Но ангел поэта — Галина Артуровна — помогла преодолеть тяжелое время. Есенин поселился в ее комнате в коммунальной квартире в Брюсовском переулке. Там же вскоре стали жить и его сестры — Екатерина и Александра, приехавшие в Москву. На этой квартире Есенин встречался со своими друзьями. Среди них были Всеволод Иванов, Борис Пильняк, Николай Клюев, Петр Орешин, Василий Наседкин, Вольф Эрлих. О том, как чувствовал себя Есенин в тот период, читаем в его письме: «Работается и пишется мне дьявольски хорошо».
Бениславская вмешалась в отношения любимого человека с его женой. Галина Артуровна отправила Айседоре Дункан несколько телеграмм. Первая была следующего содержания: «Писем, телеграмм Есенину больше не шлите. Он со мной. К вам не вернется никогда. Галина Бениславская». Вторая говорила о первой: «Содержание телеграммы Сергею известно».
Айседора была в замешательстве. Чтобы прояснить ситуацию, она телеграфировала: «Москва Есенину. Петровка Богословский. Дом Бахрушина. Получила телеграмму должно быть от твоей прислуги Бениславской пишет чтобы письма телеграммы на Богословский больше не посылать разве переменил адрес прошу объяснить телеграммой очень люблю Изадора».
Сергей Александрович набросал карандашом на бумаге ответ: «Я говорил еще в Париже, что в Россию уйду. Ты меня озлобила, люблю тебя, но жить с тобой не буду, сейчас женат и счастлив, тебе желаю того же, Есенин». Текст был отредактирован Бениславской. Айседора Дункан получила окончательный вариант телеграммы: «Я люблю другую, женат и счастлив. Есенин».
Все знакомые смеялись над посланиями Бениславской Дункан. Ведь такой агрессивный, вызывающий тон высказываний был совсем не свойственен Галине Артуровне. Она оправдывалась: «Это отпугивание и только».
Дневниковые записи Бениславской опубликовал А. Г. Самусевич в книге «Венок Есенину». О совместной жизни с Есениным Галина Артуровна писала: «Когда Сергей Александрович переехал ко мне, ключи от всех рукописей и вообще от всех вещей дал мне, так как сам терял свои ключи, раздавал рукописи и фотографии, а что не раздавал, то у него тащили сами. Он же замечал пропажу, ворчал, ругался, но беречь, хранить и требовать обратно не умел. Насчет рукописей, писем и прочего сказал, чтобы по мере накопления все ненужное в данный момент передавать на хранение Сашке (Сахарову): у него мой архив, у него много в Питере хранится. Я ему все отдаю».
В Галине Артуровне не только пылала страсть к поэту, в ней жило чувство понимания его таланта. Благодаря ей Есенин мог сосредоточиться на творчестве, не вникая в издательские дела и обеспечение своих родных сестер. В то время он отзывался о Бениславской восторженно. Друг Сергея Александровича, имажинист Вольф Эрлих вспоминал слова Есенина: «Вот ты сейчас и Галю увидишь! Она красивая!.. Ну так вот! Галя — мой друг! Больше, чем мой друг! Галя — мой хранитель! Каждую услугу, оказанную Гале, ты оказываешь мне!» Илья Шнейдер отзывался о Бениславской так: «Эта девушка, умная и глубокая, любила Есенина преданно и беззаветно. Есенин отвечал большим дружеским чувством».
В марте 1925 года Сергей Александрович познакомился с внучкой Льва Николаевича Толстого. Софья Андреевна Толстая была на пять лет младше Есенина. Это знакомство стало еще одной попыткой поэта создать семью. Тогда же он написал письмо Галине Бениславской: «Милая Галя! Вы мне близки как друг, но я нисколько не люблю Вас как женщину».
Женитьба Сергея Есенина на Софье Толстой в октябре 1925 года заставила Галину Бениславскую отойти от любимого человека. Поэт тяжело переживал уход бесценного друга. Но ничего уже было не вернуть. И Сергею Александровичу, и Галине Артуровне оставалось жить совсем недолго.
Жизнь тридцатилетнего поэта оборвалась 27 декабря 1925 года в гостинице «Англетер»: Бениславская не присутствовала на его похоронах. Она пришла на могилу Есенина на Ваганьковском кладбище 3 декабря 1926 года. Долго курила, что-то писала карандашом на листке бумаги. Потом вытащила пистолет и застрелилась. Свидетелем самоубийства оказался кладбищенский сторож. Он побежал к церкви, чтобы поднять тревогу. Тем временем к могиле Есенина уже подъехала милиция и «скорая помощь». Бениславская еле слышно стонала. Ее спешно повезли в Боткинскую больницу. Однако было уже поздно — по дороге Галина Артуровна скончалась. Тогда ее тело повезли в анатомический театр.
В предсмертной записке Галины Артуровны сообщалось: «Самоубилась здесь, хотя знаю, что после этого еще больше собак будут вешать на Есенина. Но и ему и мне это будет все равно. В этой могиле для меня все самое дорогое…»
Для Галины Артуровны Есенин был не только великим русским поэтом, но и бесконечно любимым человеком. Любимым настолько, что своя собственная жизнь казалась предназначенной только ему, поэту с голубыми глазами и израненной душой.
