Мы поехали к Кевину. Двое папарацци поехали за нами и фотографировали, как меня снова не впустили в дом. Не позволили увидеть моих собственных детей.
Мы отъехали от дома, и Элли остановилась на обочине, чтобы мы могли решить, что делать дальше. В моем окне снова появился видеооператор.
- Бритни, я собираюсь сделать вот что, больше я ничего делать не буду - просто задам тебе пару вопросов, - сказал один из папарацци с низкой ухмылкой. Разрешения он не спрашивал. Просто сказал, что собирается сделать.
- А потом оставлю тебя в покое.
Элли умоляла мужчин уйти:
- Пожалуйста, парни. Не надо, парни. Пожалуйста, пожалуйста...
Она была такой вежливой, так их умоляла, словно просила сохранить нам жизнь, и чувство было такое, словно именно так и есть.
Но они не прекратили. Я начала кричать.
Им понравилось, что я отреагировала. Один из парней не уходил, пока не получил желаемое. Он ухмылялся и повторял снова и снова ужасные вопросы, пытаясь опять вызвать мою реакцию. Его голос был отвратителен - совсем ничего человеческого.
Я переживала тяжелейшие времена, а он меня преследовал. Разве нельзя было отнестись ко мне, как к человеку? Не лезть? Но нет, он продолжал. Неотступно спрашивал снова и снова, что я чувствую, не имея возможности увидеться со своими детьми. И улыбался.
В конце концов я не выдержала.
Схватила то, что было под рукой - зеленый зонтик, и выскочила из машины. Я не собиралась его бить, потому что даже в тежелейшем состоянии я - не такой человек. Я ударила другую вещь, которая была под рукой, то есть - его машину.
Да, плачевно. Зонтик. Зонтиком нельзя нанести никакого вреда. Это был акт отчаяния отчаявшегося человека.
Мне было так стыдно за свой поступок, что я послала фотоагентству письмо с извинениями, упомянула, что я репетирую роль для мрачного триллера - это была правда, и что я сейчас - не совсем я, что тоже было правдой.
Потом этот папарацци сказал обо мне в интервью для документального фильма: 'Для нее это был тяжелый вечер... А для меня вечер был хорошим, потому что мы сделали снимок, за который заработали уйму денег'.
Сейчас мой муж Хесам говорит, что для красивой девушки круто - побрить голову. Он говорит, что это - вайб, выбор не играть по правилам конвенциональной красоты. Он пытается меня успокоить, потому что ему плохо от того, что мне до сих пор из-за этого больно.
27
Чувство было такое, словно я живу на краю утеса.
Как-то раз, после того, как я побрила голову, я поехала в квартиру Брайана в Лос-Анджелесе. С ним были две подружки из его прошлого в Миссисипи, и мама тоже была там. Было такое впечатление, что мама на меня теперь даже не посмотрит, потому что я теперь - уродливая. Вот доказательство того, что мир волнует только ваша внешность, даже если вы страдаете и у вас тяжелый период в жизни.
Той зимой мне сказали, что, если я лягу в рехаб, это поможет мне вернуть опеку над детьми. И хотя я чувствовала, что моя проблема - скорее в ярости и горе, чем в наркотиках, я поехала в рехаб. Когда приехала, мой отец был там. Он сидел напротив от меня - нас разделяли три закусочных столика. Он сказал: 'Ты меня позоришь'.
Сейчас оглядываюсь назад и думаю: 'Разве я не просила Большого Роба мне помочь?'. Я и так уже чувствовала стыд и смятение, и тут отец говорит, что я его позорю. Мы попусту теряли время. Отец обращался со мной, как с собакой, с уродливой собакой. У меня никого не было. Я была так одинока. Думаю, польза рехаба была в том, что я начала исцеляться. Я была полна решимости сделать всё возможное, чтобы выйти из тьмы.
Когда я вышла из рехаба, великий адвокат помог мне добиться опеки по принципу 'пятьдесят на пятьдесят'. Но битва с Кевином кипела, и это сжирало меня живьем.
'Blackout', альбом, которым я гордилась больше всего, вышел прямо накануне Хэллоуина 2007 года. Предполагалось, что я спою 'Gimme More' на церемонии вручения премий 'MTV Music Video Awards' для промоции песни. Мне не хотелось выступать, но моя команда убедила меня, что мне нужно пойти и показать миру, что со мной всё хорошо.
В этом плане был один изъян: со мной всё было вовсе не хорошо.
За кулисами церемонии в тот вечер всё шло наперекосяк. Возникла проблема с моим костюмом и с нарощенными волосами. Ночью накануне я не спала. Кружилась голова. Прошло меньше года после родов второго ребенка за два года, но все вели себя так, словно их лично оскобляет отсутствие у меня кубиков пресса. Учитывая, как я себя чувствовала, я просто не могла поверить, что собираюсь выйти на сцену.
Я зашла в гримерку к Джастину. Мы с ним давно не виделись. В его мире всё было великолепно. Он был во всех отношениях на гребне волны и очень важничал. У меня началась паническая атака. Я репетировала недостаточно. Ненавидела свою внешность. Я знала, что всё будет плохо.
Я вышла на сцену и выступила настолько хорошо, насколько могла в то время - да, признаю, это было далеко от идеала. Во время выступления я видела себя на видеотрансляции в зале - словно смотришь на себя в кривое зеркало.
