Женщины без мужчин
Февраль, 22
В «Контакте» значилась: Ялта, Украина. Вряд ли он выбирал сам себе страну, наверное, владелец или администратор «Контакта». Вряд ли он сам и завел себе этот «Контакт», с тех пор как на горе появился интернет, там было много помощников — особенно летом; зимой помощник оставался один: его последний, третий, сын Давидка.
Место; время — 2021, конец декабря. Вряд ли кто-либо выбирал себе страну, особенно в которой родился.
Приехавшая, подруга не первой молодости (себя-то она считала девчонкой, крайне неприятно удивлялась, когда в какой-нибудь пекарне Вольчека, где она мимолетно оттрубила месяцев пять-шесть, закручивая в тесто готовые сосиски, другой формовщик отозвался «…мне возрастные не интересны» — Возрастные! — что еще за «возрастные», сказал бы «пожилые», с этим она охотно соглашалась: пожила, без спору) — ехала из Севастополя, мимо леса мимо гор, наконец справа промельками стало проглядывать море. Ехала часов шесть. А у нее была гитара без струн. Почему не купила в Севастополе — спешила, надо полагать, на автобус, доехать до свету.
В ноутбуке весом два килограмма открыт браузер, на браузере карта: это где-то очень недалеко от вокзала. Зная ее умение ориентироваться в пространстве, можно было ожидать, что поиск займет еще два часа. Так и вышло. К маршрутке; через дорогу; вниз; поворот круто вверх. Там рынок. Остановилась, вытащить из большого рюкзака (спальник, еда) этот тяжелый ноутбук. Ничего она по карте не поняла, пришлось дожидаться прохожих (их нет), стал-быть курить-запивать, жевать бутер, раскинув ноги на парапете. Наконец кто-то надоумил. Рынок крылся за подсобными коробками вроде гаражей или складов, на радостях прибавила шаг, озиралась на пятачке — одно название «рынок», не сезон; и слева распахнулся таки магазин. А магазин довольно большой. Какой-то мальчик пробовал играть на пианино, других посетителей не было. Она купила себе пачку струн — «что вы посоветуете?» — и еще дополнительно первые (первой и не хватало).
За складами нашла место пописать.
И к цели.
Но уже время четыре часа, пока подождала маршрутку — первая ушла перед носом; в следующей, набитой, хоть не сезон, но «сезон» в Васильевку не добирался, а добирались местные, — едва хватило втиснуться со своим рюкзаком и гитарой.
Гитару она забрала в Севастополе — когда-то подаренную дочке подруги; с тех пор завелась новая, а эта пылилась на шкафу; и струна. Она ее экспроприировала. Предпоследний раз, когда была у Сергея, тоже зимой, там оказались две девочки из Днепра, им она исполняла забытые мелодии на каком-то басу, тоже без струн. На этот раз вооружилась получше.
—
Маршрутка ехала теперь дальше, но она этого не знала. Вышла, как всегда, на пятаке у магазина: смеркалось. Энергично потопала вверх. Помнила, как искала предыдущий раз, с десятилетним перерывом: там, где не было, кроме застолбленного Сергеем участка, еще обнесенных сетками огородиков на склонах, больше ничего, выросла жилая застройка. То, что выше его могут оказаться автомобили на ходу — один, к тому же, грузовик, мертво застывший на поляне, — сбило ее с толку. Блуждала часа три, туда сюда обратно, на телефоне имелся фонарик, но в темноте она его потеряла. Чтобы провести ночь не на вокзале или того пуще — в кустах, следовало отказаться от поиска и спешно возвращаться, благо вниз. Решилась сдаться; почему-то опять побрела в наугад взятом направлении. Когда она вышла к костру, была совершенно мокрая. Сергея она в тот раз и не увидела. У костра парень с девкой, и потом к ним добавился какой-то велосипедист, и еще позже — какой-то местный алкаш (никто ему не был рад), как будто бы это родственник Сергея (но не брат — тот умер). Жена Сергея тоже умерла; это ей рассказали те двое. А сам Сергей отдыхает, спит. А вы чем занимаетесь?
— Я оператор газовой котельной.
Это их поразило. Пара была вроде бы по духовной части; а велосипедист — инженер, с Сахалина, это уже потом они поговорили, когда те удалились в двухместную палатку. «Но сейчас я странствующий фотограф», с радостью ей поведал (велосипед у него сломался, завтра надеется починить). Она бы тоже странствовала на какой-нибудь Сахалин, но у нее родственники.
Пришел тот родственник; она поделилась сигаретами. Съестными припасами поделилась раньше, от предложенной каши отказалась — гречка не вызывала аппетита. Одежда прилипла к спине и холодила: она застегнулась во всё, что, в поисках, сняла; нахлобучила шапку. Родственник долго не уходил, всё ему общества; наконец она легла и проснулась от мягких губ, трогающих голову. Это был осёл (ослица). Меланхолично стала подбирать гречку из открытой кастрюли. Явился велосипедист-фотограф и был шокирован: «здорово живем — осла гречкой кормить», закрыл, спрятал, окончательно удалился. Она завела будильник на пять — как в ночевках в лесу в Ленинградской области. Ночью еще раз или два в туалет, долго не решалась, вылезти на мороз из спальника. Ялта внизу сияла брошенным огненным покрывалом.
