Чтобы сделать хоть что-нибудь и переключить внимание с внутреннего ноющего состояния, я начинаю смотреть по телевизору первый попавшийся фильм.
И, как назло, в фильме присутствует любовная сюжетная линия. Я вдруг неожиданно для самой себя понимаю, что безумно устала от проституции, хочу семью и детей, хочу любить только одного мужчину. Но после этих мыслей становиться только хуже. Я начинаю плакать от страха. Сквозь пелену слёз мне мерещится, будто невообразимое счастье пройдёт мимо меня. Защитным механизмом в ответ на мой быстро замутняющийся рассудок здравый смысл кричит, что нужно расслабиться и принять жизнь такой, какая она есть, бесполезно топать ножками. Легче не становится. Я выхожу на балкон, пытаюсь очертить небо взглядом, сердито и требовательно смотрю на спящий ночной город, как будто он в долгу передо мной, делаю попытку вдохнуть полной грудью, но ничего не выходит. Невозможность дышать свободно раздражает меня, и я становлюсь злой на весь мир. Я ненавижу его, я ненавижу себя, я ненавижу всё вокруг!
С немым вопросом, не адресованным никому и ничему, взбалмошным и беспардонным, я кричу:
– Когда же я встречу своего мужчину?! Почему так долго приходится ждать?! Мне надо сейчас, ведь мне так плохо!
Я не понимаю, откуда лезет в мою голову подобный бред и недовольство сложившейся жизнью. За весь период моей бурной безостановочной деятельности я ни разу всерьёз не задумалась о том, чтобы влюбиться или найти мужа. У меня была цель, кроме её достижения, меня мало что волновало и интересовало. Заткнуть фонтан ахинеи, прорвавшийся из глубин подсознания, своими силами не удаётся, и я решаю разбавить его алкоголем, встречая каждое утро с бутылкой пива, уходя в запой.
Когда начинает подходить к концу отпускная неделя, я беру себя в руки и прекращаю бухать за два дня до выхода на работу. Товар должен быть в надлежащей упаковке.
Первая попытка
Жизни вне работы у меня не было. С родственниками и матерью я не общалась, с приятельницами отношения сошли на нет. С коллегами по цеху я не поддерживала связь, а если пересекалась на групповых заказах, то у меня не возникало никакого желания с ними общаться. Я не понимала их, а они не понимали меня. Обоюдное недопонимание.
У меня были деньги и секс, лишь этим была наполнена моя жизнь, в которой периодически возникали, как недоношенные плоды иллюзий, отношения, причиной которых было чуждое, но плотно осевшее во мне видение действительности, настолько пропитавшее моё сознание, что я принимала его за чистую монету. Всё это было вздором воспитания и отсутствием разборчивости.
Первый хотел меня купить. Второй планировал меня доить. А третий пытался меня убить. Все трое были моими клиентами.
Следующий после первого стал для меня воплощением нереализованной юношеской любви. Небольшая разница в возрасте, подростковость его внешнего вида, схожее чувство юмора – этого было достаточно, чтобы беззаботно завязать верёвку с привязанным к ней булыжником гордиевым узлом на своей шее.
Ни возраст, ни отсутствие жилплощади, ни проживание с родителями, ни сокращение на работе – ничего не было для меня препятствием. Я свято верила, что с ним можно добиться всего вместе, общими усилиями, и хотела оставить своё ремесло.
Он познакомил меня с родителями, которым мы не рассказали о моей неофициальной и незаконной деятельности, придумав из воздуха сказку о нашем интернет-знакомстве. В наше время можно всё свалить на интернет, это очень удобно. Мы решили, что будем жить у меня. Родители, кажется, были рады, что сбагрят сына, по крайней мере, они не задавали мне вопросов, для того чтобы узнать, а с кем, собственно, планирует сожительствовать их ребёнок.
Близилось время переезда. Я ждала, что он начнёт разговор о моём прекращении занятий под названием «проституция», но он юморил, как и раньше, и серьёзных вещей не касался. Я молча продолжала ждать.
Он радостно переехал ко мне со скоростью света, но замуж не звал, работу нашёл быстро, но заработная плата была такого размера, что тратил он её исключительно на себя.
Оказалось, что его концепция совместного проживания со мной, во-первых, не подразумевала семейную жизнь, а во-вторых, добытчиком в семье должна была быть я. Моя ошибка заключалась в том, что я заранее не обсудила с ним стратегию нашей дальнейшей жизни, разработанную в моей голове. Неоправданные ожидания были моей проблемой.
– Может быть, ты попробуешь найти ещё одну работу? Я перестану заниматься проституцией, устроюсь на официальную работу. Если будет необходимость, пойду на две работы.
– Я не вижу в этом смысла. Тебе же нравится твоя работа, ты хорошо зарабатываешь. Зачем что-то менять?
– Вот именно, я хорошо зарабатываю, но мне не нравится то, чем я занимаюсь.
Из проституции не так легко выскочить, как может показаться на первый взгляд, но ради отношений я была готова на кардинальные изменения. Он был иного мнения.
В моей квартире появилась одна человеческая особь, кроме этого, ничего не изменилось.