Я не собираюсь защищать то свое выступление или утверждать, что оно было хорошим, но, должна сказать, у всех исполнителей бывают плохие вечера. Но обычно последствия не столь плачевны.
И обычно не бывает таких совпадений: один из худших дней вашей жизни - именно в том месте и в то время, когда у вашего бывшего - один из лучших дней.
Джастин скользил на сцену по треку. Он флиртовал с девушками в зрительном зале, одна из них потом вертелась и изгибалась, трясла грудью, пока он пел для нее. Потом к нему на сцену вышли Нелли Фуртадо и Тимбалэнд - такие веселые, свободные и легкие.
А потом юмористка Сара Сильверман вышла на сцену, чтобы устроить мне прожарку. Она сказала, что к двадцати пяти годам я сделала всё, что есть в моей жизни стоящего. Назвала моих детей 'самой прелестной ошибкой, которую вы когда-либо видели'. До конца я не дослушала. Я истерически рыдала в гримерке.
Потом много дней и недель в газетах высмеивали мое тело и мое выступление. Д-р Фил назвал его 'крушением поезда'.
Единственная реклама в масс-медиа, которую я сделала для 'Blackout' - живое интервью на радио Райану Сикресту после релиза в октябре 2007 года. Предполагалось, что интервью будет о релизе, но Райан Сикрест задавал мне вопросы вроде 'Что вы отвечаете людям, которые критикуют вас как мать?', 'Считаете ли вы, что делаете для своих детей всё, что можете?' и 'Как часто вы с ними видитесь?'.
Казалось, все хотят говорить только об одном: хорошая я мать или нет. Не о том, как мне удалось записать такой сильный альбом с двумя младенцами на руках, в то время как меня все дни напролет преследовали десятки опасных мужчин.
Моя команда менеджеров меня бросила. Телохранитель пошел в суд вместе с Глорией Олред, как свидетель по делу об опеке. В суде он заявил, что я принимаю наркотики, и его не подвергли перекрестному допросу.
Назначенная судом тренерка по вопросам воспитания сказала, что я люблю своих детей и между нами существует крепкая связь. Также она сказала. что в моем доме не происходит абсолютно ничего, что можно было бы назвать абьюзом.
Но эти заявления в заголовки не попали.
28
Однажды в начале января 2008 года мальчики были со мной, и в конце срока их пребывания у меня пришел телохранитель, который раньше работал на меня, а теперь работал на Кевина, чтобы их забрать.
Сначала он посадил в машину Престона. Когда он вернулся за Джейденом, меня поразила мысль: 'Я могу больше никогда не увидеть своих мальчиков'. Учитывая, как развивались события в деле об опеке, я пришла в ужас от мысли, что, если отдам детей, их мне могут больше не вернуть.
Я побежала с Джейденом в ванную и заперлась там - я просто не могла позволить им войти. Я не хотела, чтобы кто-то забирал моего малыша. Моя подруга была там, она подошла к дверям ванной и сказала, что телохранитель ждет. Я держала Джейдена на руках и горько плакала. Но никто не дал мне дополнительное время. Прежде, чем я поняла, что происходит, в ванную ворвалась группа захвата SWAT в черной форме, словно я кому-то причиняю вред. Единственная моя вина заключалась в том, что мне отчаянно хотелось побыть с моими детьми на несколько часов дольше и получить какие-то гарантии того, что я не потеряю их навсегда. Я посмотрела на подругу и сказала: 'Но ты ведь говорила, что он подождет...'.
Джейдена забрали, а меня привязали к каталке и отвезли в больницу.
Из больницы меня отпустили до истечения положенных семидесяти двух часов, но вред уже был нанесен. Масла в огонь подлили папарацци - они начали преследовать меня еще сильнее.
Были назначены новые слушания по делу об опеке, и мне сказали, что, поскольку я так боюсь потерять детей, что паникую, теперь я буду видеться с ними еще реже.
Я чувствовала, что никто меня не поддержит. Даже моей семье, похоже, было всё равно. На праздники я узнала из эксклюзивной статьи в таблоиде, что моя шестнадцатилетняя сестра беременна. Семья от меня это скрывала. Примерно тогда же Джейми Линн начала добиваться освобождения от родителей. Среди прочего она обвиняла их в том, что они забрали у нее мобильный телефон. С внешним миром она общалась с помощью одноразовых телефонов, которые скрывала.
Теперь я понимаю: если кому-то плохо - а мне действительно было плохо - нужно найти время, пойти к этому человеку и поддержать его. Кевин отнял у меня весь мой мир. Ударил под дых. А семья меня не поддержала.
Я начала подозревать, что они втайне радуются тому, что я переживаю тяжелейшие в своей жизни времена. Но это ведь невозможно, правда? Конечно, нет, это - просто паранойя.
Да?
29
В Лос-Анджелесе круглый год тепло и солнечно. Когда едешь по городу, иногда бывает сложно вспомнить, какое сейчас время года. Куда ни глянь, всюду люди в черных очках попивают холодные напитки через соломинку, улыбаются и смеются под чистым голубым небом. Но в январе 2008 года зима действительно была зимой, даже в Калифорнии, потому что мне было одиноко и холодно, и меня положили в больницу.