Но слава? Этот мир - илюзия, друзья мои. Это. Не. Настоящее. Вы вынуждены с этим мириться, потому что, конечно, надо оплачивать счета семьи и всё такое. Но, как по мне, суть настоящей жизни тут ускользает. Думаю, именно поэтому я завела детей.
А как же получение премий и все эти атрибуты славы? Мне это очень нравилось. Но я не воспринимала это, как нечто долговечное. Что я люблю - так это пот на полу во время репетиций, или просто играть в мяч и забросить его в кольцо. Люблю работу. Люблю практику. В этом больше подлинности и ценности, чем в чем-либо другом.
Поистине завидую людям, которые знают, как заставить славу работать на себя, потому что я от этого прячусь. Очень смущаюсь. Например, Дженифер Лопес с самого начала поразила меня, ей очень хорошо удавалось быть знаменитой - она удовлетворяла интерес людей к ее персоне, но знала, где провести границу. Она всегда хорошо справлялась. Всегда держалась с достоинством.
Кевин понятия не имел, как это всё делать. Признаю, мне это тоже не очень хорошо удается. Я - человек нервный. С возрастом я всё больше стараюсь избегать любого внимания, может быть, потому что мне действительно причинили боль.
Во время этой тяжелой поездки в Нью-Йорк мне следовало знать, что мой брак распался, но я по-прежнему думала, что его можно спасти. Потом Кевин переехал в другую студию, в Лас-Вегас. Так что я полетела туда в надежде с ним поговорить.
Когда я его нашла, оказалось, что он побрился налысо. Готовился с съемкам на обложку своего альбома. Всё время проводил в студии. Действительно решил, что он теперь - рэпер. Дай ему Бог здоровья - он к этому всему относился так серьезно.
Так что я прилетела в Вегас с Шоном Престоном на руках, по-прежнему беременная Джеймсом и исполненная сочувствия к положению Кевина. Он пытался что-то сделать самостоятельно, а все, кажется, в него не верили. Я знала, как это бывает. Вы действительно должны верить в себя, даже если весь мир заставляет вас сомневаться, что у вас есть необходимые данные. Но также я чувствовала, что ему нужно относиться ко всему этому более критично и больше времени проводить со мной. Наша маленькая семья была моей душой. Его дети долго находились внутри меня, и я многим пожертвовала. Чуть не отказалась от карьеры. И я сделаю всё для того, чтобы наша совместная жизнь была возможна.
Я оставила Шона Престона в отеле с мамой и пришла на съемочную площадку. Мне снова сказали, что он не хочет меня видеть. Потом Кевин говорил, что это - неправда, что он никогда бы так не поступил. Знаю только то, что мне пришлось пережить: охранники, работавшие в моем доме, стояли у дверей и меня не впускали. Чувство было такое, словно все на этой съемочной площадке объявили мне бойкот.
Я пробралась к окну и увидела толпу молодежи, у них была вечеринка. Съемочную площадку превратили в ночной клуб. Кевин и другие артисты курили траву и выглядели счастливыми.
Я была просто вне себя. Какое-то время наблюдала за этой сценой, а те, кто находился внутри, меня не видели. Потом я сказала охраннику: 'О'кей, прекрасно', развернулась и вернулась в отель.
Я сидела в номере полностью опустошенная, и тут раздался стук в дверь.
Я ответила. это оказался один из старинных друзей отца - Джейсон Трэвик.
- Как дела? - спросил он. Кажется, ему действительно был интересен мой ответ.
'Когда у меня в последний раз спрашивали, как у меня дела?', - подумала я.
21
Как раз примерно на первый день рождения Шона Престона, 12 сентября 2006 года, родился Джейсон Джеймс. Он с самого рождения был очень веселым ребенком.
Когда у меня появились оба мальчика, я почувствовала невероятную легкость - такую легкость, словно я была птицей или пером, словно могла бы улететь.
У меня были невероятные ощущения своего тела. 'Это оно - снова почувствовать себя тринадцатилетней?', - спрашивала себя я. У меня больше не было огромного живота.
Один мой друг пришел в гости и воскликнул:
- Вау, ты такая худенькая!
- Ну, я два года подряд была беременна, - ответила я.
После рождения детей я почувствовала себя абсолютно другим человеком. Это сбивало с толку.
С одной стороны, я вдруг снова начала влазить в свою одежду. Когда примеряла вещи, они выглядели на мне хорошо! Я выяснила, что мне снова нравится моя одежда. Черт возьми! Мое тело!
С другой стороны, у меня было такое приятное чувство - я знала, что внутри меня мои дети - в безопасности. Я немного расстроилась, когда больше не могла держать их в безопасности внутри себя. Они казались такими уязвимыми в мире хитрых папарацци и таблоидов. Мне хотелось вернуть их обратно в свой живот, чтобы мир не мог до них добраться.
'Почему Бритни так не хочет, чтобы фотографировали Джейдена?' - гласил один из заголовков.
После рождения Джейдена мы с Кевином лучше научились прятать детей, настолько хорошо, что люди начали недоумевать, почему нигде не публикуют их фотографии. Думаю, если бы кто-то хоть на минуту задумался над этим вопросом, у них возникли бы какие-то догадки. Но никто на самом деле не задал себе такой вопрос. Они просто продолжали действовать так, словно я обязана позволять людям, которые старались сфотографировать меня толстой, фотографировать моих маленьких сыновей.
