я ни в чем не виновата. Марк как мог успокаивал меня, брал на руки и укачивал как маленькую. Тогда я, понимая, что в реальности мне ничто не угрожает, вдруг ни с того ни с сего принималась плакать, теперь уже по Захару, прямо-таки рыдать, вспоминая какие-то подробности нашей общей – с Беатрисс, Марком и Захаром – жизни.
– Ты помнишь, как мы снова поехали в М. (тот город, где и познакомились), как напросились к отцу Захара на дежурство и проторчали в ординаторской до самого утра?.. Отец спал в пустой палате, а мы опять пили пиво, слушали музыку, потом пригласили двух выздоравливающих пациентов и играли с ними в дурака… Захар был такой веселый, ночь выдалась спокойная, ни одного происшествия, ни одной операции… Беатрисс просто сияла, она смотрела на него такими влюбленными глазами, нам всем было хорошо… Потом, уже под утро, когда отец Захара проснулся, мы пошли на пляж… Там было пустынно, холодно, а воздух казался розовым… И мы нагишом кинулись в воду… Марк, неужели все это было с нами или же мне это только приснилось?
И таких бессонных и беспокойных ночей было много. Так много, что Марк осторожно предложил мне отложить свадьбу и поехать с ним куда-нибудь отдохнуть… Как можно было отложить такое грандиозное торжество, к которому мы так долго и тщательно готовились?! Мы с Беатрисс нашли портниху, которая сделала из одного моего платья два. Белые кружева пошли на основное, полупрозрачное и весьма эротичное платье, к нему полагалась маленькая круглая шапочка. Платье же цвета шампанского я должна была надеть на второй день свадьбы, украсив шею и грудь бриллиантовым колье, которое Беатрисс подарила мне на свадьбу… («Серьги чуть позже, всему свое время…» – Беатрисс была в своем репертуаре.) Мои непослушные рыжие волосы решено было выпрямить и, подкрутив концы, заправить за уши, оставив открытым лоб… Она очень хорошо чувствовала меня, моя Беатрисс, и, если бы не она, не представляю, как бы я выглядела в день своей свадьбы…
Но я не рассказала ей о том, что мне снилась сама Беатрисс, в своей шубке, с испуганным лицом, мокрыми от слез глазами… «Белка, открой, немедленно открой… Проснись! Открой, я убила мужа, я убила Захара, убила… Белка, помоги мне, не бросай меня, мы должны его спрятать… Он не дышит. Я ударила его в живот и, кажется, в грудь, где сердце… не бросай меня, я не хочу в тюрьму, ведь ты же не бросишь меня?»
Иногда моя память играла со мной и вовсе в страшные игры. Беатрисс с белым лицом и почти черными глазами (сон тоже представлял собой экран со своими границами, размерами) занимала все пространство моего кошмарного, черно-белого, с красными вкраплениями сна… Да, она так же обращалась ко мне и звала Белкой, просила открыть дверь и говорила, что убила мужа, но только мужем был почему-то Марк. «Белка, открой, немедленно открой… Проснись! Открой, я убила мужа, я убила Марка, убила… Белка, помоги мне, не бросай меня, мы должны его спрятать… Он не дышит. Я ударила его в живот и, кажется, в грудь, где сердце… не бросай меня, я не хочу в тюрьму, ведь ты же не бросишь меня?» Хотя ничего удивительного в этом сне не было – если бы случилось так, что Беатрисс вышла замуж за Марка, то из страха, что он уйдет ко мне, она бы зарезала его… Вот такой вывод я сделала из очередного кошмара.