Я приняла его предложение, чтобы убедиться, подходит мне такой вариант или нет, решив поэкспериментировать.
Я узнала себя ближе. Выяснилось, что мне не столь важно, встречает ли он меня с работы, готовит ли еду, моет ли полы. Мне не нужна была его забота обо мне, но в то же время я боялась остаться одна, ведь в своих фантазиях я уже вышла замуж, родила двоих детей и стала бабушкой. Больно было разрушать замок из фантазий. Страх оказался сильнее правды. Я была для него жилплощадью, средством удовлетворения его похоти, денежной печатной машинкой. Ему было со мной удобно, а мне было с ним не страшно, но противно.
Некогда роскошная близость теперь вызывала у меня лишь горькую досаду и слёзы, и не видно было ни конца, ни края бездне, в которую я падала. Наш секс превратился вдень сурка. Внезапно появившееся отвращение к нашим телам было платой за враньё, несмываемым осадком на коже, временами заставляющим судорожно и нездорово чесаться и медленно разъедающим покров до костей. Казалось, ничем не отмыться от лжи, которой мы друг друга наградили.
Злясь на нас обоих, я превращалась в мегеру, не отдавая отчёт в своих словах и поступках.
Разжигая бытовые скандалы, я толкалась, пиналась, кусалась, но, единожды отвесив ему смачную пощёчину, поняла: этот бардак нужно прекращать. Он никогда не поднимал на меня руку.
Я могла обругать его, унизить, а он молча всё сносил. Я казалась себе кровяной грязной массой, а он был похож на пиявку, которая присосалась ко мне в ожидании лучшей партии. Он был приспособленцем, я презирала это в нём. Я стала истеричкой и презирала это в себе. В наших отношениях он не был мужчиной, а я не была женщиной.
Наша совместная жизнь усугубила моё пристрастие к алкоголю. Увеличивая каждый раз дозу, через три месяца я бухала по-чёрному. Он не мог меня остановить, а может быть, и не хотел. Я не знаю наверняка, ждал ли он, пока я начну умирать от цирроза печени, чтобы вовремя жениться, или у него не было за пазухой коварного плана. Я знаю лишь одно: он меня не любил, а я не любила его. Этого знания мне было вполне достаточно, чтобы постепенно подготовить себя к расставанию; по щелчку расстаться с ним у меня не было психологических сил.
Продолжать делать хорошую мину при плохой игре было для меня губительно.
Я вновь завела разговор о том, чтобы уйти из проституции.
– А машина? Ты же хотела купить машину? Ты можешь работать, я не против.
– А тот факт, что я могу заразиться половой инфекцией? Тот факт, что меня могут ударить, обидеть, что эта сфера деятельности, мягко говоря, не самая безопасная, тебя не смущает?
– До этого же ты как-то работала, справлялась. Тем более зачем тебе отказываться от денег?
– То есть для тебя это норма отношений? Правильно я поняла?
– Я просто не хочу создавать тебе неудобства.
– Хорошо. Тогда у меня возникает резонный вопрос: зачем мне ты? В чём твоя функция? Встретить меня пьяную с работы, накормить и спать уложить? Спасибо! В услугах домработницы я не нуждаюсь! Как-то сама до этого справлялась!
Он молчал, ждал моего вердикта и боялся.
– Знаешь, ты создаёшь мне неудобства своим пребыванием здесь. В ближайшее время, будь добр, собери вещи и уезжай.
Мне вдруг стало настолько безразлично всё то, что было между нами, и горестное, и радостное, что я удивилась, насколько может быть страшно идти к разрыву и насколько становится легко, когда ты добралась до цели.
Спустя две недели начались нежно-жалостливые и одновременно угрожающе-назойливые звонки и СМС. Он хотел вернуться, быть рядом. Я понимала, что это неискренне.
Для меня проституция была работой, для него проституция была образом жизни.
Подъездные беседы
Константин был моим постоянным клиентом. Он знал, что я рассталась с бойфрендом и теоретически свободна. Долго не мешкая, он предложил себя в качестве друга, соратника, брата и любовника. Я, уже успев привыкнуть к наличию постоянного партнёра рядом, согласилась. Страх остаться одной усилился с приходом в мою жизнь Лёни, но после расставания с ним никуда не делся.
В один из моих редких выходных мы возвращались с Костей из супермаркета. Я пошла домой, а он задержался в машине для важного разговора по телефону с женой.
В подъезде меня караулил Лёня. Он налетел, как ураган, закидывая меня сумасбродными претензиями и недовольствами. Я никогда прежде не видела его в таком состоянии: он был невменяем, глаза нездорово блестели, руки тряслись, голос изменился до неузнаваемости. Он махался и кричал, не давая мне пройти к дверям квартиры. Я никак не реагировала на его выплески, пока он не схватил меня за плечи и не прижал к стене. В моих руках были пакеты с покупками, которые я тотчас бросила, пытаясь высвободиться из его тисков, но он крепко держал меня, сверля своими сверкающими обезумевшими глазами. С того времени, как я видела его в последний раз, в нём что-то надломилось. Я не могла его узнать. То, что он говорил и делал, не укладывалось в моей голове. Он всеми способами пытался вернуть себя в мою квартиру.