в несколько бракованных лет испарился, как будто кто-то ловко стёр их из моего сознания. Вспоминая об отношениях с Костей, мне казалось, что или это сюжет одной из моих прошлых и далёких жизней, или речь идёт вовсе не обо мне, а о какой-то другой девушке. Я быстро восстановилась, потому что знала, куда идти. Я не ощущала себя потерянной, у меня не было депрессии. Я делала то, что считала верным.
С возвращением в былую колею я не смогла найти концы своих старых знакомых, с которыми сотрудничала раньше, поэтому пришлось перебирать все фирмы подряд в поисках должного отношения со стороны посредников и других участников интимного рынка и приемлемого уровня оплаты труда. Началось всё с саун. Этот непередаваемый и незабываемый запах городских саун – запах похоти, разврата, палёной резины, спермы с повышенной концентрацией алкоголя, пота, сигаретного дыма, влажных простыней и много ещё чего.
Красивая, стройная, длинноногая и эффектная, я заходила в сауну и выходила оттуда ни с чем. Ответ на происходящее лежал на поверхности. Простой, но в то же время сложный. Все были зрячие, но клиенты не видели меня вещью, над которой можно глумиться и издеваться. То, что они позволяли себе делать с другими девушками, я бы с собой делать не позволила. Одного моего взгляда и походки было достаточно для того, чтобы господам оставаться с рабынями.
Я сменила несколько агломератов, пока не нашла более-менее подходящее место.
Я выбрала новый механизм. Теперь я не делала из себя, как в прошлом, инструмент по зарабатыванию денег. Я делала из себя универсального солдата, женщину, намеренно идущую на риск, чтобы выдрессировать себя, быть стойкой, непоколебимой, не боящейся смерти и увечий, но останавливающей насилие, не знающей жалости, но сочувствующей, не разделяющей боли, но помогающей, не ищущей, но идущей.
Было непривычно вливаться вновь. Был страх, что могу не справиться, не смогу настроиться, но вскоре появились непосредственность, непринуждённость и лёгкость. После Кости проституция казалась раем наяву. Началась моя жизнь, моё тело и мой выбор. Я оставила попытки доказать что-либо кому бы то ни было и выбросила шаблоны в мусорное ведро. Случайно наткнувшись на повесть Александра Ивановича Куприна «Яма», я была опечалена судьбой героинь. Я не дочитала повесть до конца, мне стало тошно. В моей жизни была иная правда.
Первый блин комом
В двухкомнатную квартиру влезали все, и вновь пребывающие, и постоянно находящиеся. В этот раз нас было шестеро. Их было двое: один – ко мне, другой – к напарнице, и две девочки, ждущие своей очереди, скромно сидящие на кухне. Маленькая обшарпанная хрущёвка, предоставленная женскому табору в качестве рабочего места, и пьяная клиентура смущали только меня. Глядя на остальных, что женщин, что мужчин, складывалось ощущение, что они родились в этом гадюшнике и, будучи слепыми к краскам мира, ничего лучше и красивее не видят и не хотят видеть. Я понимала, что это моя последняя смена в столь убогой конторке. Наблюдать и участвовать в этом было невыносимо.
Дичайший перегар, разивший изо рта клиентов, вызывал у меня рвотный рефлекс; чтобы не задохнуться, я старалась дышать только ртом. Даже душ не входил в обязательную программу, если клиент упирался и отказывался. Это была клоака, из которой нужно было выбираться как можно быстрее.
Тот, который выбрал меня, отправился в ванную комнату. Я боялась, что в состоянии столь сильного алкогольного опьянения он может поскользнуться и свернуть себе шею, но ещё больше я боялась, что меня вырвет прямо на него от убойной смеси тёплого влажного воздуха и обработанного его организмом выпитого спиртного. Я ждала его в комнате, морально готовясь к зловонию, которое с минуты на минуту необратимо накроет душным облаком и оставит после ухода шлейф. Смрад, который проникнет в мои волосы и моё сознание, не оставит меня прежней, и никакая мочалка, никакой шампунь и тонны вылитой на себя воды не помогут отмыться от этой грязи. Заниматься сексом с мужчиной, находящимся в состоянии сильного перепоя, – это особое и ни с чем не сравнимое удовольствие, которое называется насилием.
Он не был дерзким, хамоватым или грубым, не выглядел неряхой, возможно, он был хорошим человеком, я не знала наверняка, но он был пьян настолько, что единственное чувство, которое он вызывал во мне, – это отторжение с примесью пренебрежения.
Я была на грани. Я пожалела, что аккуратно не развернула ситуацию при выборе таким образом, чтобы стать невидимкой.
Он вернулся из душа и лёг рядом со мной. Стоило ему только отбросить полотенце и оголить своё тело, как то, что я увидела, заставило меня покачнутся сильнее, чем перегар. Огромные белые многочисленные пузыри, прыщи и наросты покрывали его гениталии. Они были разных размеров, форм, но цвет был преимущественно белый. С таким я столкнулась впервые. Для меня это было открытием года.
«Мама, роди меня обратно!» – кричала я всем своим существом.
Я ужаснулась. Это зрелище выглядело отвратительно.
– А ты минет без презерватива не делаешь? – спросил он хмельным голосом.
– Нет. Но я сейчас приглашу другую девушку! Она делает. Буквально секунду! – скороговоркой сказала я и опрометью метнулась прочь из комнаты.