После каждых родов первое, что мне приходилось сделать - это выглянуть в окно и посчитать количество вражеских войск на парковке. Кажется, их количество возрастало каждый раз, когда я проверяла. Машин всегда было больше, чем разрешено нормами безопасности. Когда я видела всех этих мужчин, которые собрались, чтобы сфотографировать моего младенца, у меня кровь стыла в жилах. На карту были поставлены огромные роялти за фотографии, так что их миссия - добыть фотографии любой ценой.
А мои мальчики были такими крохотными. Моя работа - их оберегать. Я беспокоилась, что вспышки и крики их напугают. Нам с Кевином пришлось разработать стратегию - накрывать их одеяльцами таким образом, чтобы они могли дышать. Я дышала с трудом, хотя не была накрыта одеялом.
В тот год я не очень заботилась о том, чтобы обо мне писали в прессе, но дала одно интервью - Мэтту Лауэру для 'Dateline'. Он сказал, что люди спрашивают обо мне, например, такое: 'Бритни - плохая мать?'. Он так и не сказал, кто задает такие вопросы. По-видимому, все. А еще он спросил, что, по моему мнению, нужно сделать, чтобы папарацци оставили меня в покое. Жаль, что он не спросил у них - что бы это ни было, я бы это сделала.
К счастью, мой дом был тихой гаванью. Наши отношения терпели крах, но мы с Кевином построили невероятный дом в Лос-Анджелесе, прямо рядом с домом Мэла Гибсона. Сэнди из 'Бриолина' тоже жила неподалеку. При виде ее я кричала: 'Привет, Оливия Ньютон-Джон! Как поживаете, Оливия Ньютон-Джон?'.
Для нас это был дом мечты. Был спуск к бассейну. Была песочница, полная игрушек, так что дети могли строить песочные замки. Был миниатюрный кукольный дом с лестницей и миниатюрным крыльцом. И мы всё время что-нибудь к нему пристраивали.
Мне не нравились деревянные полы, так что я везде положила мраморные - и, конечно, это был белый мрамор.
Дизайнер интерьеров был абсолютно против. Он говорил:
- Мраморные полы очень скользкие, и ударитесь больно, если упадете.
- Хочу мрамор! - кричала я. - Мне необходим мрамор.
Это был мой дом и мое гнездышко. Дом был чертовски красивый. Но, думаю, я тогда понимала, что начинаю терять адекватность.
Я родила двоих детей одного за другим. Гормоны зашкаливали. Я была злая, как черт, и любила командовать. Рождение детей было очень важно для меня. В стремлении сделать наш дом идеальным я зашла слишком далеко. Оглядываюсь назад и думаю: 'О боже, подрядчики, простите меня. Думаю, я слишком всё контролировала'.
Пришел художник и нарисовал муралы на стенах спален мальчиков: фантастические картины, изображавшие маленьких мальчиков на Луне. Я выложилась по полной.
Это была моя мечта: родить детей и воспитывать их в самой уютной обстановке, которую я смогу создать. Для меня они были идеально красивыми, это было всё, чего я могла бы когда-либо желать. Мне хотелось подарить им весь мир, всю Солнечную систему.
Я начала подозревать, что как-то слишком о них забочусь, когда первые два месяца не позволяла маме держать Джейдена на руках. Даже после этого я разрешала ей держать Джейдена только пять минут, а потом - всё. Его должны были вернуть мне на руки. Это уж слишком. Теперь я это понимаю. Мне не следовало настолько сильно всё контролировать.
И, думаю, то, что произошло, когда я впервые увидела их после родов, было похоже на то, что произошло со мной после разрыва с Джастином: та же ситуация а-ля Бенджамин Баттон. Мои годы пошли вспять. Честно говоря, когда я стала мамой, чувство было такое, словно я частично стала младенцем. Одна часть меня была очень требовательной взрослой женщиной, которая орала из-за белого мрамора, а другая часть вдруг стала ребенком.
Дети исцеляют. Благодаря им вам меньше хочется судить других. Вот они - такие невинные ангелочки, которые так зависят от вас. Вы начинаете понимать, что все когда-то были младенцами, такими хрупкими и беспомощными. В других отношениях иметь детей мне было психологически очень тяжело. И после рождения Джейми Линн было то же самое. Я так сильно ее любила и испытывала к ней такое чувство эмпатии, что каким-то странным образом стала ею. Когда ей было три года, какой-то части меня тоже стало три года.
Я слышала, что такое иногда случается с родителями, особенно - если в детстве у вас была травма. Когда ваши дети достигают возраста, в котором с вами случилось что-то плохое, вы снова это переживаете.
К сожалению, в то время не было принято обсуждать душевное здоровье, как сейчас. Надеюсь, молодые матери, которые это читают и переживают сейчас трудные времена, вовремя получат помощь и направят свою энергию в какое-то более исцеляющее русло, чем мраморные полы. Потому что сейчас я понимаю, что у меня были все симптомы перинатальной депрессии: грусть, тревога, усталость. Когда дети родились, к этому добавилось замешательство и одержимость безопасностью младенцев, эти чувства нарастали по мере того, как возрастало внимание средств массовой инфорации к младенцам. Быть молодой мамой - и так сложно, без того, чтобы на тебя всегда был направлен микроскоп.