Неправильно: А когда мы будем обедать?
Правильно: А давай сегодня сходим в ресторан!
Неправильно: Я пойду поработаю.
Правильно: Тебе будет чем заняться часика три?
Неправильно: Что-то у нас мало денег в этом месяце осталось!
Правильно: Денег осталось мало, но зато они все твои!
Браслет для англичанки
Над городом Пушкино нависла огромная туча, из которой собирался пойти дождь. Я сидел у окна, думал о задании по геометрии и, постоянно выигрывая, сам с собой играл в «чапаева». В прихожей раздался звонок.
Пришел сосед Юрка. Он был старше на год, но повидал в жизни лет на пять больше, чем я.
— Ты все равно ничего не делаешь, пойдем в ювелирный!
Я заподозрил неладное, но виду не подал.
— Может, лучше купим ликер и потом по копеечке в очко?
— Нет, я хочу посмотреть, какие у них есть гранатовые браслеты.
Намек я не понял. Куприна мы не проходили.
— Кольца и браслеты, шляпки и жакеты… — фальшиво пропел я. — Ты что, влюбился?
— Ты читал рассказ «Гранатовый браслет»? — необычно серьезно спросил Юрка.
— Нет, и не буду, — на всякий случай сказал я.
Юрка и чтение не по школьной программе сочеталось так же, как разливное пиво с полярным сиянием.
— Там о мужике, который любил аристократку. Она его посылала, а он все равно любил.
— И что?
— К нам новая англичанка пришла. Клевая такая!
— Я ее видел, мечта поэта. А браслет-то тут при чем?
— Тот мужик аристократке гранатовый браслет подарил. Я хочу посмотреть, что это такое.
— Может, лучше браслет Нинке подарить? Она обрадуется.
— Нинке и мороженого хватит.
— Так, может, и англичанке мороженого хватит? Или бутылки «сухенича»?
— Ты спятил? Она покруче той сушеной воблы-аристократки будет!
Я всегда выручал Юрку. Я даже научился играть в шахматы, чтобы ему было у кого выигрывать. В магазин мы шли под дождем.
— Девушка, а у вас есть гранатовый браслет? — скромно спросил Юрка у продавщицы-блондинки.
— У меня нет, — ответила блондинка.
У блондинки была пышная грудь, алые губы, такие же ногти и начес «Бабетта идет на войну».
— Мне бы посмотреть, — протянул Юрка.
— Мальчики, у нас есть кольца с бирюзой и брошка с александритом. Вам посмотреть или вы богатые и будете брать?
— Иди ты со своим александритом! — вдруг обиделся Юрка. — Ничего у тебя нет!
— Сопли подотри, а потом браслеты ищи! — не растерялась блондинка.
Мы отошли от витрины.
— У меня есть другая идея! — радостно заявил Юрка. — Пошли в отдел грампластинок.
— Купишь хор имени Пятницкого? — поинтересовался я.
— Нет, я куплю вторую сонату Бетховена, оп два. Ты не знаешь, что такое «оп»?
Я немного растерялся.
— Слушай, а ты отличаешь Бетховена от Баниониса?
— Я тебя про «оп» спросил. Ты же в музыкалке учился.
— Ну, не опера точно! Может опус?
— Я тоже так подумал. Пошли!
Бетховена мы купили. На обложке он был коричневый и косил глаза в сторону, как бы не желая участвовать в Юркиных делах.
— Слушай, а зачем тебе этот «оп»? — спросил я, наблюдая, как заботливо Юрка прячет пластинку под куртку.
— Мужик слушал эту сонату, потом застрелился и попросил свою аристократку тоже послушать.
— Эта как? Застрелился, а потом попросил?
— Письмо он ей написал!
— Елки зеленые! Ты, вот что, слушай свой «оп» один. Я еще жить хочу!
— Не боись! У тебя пистолета нет.
— У отца двустволка в туалете висит.
— Я буду следить, чтобы ты в туалет не ходил. Ладно, кончай дундеть, пошли к тебе, у меня проигрыватель сломан.
Соната нам не понравилась. Во-первых, она оказалась скучной, во-вторых, пластинка «заедала». Тум-турум, тум-турум повторялось несколько раз, пока игла не перескакивала на другую дорожку.
— Ты бы хоть иглу почистил, — сказал Юрка.
— Думаешь, это Бетховену поможет?
— Ты так пластинку испортишь.
— А ты собрался ее подарить англичанке? Мужик из «браслета», небось, долго любил, пока не решился на подарок.
— Долго, несколько лет.
— Ну вот! А мы школу скоро закончим. Ты лучше это Нинке подари, раз уж деньги потратил.
— Нинка только про Буратино читала.
— А ты думаешь, твоя англичанка помнит какой там «оп» был в рассказе?
Юрка задумался.
— И вообще, почему ты думаешь, что она читала этот «браслет»?
Юрка молчал.
— Ты это, извини, конечно. Скоро ноябрьские праздники, вот и подари. Потом она, может, прочитает рассказ и сообразит. И будет страдать по тебе.
Юрка окончательно замкнулся.
— Может, в очко, по копеечке? Или в «чапаева»?
— Давай лучше в шахматы.
Мы сели на диван и стали расставлять фигуры.
Пашкина любовь
Пашка мечтал влюбиться.
Девушки у него были, Пашка ходил с ними в кино, целовался в подъездах, но все это было не то.