Влетев в кухню, я быстро пригласила мне на смену Алину, которая не отличалась особой гигиеной и жаждала денег, предварительно предупредив её об увиденном.
Я выдохнула. Ситуация решилась. Было лишь одно преимущество работы в колонковом гнезде – рокировка.
После ухода белого яйценосца Алина, сделав умное лицо, ехидно высказалась.
– Зря ты отказалась. Деньги потеряла. Это не половая или кожная инфекция, а жировики, которые нужно удалить.
– Я ничего не потеряла, а ты заработала.
Откуда она могла знать наверняка, что это за дрянь? Она же была проституткой, а не доктором с микроскопом и пачкой бумаг с анализами пациента.
Для себя я тогда решила: жировики или не жировики, для меня не имеет значения, но с такими яйцами я работать больше не хочу!
Вопрос на миллион
Руководство рассортировало девушек, как стадо, по весу, комплекции, длине волос, разрезам глаз, цвету кожи и национальности, и я, вспотевшая и растрёпанная, спешила на новую квартиру, опаздывая на заказ. Сортировка с позиции удобства и построения бизнеса выглядела логичным и обоснованным шагом, но с позиции общечеловеческих ценностей это выглядело омерзительно.
В просторной кухне, куда свежим составом перебрались девушки, отвечающие определённым визуальным параметрам, Ада в ожидании меня сидела за столом с двумя мужчинами, которые пришли вместе. Оба были подшофе. Один остался со мной, другой – с ней. Клиент Ады съел все наши конфеты, вёл себя вульгарно и тянул время. Мой клиент вёл себя спокойно и ненавязчиво. Это был показательный момент влияния женского поведения на мужские поступки. Время давно закончилось, но гость Ады хотел попить чаю после секса и поговорить по душам. Ко мне уже поднимался следующий гость. Ада, не зная, как справиться с настырным клиентом, пустила всё на самотёк. Я пыталась воздействовать на её кандидата, напоминая ему о истекшем времени, но, поскольку Ада не проявляла никакой инициативы по выпроваживанию задержавшегося гостя, боясь выглядеть в его глазах сварливой и негостеприимной, он не торопился уходить.
– А что такого, если я посижу и попью чай? Тебе жалко, что ли?
– Наше совместное время закончилось. Вам пора уходить.
– Я только чай попью, и всё.
Ада продолжала мило строить ему глазки.
Я поняла, что всё решится в тот момент, когда придут следующие посетители.
В итоге мужчины столкнулись в дверях. Двое выходили, один заходил. Стоило мне только закрыть двери за предыдущими любителями платных плотских утех, как я услышала вопрос, от которого остолбенела.
– Ну что? Качественно тебя отымели?
– Что, простите?
Подумав, что это может быть неудачная шутка или ролевая игра, я попросила повторить сказанное. Во второй раз услышав ту же самую фразу, я поняла, что это пренебрежение самого низшего уровня. Интонация была прескверная.
Он не планировал уходить. Я попросила его уйти. Моральный урод, который будет всячески издеваться над девушкой, найдя повод, не пришёлся мне по вкусу. Проверять его гнилые замашки у меня не было абсолютно никакого желания. Одной меткой фразы с повтором было достаточно, для того чтобы понять, кто стоит передо мной.
Он крайне удивился, когда услышал отказ. Всё с тем же пренебрежением и снобизмом, развернувшись и задрав нос, он ушёл.
Суть заключалась не в том, что он столкнулся в дверях с другими мужчинами, а в том, что он самоутверждался за счёт женщин, толкая подобные речи.
Я прекрасно понимала, что такие столкновения в дверях неприятны всем участникам; как ни крути, секс между людьми – это интимный процесс. Но в моей практике были примеры, которые сохраняли достоинство и непоколебимость при столь неудобном стечении обстоятельств. Без оскорблений, скабрёзных шуточек, сальных выражений глаз, виноватых кривых или саркастических улыбок все спокойно расходились по своим местам, не создавая лишней концентрации неловкости момента и чувства стыда.
Болезнь ложной любви
Ада искала себе богатого папика, при этом встречаясь с бесперспективным и шатающимся оболтусом. Она видела в нём любовь, которой ей так не хватало в проституции, ставя паренька, состоящего из недостатков, на пьедестал своей жизни. Из всего того, что она мне рассказывала о нём, я не услышала ничего, за что бы можно было проникнуться симпатией к человеку. Но Адин лоботряс был для неё спасительной шлюпкой на время её поисков постоянного кошелька, поэтому я старалась не комментировать её сомнительные любовные отношения, пока она сама не начинала жаловаться на жизнь. Меня больше озадачивало её видение тех мужчин, которые умели добыть мамонта и разделить его с женщиной.
– Адюнь, хватит верить в сказки про Золушку, при этом превращая себя в рабыню, делая мужчин центром мироздания; они от этого хиреют, толстеют и спиваются. Взгляни, насколько у тебя биполярное отношение к противоположному полу. Своего нынешнего нищего парня, у которого нет ни малейшего стремления вылезти из ямы, ты рассматриваешь как спасительную соломинку, а финансово устойчивых мужчин ты рассматриваешь как источник денег. К одному у тебя нескончаемая жалость и слепота, к другим – завышенные требования и желание оторвать кусок побольше. Одного ты содержишь на деньги других. Может быть, пришла пора подумать не о мужчинах, а о себе? Не вешаться мужчинам на шею, не искать защитника или спасителя, жилетку или кулак, потенциального мужа или хорошего секса, не порабощать себя, не порабощать жизнь?