Я не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы эта ее жуткая истеричная мольба выветрилась из моей уставшей от воспоминаний головы. Я разбиваю этот кусок отчаяния на предложения, и каждое звучит как набат!.. «Белка, открой, немедленно открой…» Да, конечно, Беатрисс, родная, сейчас, вот только надену пижаму, ты же знаешь, я сплю раздетая… Не могу, когда вокруг меня во время сна закручивается ночная рубашка или пижамная куртка… «Проснись!» Да я уже не сплю… Я слышу твой взволнованный голос. Что-то случилось? Кто гонится за тобой? Подожди еще мгновение, я уже бегу к двери… «Открой, я убила мужа, я убила Захара, убила…» Нет, ты просто бредишь, моя хорошая. Тебе приснился кошмарный сон. Кошмары, моя Беатрисс, снятся, когда на ночь много ешь… Ничего, сейчас ты окончательно проснешься и поймешь, что это всего лишь сон, будто ты убила Захара, какая нелепица… Ты вся дрожишь… Сними шубу, вот так… Хочешь выпить? «Белка, помоги мне, не бросай меня, мы должны его спрятать…» Беатрисс, возьми же себя, наконец, в руки. Мы никого не должны прятать. Смотри мне в глаза. Видишь? Это я, твоя Белка… «Он не дышит». Ты опять за свое. Не плачь. Твой Захар жив, жив… Если хочешь, мы поедем сейчас с тобой, и ты сама увидишь, что он жив и здоров, что он спит, он устал после дежурства, и не буди его… Ну же? Ты пришла уже в себя?
И вдруг отчетливо, как удар ножа: «Я ударила его в живот и, кажется, в грудь, где сердце… не бросай меня, я не хочу в тюрьму, ведь ты же не бросишь меня?»
Конечно, я не могла не расспросить Марка о той роли, что сыграла Беатрисс в истории моего удивительного освобождения. Марк признался, что да, действительно, это была ее идея, и деньги на подкуп должностных лиц, как он выразился, и гонорар нашему невменяемому мстителю были получена им от Беатрисс. Я успокоилась – она хотя бы говорила правду. Больше всего я боялась, что у Беатрисс после этой истории стало что-то с головой. Куда хуже было бы, если бы она все это придумала… Все, изначально все было удивительно, странно, подло, чудовищно и пошло. И временами прочная, как мне казалось, и эластичная ткань моей привязанности к подруге прорывалась, и я, к своему ужасу, обнаруживала всю свою уязвимость, слабость перед ней. Я, с детства помогающая ей преодолевать жизненные сложности и неудобства, считающаяся сильнее ее и выносливее, понимала, что мы с ней будто поменялись местами и сейчас Беатрисс, набравшись где-то волшебных сил, превосходит меня во всем и словно тяготится моей дружбой и при каждом удобном случае теперь будет предавать меня. До тех пор, пока меня не станет. Но так я думала лишь в минуты отчаяния. Или ночью, когда мне не спалось и мы с Марком снова и снова анализировали поступок Беатрисс.
– Пойми, твоя Беатрисс, как ты ее называешь, обыкновенная стерва, каких много и каких надо остерегаться. Ну и что, что вы с ней дружите с детства? И что с того, что мы все познакомились в один день? Ты слишком восторженна и впечатлительна, вот и напридумывала себе идеальную дружбу, связала это с нами – со мной и Захаром… Мы тоже обыкновенные мужики, приехали в М., чтобы отдохнуть, половить рыбу, попить пивка в спокойной обстановке, да и приударить за местными девчонками… Думаешь, вы были у нас первыми, кто дежурил с нами в больнице? Брось, Белла!
– Однако Захар женился на Беатрисс, он полюбил ее, а ты – меня…
– Вы оказались девчонками что надо, – развел руками Марк. – Что ты, что Берта. Вы такие разные, но такие… красивые, ну просто сногсшибательные…
– Марк, ну скажи, тебе ведь тоже понравилась Беатрисс…
– Слушай, хватит… Надоело. Поворачивайся, я сделаю тебе массаж, поглажу тебе спинку, и ты уснешь… Забудешь ты наконец эту историю или нет?
– Если бы Беатрисс…
Но он не дал мне тогда договорить, перевернул на живот, задрал пижамную куртку и принялся поглаживать шею, спину, как кошке, разве что за ушами не чесал…
– Марк, проснись, кто-то звонит… Просыпайся же! Марк! – Я растолкала его, заставила набросить халат и выйти в коридор. Звонили в дверь. Только что. Я слышала, оттого и проснулась.
Марк вернулся через минуту. Лицо его было недовольным, заспанным.