Рэйчел выслушала все это в потрясенном молчании, прихлебывая принесенный Мэми кофе с бренди и думая, что лучше бы она никогда не видела ни Провиденс, ни вообще округ Вашингтон. Глупо с ее стороны было оставаться здесь и дать всему зайти так далеко. Теперь она – в прямом и переносном смысле – побита, оказалась в безвыходном положении. Если она одолжит денег на билет и уедет на пароходе в Сиэтл или еще куда-нибудь, Джонас убьет Гриффина. Если она задержится здесь дольше чем на двадцать четыре часа, цепляясь за свою наивную мечту об открытии пансиона, результат будет точно таким же.
Рэйчел сложила руки на столе и опустила на них голову в немом отчаянии. Гриффин сделал ей предложение, и она была уверена в его любви, но не могла вернуться к нему. Слишком велика вероятность того, что он неожиданно погибнет от какого-нибудь загадочного «несчастного случая» или просто исчезнет навсегда, как уже исчезли ее отец и Патрик Брэйди.
Плечи Рэйчел вздрагивали от судорожных рыданий. Пройдет всего один день, и ей придется предстать перед Джонасом и объявить о своей безоговорочной капитуляции.
Рука Эльзы осторожно коснулась ее плеча:
– Не плачьте, дорогая. Джонас на самом деле не так уж плох – конечно, он немного поколотит вас, и иногда вам придется переспать с ним, – но что это такое по сравнению со всеми его деньгами?
Рэйчел зарыдала еще сильнее.
Сложив руки на коленях, Афина спокойно сидела в экипаже напротив Джонаса. Она ждала, когда наступит подходящее время для разговора. Минут через пять выражение лица Джонаса несколько смягчилось, и Афина поняла, что момент настал.
– Ты раскаиваешься? – спросила она.
У Джонаса вырвался странный сдавленный звук, очень похожий на всхлип.
– Зачем я это сделал? – не глядя на Афину, прошипел он.
– Думаю, ты так отчаянно хочешь ее, что не способен нормально соображать. Джонас, ты не можешь убить Гриффина – я этого не допущу.
Джонас провел растопыренными пальцами по своим взлохмаченным волосам.
– Успокойся, радость моя. У меня нет намерения убивать его.
– Да неужели?! – огрызнулась в ответ Афина. – Если ты еще будешь устраивать такие сцены, как сегодня у Бекки, то у тебя может не оказаться выбора.
Неожиданно Джонас засмеялся:
– Не знаю. Ради того, чтобы отшлепать эту дерзкую маленькую нимфу, почти стоит умереть – она так давно напрашивалась на это. Думаю, даже Гриффин согласился бы со мной.
Афине хотелось плакать, хотя она не совсем понимала, почему.
– Что ты собираешься делать дальше, Джонас? Он встретился с ней взглядом и усмехнулся:
– Естественно, дам задний ход. Извинюсь по всей форме,– может, даже стану ползать перед ней на коленях.
Афина покачала головой:
– Ты спятил, Джонас Уилкс. Целиком и полностью спятил.
Джонас откинулся на спинку сиденья, блаженно вздохнул и заложил руки за голову.
– Да. И я в достойной компании, миссис Бордо. В чрезвычайно достойной компании.
– Дурак,– выпалила Афина, с ненавистью уставясь на проплывающую мимо сельскую местность и только что начавшийся мелкий, унылый дождь.
Для Рэйчел эта ночь тянулась с поистине адской медлительностью. Она ворочалась в материнской постели, и в ритмичном стуке дождя ей слышалось неуклонное движение ее судьбы к роковой развязке.
Наступил рассвет, но и те звуки, которые сопутствовали его приходу, не принесли ей облегчения. Стоя у окна и глядя на покрытую зыбью воду канала, Рэйчел в глубоком отчаянии слушала хриплые крики чаек, грохот кастрюль и сковородок, доносившийся из кухни внизу, отдаленный визг пилы на лесопилке у подножья горы. Но к этим звукам примешивались и другие, непривычные. Скрип колес фургонов, приглушенная брань, монотонное «тук-тук-тук» молотка.
Рэйчел прошла в пустую комнату, расположенную рядом со спальней матери, и посмотрела в сторону Провиденса и гавани. Но, как оказалось, ей не надо было смотреть так далеко, потому что шум доносился из зарослей черники и папоротника ярдах в пятидесяти от места, где она стояла.
Над землей поднимался каркас внушительного здания, а строительством руководил Джонас Уилкс.
Поддавшись внезапному порыву, Рэйчел дернула раму так сильно, что та поддалась, высунулась наружу и прокричала:
– Что вы делаете?
Джонас засмеялся и галантным жестом сорвал с головы мокрую от дождя шляпу.
– Надеюсь, ты не будешь возражать, если рядом с твоим пансионом будет салун? – весело отозвался он.
Рэйчел поперхнулась:
– С моим пансионом? Джонас кивнул:
– Он полностью твой, ежик. А что касается небольшого недоразумения вчера, я прошу прощения. По крайней мере, за его большую часть.
Мужчины, работающие возле повозок и лошадей, продолжали свое дело, делая вид, будто не обращают внимания на их разговор, хотя Рэйчел знала, что они не преминут пересказать его, слово в слово, при первом же удобном случае. Еще до захода солнца весь Провиденс и лесорубы на горе узнают о широком жесте Джонаса.