Героиня собственных книг (Ирина Гуро)
Почти все в юности увлекаются чтением книг. «Приключения Робинзона Крузо», «Гулливер в стране лилипутов», «Три мушкетера», «Мертвые души», «Война и мир» — да мало ли какие произведения не оставят равнодушными молодежь. Такая естественная читательская страсть не обязательно приводит к тому, что человек впоследствии и сам становится известным писателем. Ведь необходимым условием для литературной славы является писательский талант. Иногда, чтобы оставить свой след в литературе, одаренный человек должен ясно представить себе, что лично он, признанное или непризнанное дарование, может сказать читательской аудитории, представляя на ее суд очередное собственное произведение. Можно имитировать стиль других писателей, создавать свой, отличающийся от других, искать новые формы повествования или строить запутанные лабиринты сюжета. Можно встретить гениев формы, имитаторов, нюансами произведения напоминающими предшествующих авторов, замысловатых игроков со словом. Но когда большой личный опыт переживаний, связанных с непредсказуемыми событиями, кажется интересным и для других, тогда возникает желание перенести наиболее яркие этапы своей жизни на бумагу. Насколько писательские надежды оправданы, может судить только читатель.
Почитателей литературного таланта Ирины Гуро было немало. Многие знавшие эту писательницу утверждают, что все ее произведения автобиографичны. Какова же была жизнь Ирины Гуро, что событий, происходящих в ней, хватило не на одну книгу?
Ирина Гуро — писательский псевдоним. На самом деле эту женщину звали Раиса Соболь. Она родилась в Киеве 6 мая 1904 года. Отец Раисы, Роман Соболь, был директором крупного завода. Дочь «использовала» его положение в личных целях: все книги в заводской библиотеке были жадно прочитаны любознательной девочкой. После уроков в гимназии Раиса играла с другими детьми во дворе. И, пожалуй, то «уличное» образование оказалось для нее не менее важным, чем гимназическое. Иначе чем объяснить приверженность Раисы идеалам большевиков, которые пришли к власти в октябре 1917 года?
В ту пору Соболь было всего тринадцать лет, но, несмотря на такой нежный возраст, девочка жаждала посвятить себя строительству нового общества. А потому и ушла из дома. Был канун гражданской войны, многие сторонники советской власти были привлечены большевиками к борьбе с контрреволюционерами. Раиса оказалась в молодежной коммуне, где начала заниматься пропагандистской работой, действовала в части особого назначения (ЧОН), которая устраивала акции против украинских националистов. Особенно активное участие юная Соболь проявила в 1919 году в создании кружков красной молодежи. Такие порывы ее товарищи оценили, и в возрасте 15 лет Раиса стала членом Коммунистического союза молодежи.
Деловая, самостоятельная, остроумная, комсомолка Соболь уверенно завоевывала авторитет в своей среде. Не случайно в 1921 году она вошла в уездный комитет Коммунистического союза, молодежи Белгорода. На мировоззрение членов этой организации сильно влияли взгляды видных революционеров. Некоторые молодые ребята особенно восторгались Александрой Коллонтай, пропагандировавшей свободную любовь без брака, воспитание детей вне семьи и т. д. В своем романе «Невидимый всадник» Ирина Гуро (Раиса Соболь) привела такой эпизод из жизни молодежи первых послереволюционных лет:
«И еще раз я пришла, когда Валерий был один. Он спал на кровати с амурами, укрывшись шинелью. Это я увидела в открытое окно. Момент настал! Недолго думая, я спрыгнула с подоконника. Я посчитала, что последняя преграда между нами пала, и полезла под шинель…
Валерка вскочил, как будто ему за пазуху кинули ужа:
— Ты откуда свалилась, пимпа курносая?
— С подоконника, — ответила я и, чтоб между нами не было ничего недосказанного, сказала быстро: — Я тебя люблю и поэтому пришла. И не уйду отсюда до утра. — И в замешательстве добавила: — Хай тоби грец!
— До завтрашнего утра? — переспросил испуганно Валерий, и мне показалось, что он сейчас захохочет. Этого нельзя было допускать ни в коем случае. Я утвердилась на кровати и крепко обняла Валерия за шею. Он не сопротивлялся.
Мы лежали и молчали. Потом он сказал:
— Послушай, может, отложим все это?
— А чего откладывать? Чего откладывать? — зашептала я ему в ухо. Самое главное сейчас было не дать ему размагнититься!
— Ну, года на два. Подрасти хоть немножко, — прохрипел Валерка, потому что я сдавила ему шею.
Кажется, все рушилось. Я сказала строго:
— Ты, Валерка, не отдаешь себе отчета в своих словах: мне шестнадцать!
И я села на кровати, потому что мне было неудобно лежа вести полемику.
— Знаешь, Лелька, — сказал серьезно Валерка, — я тебе скажу откровенно: у меня нет ощущения шестнадцати…
— Вот как? А на сколько же у тебя есть ощущение? — спросила я в растерянности.
— На двенадцать! — выпалил он и все-таки захохотал.
Я сидела на краешке кровати и смотрела, как кролик на удава, в его вылинявшие глаза, на его нос с рябинками. Но он уже, как говорилось, перехватил у меня инициативу.
— И вообще, Лелька, что это такое? — нравоучительно продолжал он. — Выходит, ты — распущенная девчонка? Вламываешься в окно, влезаешь в постель к постороннему мужчине…