Расставшись с очередной подругой, Пашка начинал думать о завтрашнем дне, о зачетах, о деньгах… в общем, о чем угодно, только не о девушке, оставившей на его рубашке едва уловимый запах духов.
— Она какая-то плотная и тяжелая! — бормотал он на следующий день, вспоминая напряженное женское тело и тонкие сухие губы, не хотевшие идти навстречу.
Пашка мечтал о женщине, для которой хотелось бы что-то делать. Что именно — Пашка еще не придумал, но он был готов кормить ее, навещать в больнице, если она заболеет, покупать цветы и рассказывать смешные истории.
Одно время он пытался найти кого-то на сайтах знакомств, но потом на форумах узнавал, что его избранница всем очень нравится, что у нее прекрасная квартирка, что всех гостей она заставляет надевать тапочки, любит, когда ее угощают горьким «кампари», и что у нее на пояснице родимое пятно, что придает ее фигурке некую пикантность.
Однажды в конце жаркого лета Пашка встретил Катю.
Вьющиеся каштановые волосы, огромные темные глаза, нежные губы, чуть тронутые светлой помадой.
Катя сидела в кафе, пила кофе и что-то читала в своем телефоне. Пашкино сердце екнуло, он забыл, зачем пришел, подсел к девушке и сказал, что любит ее.
— Мы с тобой раньше встречались? — удивилась Катя.
— Много раз! — сказал Пашка. — Почти каждую ночь. Последний раз я видел тебя сегодня в пять утра. Ты мне все время снилась, а вот теперь я тебя нашел по-настоящему.
— И давно ты меня любишь? — поинтересовалась Катя, разглядывая скуластое Пашкино лицо и сильные руки, покрытые рыжими веснушками.
— Три года… или больше… Но я тебя буду любить всю жизнь!
Катя улыбнулась, допила кофе, постучала по циферблату своих часиков, развела руками, продиктовала адрес свой странички в фейсбуке и ушла.
Дома Пашка выяснил, что Катя замужем, у нее маленькая дочка, живет в большом красивом доме и любит отдыхать в Греции. Он немного смутился, но потом взял себя в руки и написал ей длинное письмо о своем чувстве. Писал, как она прекрасна, как ноет его сердце, как он бродил по Москве в надежде увидеть ее, как он мечтал коснуться ее волос, как он будет писать ей стихи и мечтать о встрече.
Катя ответила в тот же вечер. Рассказала, что Пашка ей понравился, он отличается от всех ее поклонников, а ее дочка сегодня впервые произнесла длинное предложение.
И Пашка пропал!
Он стал писать Кате два раза в день. Утром рассказывал, где он был с ней во сне, а вечером о том, как он любил ее в течение дня. Во сне они побывали во всех красивых уголках Земли, перепробовали все самое вкусное, что можно было заказать в ресторанах, обошли все знаменитые музеи и даже побывали несколько раз на Луне и Марсе.
Катя отвечала ему в будние дни около четырех часов, когда спала дочка. В выходные она была рядом с мужем и, похоже, забывала о Пашке. Катя рассказывала, что мечтает снова выйти на работу, устала сидеть дома, дочка часто болеет и она ждет сентября, чтобы поехать всей семьей в Грецию.
О встрече они не договаривались. Пашка чувствовал, что Катю вполне устраивает переписка, что она любит мужа, а Пашка ей нужен, чтобы не чувствовать себя одинокой и забытой.
Когда Катя вернулась из Греции, Пашка заявил, что хотел бы увидеть ее, загорелую и отдохнувшую. Он предложил встретиться в кафе, где они познакомились, но Катя довольно резко ответила, что сейчас это невозможно, и что она сама напишет, когда у нее будет немножко свободного времени.
Свободного времени у Кати так и не появилось. Весной она написала, что у нее скоро будет мальчик, что она этому очень рада, хоть и боится превратиться в серую мышку, думающую только о простудах, аллергиях и детских садиках.
Пашка к этому времени решил жениться на девушке с тонкими сухими губами, но продолжал каждый день писать Кате о своей любви и о том, какая она красивая и хорошая. О своей свадьбе он тоже написал. Катя поздравила его кучей скобочек-улыбок, добавила, чтобы он не затягивал с детьми, и что они обязательно поедут к морю вместе семьями, где малыши будут строить на пляже замки из песка, а они будут пить вкусные коктейли и болтать о всякой чепухе.
Однажды они обменялись телефонами. Пашка позвонил, но Катя куда-то спешила, разговаривала сухо, на Пашкины шутки не реагировала, и он решил больше не звонить.
Пашка стал писать реже. Ему все труднее было находить новые слова о любви, и он стал больше рассказывать о работе в банке, куда устроился после института, о друзьях, о погоде и о мелких заботах, которые навалились после женитьбы. Катя отвечала, что понимает его, давала советы, жаловалась на усталость и на капризы детей.
Пашкин сын родился ранней весной. По ночам он плакал, все время чего-то хотел, днем не выносил, когда его оставляли одного. Пашка с женой не высыпались, но все равно были счастливы. Летом они переехали на дачу — там жили Пашкины родители, которые стали активно помогать ухаживать за внуком. В августе Пашка взял отпуск и решил за это время переделать сарай в финскую баню. Внезапно зарядили дожди, работа продвигалась медленно, а потом и вообще была отложена до следующего лета. Пашка полюбил просто сидеть на террасе, курить и смотреть, как начинают желтеть листья.