Однако, что он все-таки задумал?
Щеки Рэйчел вспыхнули.
– За какую же часть вы просите прощения, мистер Уилкс? – осведомилась она.
– За двадцатичетырехчасовой ультиматум, – ответил он. – Это было крайне неразумно с моей стороны.
Неразумно. До чего же неподходящее слово для того, что он требовал от нее!
– А за... за другую часть? Джонас захохотал:
– Не могу не признать, ежик, что она доставила мне огромное удовольствие, и я не жалею об этом.
Видимо, он считал, что она должна быть ему благодарна, но Рэйчел стала пунцовой, шагнула назад и с такой силой опустила раму, что стекло разбилось и, звеня наподобие множества крохотных колокольчиков, каскадом мелких осколков обрушилось к ее ногам.
ГЛАВА 33
Ухмылка, застывшая на лице Филда Холлистера, явно раздражала Гриффина. Он угрюмо захлопнул саквояж, взъерошил белокурые волосы таращившего на него глаза маленького пациента, и пробормотал:
– Ну ладно, в чем дело?
Филд взглянул на мальчугана, который лежал на подстилке в углу палатки, и улыбнулся еще шире.
– Не обращай внимания на доктора Флетчера, Лукас,– сказал он.– Он проспал занятия в школе, на которых учили, как вести себя у постели больного.
Лукас смутился, но слишком плохо себя чувствовал, чтобы пускаться в длинные объяснения.
– Он дал мне апельсин, – защищая доктора, сказал мальчик, протягивая Филду плод в качестве доказательства.– Вот.
– Я был не прав, – ответил Филд; между тем Гриффин, пройдя мимо него, вышел из палатки и неподвижно застыл под проливным дождем. Приятно было чувствовать, как потоки воды стекают по лицу, прилепляя ко лбу пряди волос и пропитывая рубашку.
Филд поговорил еще немного с мальчиком и присоединился к Гриффину. Священник больше не усмехался, черты его приняли грустное мученическое выражение.
– Инфлюэнца? – понизив голос, спросил он. Гриффин кивнул.
– Еще были случаи?
Гриффин запрокинул голову, на миг полностью подставив лицо дождю. Его прохладные струи немного ослабили ощущение смертельной усталости, хотя и не прекратили бесконечную, томительную душевную боль.
– Два, – тихо сказал он.
Филд схватил его за руку и потащил в сторону большого шатра в центре поселка, где располагалась столовая.
– До сегодняшнего дня,– прошептал он сквозь зубы, когда они сели за один из деревянных столов и стали пить отвратительный кофе, приготовленный Чангом,– я готов был поклясться, что у тебя достаточно здравого смысла, чтобы не стоять под проливным дождем.
Гриффин попытался изобразить улыбку, но у него получилась лишь гримаса.
– Успокойся, Филд. Врачи не болеют.
Дождь барабанил по туго натянутой парусиновой крыше шатра.
– А ты можешь заболеть, Гриффин, у тебя ужасный вид – когда ты в последний раз спал?
Гриффин отхлебнул кофе, раздраженно выругался и протянул руку к глиняному кувшину со сливками, добрая порция которых окрасила мерзкое пойло в светло-бежевый цвет и немного притупила его горький вкус.
– Я не сплю, Филд. Это пустая трата времени.
– Ты намерен оставаться на ногах, пока не свалишься? – резко спросил Филд, так энергично помешивая кофе, что ложка то и дело ударялась о стенки эмалированной кружки.
Гриффин хмуро взглянул в сердитые голубые глаза друга:
– Последний раз я свалился, друг мой, когда ты и твои сообщники обработали меня хлороформом. Хотя у нас не было возможности обсудить это, должен сказать, что я это не одобряю.
Взгляд Филда оставался прямым и вызывающим.
– Я и не рассчитывал на твое одобрение, – отозвался он. – И меня это совсем не волнует. Ты думаешь, существует опасность эпидемии?
Кофе свернулся комочками на языке Гриффина, и он с трудом сдержал острое желание выплюнуть его на посыпанный опилками пол. Он устало пожал ноющими плечами:
– Возможно. Здесь идеальные условия для распространения любой заразы – удивительно, что тут еще не появился ни тиф, ни холера.
Священник чуть побледнел:
– Надо что-то делать! Гриффин снова пожал плечами:
– Скажи это Джонасу, друг, мой. Эти мокрые палатки и открытые сточные канавы относятся к его компетенции, а не к моей.
Выведенный из себя, Филд с усилием сделал несколько глотков кофе.
– Возможно, но это твои пациенты, Гриффин.
– Надеюсь, ты на самом деле не думаешь, будто я забыл об этом? – спокойно осведомился Гриффин. – Кстати, чего это ты так ухмылялся, когда мы были в палатке у Лукаса?
– Из-за Рэйчел, – ответил Филд, и его глаза снова засветились улыбкой, хотя на этот раз она выглядела немного потускневшей.
Упоминание ее имени кольнуло Гриффина мучительной болью, в его голосе появилась хриплая нотка:
– Что с ней?
– Не могу поверить – неужели ты еще не слышал об этом?
Гриффин окатил друга гневным взглядом.
– Что с ней? – прорычал он. Филд расхохотался:
– Она здорово осадила Джонаса, Гриффин,– с некоторой помощью со стороны Мэми и ее «устричного ружья».