—
Вышла выше: опять ее эта нью-застройка смутила. Основательные каменные дома с воротами: в окнах свет, слышится музыка. Потом оказалось, это прямо было под Сергеем, плюнь — попадешь на крышу. Светила фонариком, на этот раз заранее проверенном на телефоне; спустилась до развилки, и уже без надежды угрюмо направо вперед, дорога забирала всё вверх. Оказалось правильно. Дыра в кустах — нырнула в нее, и, если б не помнить, что здесь бассейн, рухнула бы прямо в воду. Так — по краю тропинки; второй перетекающий бассейн, их наполнял родник; и, перейдя по тропе, уткнулась в забор с калиткой. Калитка заперта — отвязала веревочку. Никого не было.
Костра нет. Участок был огромен; обнесенный забором из корней и стволов. Тропа шла в глубину. Мимо странных строений из подручного материала: старых окон, как в теплицах, и тентов. Подсвечивая телефоном, прошла участок насквозь, почти до бывшего старого входа с другой стороны (она всё время мечтала с той стороны добраться, и ни разу в новой жизни не получилось).
Сухо. Температура, наверное, плюс два. В этот раз она не так долго добиралась, но все-таки вспотела, это становилось заметно, когда идешь вот так по ровной поверхности.
Обиталище Сергея представляло собой двухкомнатную… наверное, землянку. Нет, просто хибару. В дальней каморке лежал Сергей; ближе ко входу — очаг. Даже водопровод был: тут много чего было в разные времена.
В 2023 она снова была оператором газовой котельной, и в январе у нее был первый отпуск.
Поезд «Таврия» встал перед мостом.
Стояли долго, сорок минут.
Тронулись. Цепочка огней — всё суша и суша. Еще долго; казалось, бесконечно. И без пауз вогнали на мост, колеса застучали по-другому. По бокам огни; почти не видно воды; очень долго всё мост и мост. В 17-м, когда она ехала после «Крым наш», из Краснодара «блаблакаром» (запрещен), и паромом. Была вода. И очень быстро. После четырехчасового штормового ожидания на стоянке — полчаса полоса бурлящей воды впереди становится короче, сзади длиннее — толчок, суша.
Крым, который был кусок твердой земли, вдающейся в море, теперь был как лодочка, непрочно прицепленная канатом. Одно движение стихии — и оборвется.
Мост кончился; она была в Крыму.
—
Вход в кустах, два бассейна. Светло.
На маршрутке в этот раз доверху: над школой тяжело развернулись на площадке размером разве для ишака. Две трети пассажиров включая ее, оставшиеся до конечной; там уже ждала горстка обратных. Из Симферополя в облаке, лёгшем на перевал, троллейбус полз крабом, встречные фары появлялись в шаге — а крутые свороты, а «улавливающие тупики». Поезд не опоздал, несмотря на задержку.
Вообще не искала. Не снижая шаг, по краю бассейнов к калитке. Сразу за калиткой — костер.
Костер жег один человек. — Привет, — сказала она, задыхаясь на ходу, сбрасывая рюкзак, — хозяин есть?
—
Костер неторопливо горел; двое разговаривали. Времени шесть от силы. Она уже прикидывала. Автобусы в Севастополь точно до девяти, а то и позже — но если рассматривать приличный для явления час.
Собеседник ее был бомж. Такие забредали сюда зимой; может, и летом; летом она здесь давно не бывала. Но летом наезжали другие: из всех концов бывшей, когда-то большой страны, со своими палатками, ноутбуками, теперь смартфонами с интернетом. Не все даже знали хозяина; иной день он к ним и не выходил — обретаясь в своем экономном жилище на том краю территории; а иной — уходил в горы один или с кем-либо из особо прытких, оставляя всё общество самостоятельно курить траву, музицировать, обсуждать возвышенные темы.
Поэтому она не удивилась, когда: «Иса ушел позавчера, должен был вернуться…» — Иса? — так Сергея не звали; называли (эти, новые) по-другому — «Бо», чем она, на правах старой, рот не оскверняла. Какая ей разница.
— А Давидка здесь?
— Давидка?
— Сын его.
— У него есть сын?
— Вообще, три. Второй в Москве, администратором «Яндекса». Про старшего я только слышала, вроде бы здешний, они не общаются.
— Ты, наверное, давно его знаешь, — догадался гость.
— А ты, наверное, совсем нет.
— Нет, — признался бомж. — Только то, что сам говорил. Он разговаривает так, непонятно… Умный человек!
— Точно, — согласилась она, — как накурится — вообще мудрец.
— Он зарабатывает гороскопами, Иса. Составляет их по интернету.
— …Может, ушел вниз? — ее занимало своё. — Раз Сергея нет. У них дом в Васильевке, на бывшей конечной маршрутки, вроде сарая. Он не любит там жить, здесь обитает с отцом.
— Я не знал, что у него дом, — бомж качал головой.
А «Иса» — здравствуйте, Иисус. Ну, «Бо» тоже вообще для посвященных. Сергей, во всяком случае последнее десятилетие, занимался лепкой: чайники в виде драконов, она их не видела вокруг — а стояли десятками; он был жадный, рассказывали зимние гости, организовали ему выставку-продажу, и — не вышло; не захотел расставаться. Значит, гороскопами теперь; где духовность, там и гороскопы. Сейчас бомж расцвечивал яркими красками биографический пунктир, перемежая проклятия женщинам с похвальбами немереным благосостоянием, которое, впрочем, всё куда-то делось (не без