Почему так подробно описываю? Ведь помню каждую деталь! С памятью у меня все в порядке — иначе, я бы из программистов давно ушел.
Я разделся, сумку в шкаф бросил, чай заварил, бутерброд приготовил, телевизор включил и выключил. Потом Лили позвонил. Той, чей телефон на визитке. В трубке голос хриплый, явно пьяный. Я извинился, сказал, что ошибся номером. Сам не знаю, зачем звонил. Просто не по себе как-то было. Все бабка с растянутым свитером из головы не выходила.
Дальше, как в фантастическом романе. Я курить захотел. Давно бросил, но тут приспичило. Наверное, просто в комнате не хотел оставаться. В машине у меня со старых времен пачка «Парламента» завалялась. Я оделся и пошел к выходу. Бабка на месте сидела. Кого ждала — непонятно. Я в мотеле единственный постоялец, время за полночь, места глухие — кто еще может сюда заехать? Ей бы спать пойти — за стойкой дверь в комнату, где диван, столик с телевизором. А она сидит, будто меня ждет.
— Скользко на улице, — говорит. — Ты у озера осторожнее, лед весенний, тонкий.
— Спасибо, — говорю. — Я только к машине и назад.
— Руки не обморозь!
Какие руки? На улице плюс два, капель с крыши. Снег мягкий, ветра нет.
Подошел к машине, вспомнил, что ключи положил на тумбочку. Хотел вернуться, но дернул за дверь, и она открылась. Ведь точно помню, что закрывал. Осмотрелся — все на месте, следы только мои.
Ладно, думаю, наверное, в кармане кнопку-открывашку на ключе нажал. Такое бывает. Хотя… машина умная, должна была через минуту двери снова закрыть, если ты их не касался. Осталось загадкой.
Огляделся, все окна мотеля темные. На парковке только моя машина и еще какой-то старый пикап — бабкин, наверное. Зажигалка в сигаретной пачке была. Я закурил, стал по парковке ходить. Мои следы темные, мокрые. Снег под ногами не скрипит, а как-то булькает. Со всех сторон: «Ш-ш-шшш, бум!». Это ели с веток маленькие сугробики сбрасывают.
Дошел я до конца мотеля, а там тропа через кусты к озеру. Широкая, снег на ней глубокий, видно, что никто ее не чистил. Вниз идет, но наклон небольшой. Так и манит прогуляться. Вспомнил бабкины слова и решил к озеру близко не подходить. Фонарей там не было, но зато луна вышла. Круглая, огромная, светлая.
Иду и чувствую, что ноги не держат. Под снегом чистый тающий лед. Я руками замахал, не удержался, плюхнулся задом. Обе руки в снег ушли. Холодный, мокрый. Я проехал немного, попытался встать, но наклон сильнее стал, меня снова вниз понесло. Так я почти до озера и доехал.
Поднялся, на руки дую, согреться пытаюсь. А руки ободраны, снег там пополам со ледышками оказался. А озеро вот, рядом совсем. У берега что-то блестит — это вода на льду. Ветерок поднялся, руки совсем окоченели. Я их в карман куртки — перчатки в машине остались.
Решил назад по глубокому снегу в обход тропы пойти. Вдруг я понял, что если по тропе пойду, то опять свалюсь и колени разобью. Так ясно представил, как я падаю — приземляюсь на колени и скольжу прямо к озеру.
На склоне снег глубокий. Ползу, руками себе помогаю. До кустов дополз, а кусты колючие, уцепиться невозможно. Я напролом пошел, куртку порвал.
Вот, думаю, накликала бабка. Если бы не она, я может к озеру и спускаться бы не стал.
Ладно, вылез я на парковку, руки замерли, в крови, куртка порвана, брюки мокрые, в ботинках снег. Надо, думаю, еще закурить. Нервы успокоить. Достал сигарету и слышу — машина по шоссе едет. Верхушки деревьев фарами освещает. У мотеля машина притормозила и стала поворачивать. Длинный красный «форд». Из семидесятых годов. Никелем блестит. Проехал мимо, обдал вонью — староват двигатель, но работает нормально. Остановился. Я жду дальше.
И тут, не поверишь, я как в кино увидел, что сейчас из «форда» женщина выйдет. Молодая, в красной куртке и белой лыжной шапочке. Не спрашивай, почему я так подумал. Подумал и все! Сердце колотится, как будто я первую любовь встретил. Сигарета во рту, руки в карманах. Стою и жду. Кто в машине — мне не видно. В водительском стекле фонарь отражается. Вижу только, что стекло немного опустилось, в салоне огонек от спички вспыхнул, потом сигарета засветилась, из окна дымок показался.
Спросишь, почему спичка, а не зажигалка? Не могу сказать, но я точно тогда знал, что спичка.
А тут бабка в своем свитере на улицу вышла. Тоже закурила, на меня смотрит.
— Намок? — спрашивает.
— Ничего, высохну.
— Тут и утонуть можно, — говорит. — У берега глубина большая, для катеров хорошо.
— Рад за вас.
Стоит она, курит. Водитель в «форде» тоже курит. И я. Время, как остановилось. Мы все будто чего-то ждем. Каждый свое. Я, чтобы бабка ушла, бабка непонятно чего ждет. А водитель будто присматривается и решает — уезжать ему или в мотеле остаться.
Минут пять прошло. Бабка сигарету в урну бросила, ушла. Из окна «форда» сигарета в снег вылетела, дверь открылась, а из нее девушка выходит. В красной куртке и белой шапочке. Я даже не удивился. Я не гадал, а просто ждал, когда она выйдет.
Открыла она заднюю дверь, сумку вынула. Сумка темная, большая, ремень широкий, через плечо. Тяжелая, видно. Напряглась ее спина, когда поднимала.
— Помочь? — спрашиваю.
— Спасибо! Я сама дотащу, до двери недалеко.
— Что так поздно? До города совсем немного осталось.
— Мне это мотель нравится. Да и сейчас тут вдвое дешевле, чем в городе. Не сезон, рыбаки все спят. А так, мне в Канаду надо. За ночь не доеду.
— В Виннипег? — спрашиваю.
Вот тут-то меня холодный пот прошиб! Как этот Виннипег у меня с языка слетел? Не был я там никогда. Только слышал, что это, как чудо света. Посреди прерий, посреди тоски немыслимой вырос европейский город. Широкие улицы, бульвары, рестораны, театры. Вокруг волки голодные бегают, суслики норы роют, а между ними город стоит, люди там приветливые, гордятся, что такое построили. К нему от нас 29-й хайвей идет, а этот мотель далеко в стороне. Дорога, что около мотеля, в лесную глушь тянется, по ней летом туристы да рыбаки только едут. А зимой — сумасшедшие, вроде меня.
А девушка улыбнулась и говорит:
— Ага, в Виннипег. Не забыл?
Вот так! Она сумку на снег поставила, смотрит на меня и ждет чего-то. Я чувствую, сигарета моя погасла. Новую достал, закурил, молчу.
А в голове кромешный ад. Я что, в маразме? Знаю ее и забыл? Я последний раз с девушками лет пять назад общался. На работе их полно, но ты сам знаешь, что в небоскребах не девушки, а коллеги.
— Мы уже встречались? — спрашиваю.
— Нет, — говорит она. — Простите, я ошиблась. Вы моего знакомого из Фарго напомнили.
И в Фарго я никогда не был. Кино про Фарго смотрел, мой зубной врач родом из Фарго, наводнение там когда-то было. Больше я ничего про этот город не знаю. А сама-то она откуда? Как откуда? Из Дулута она! Миль сто отсюда. И зовут ее Кристи!
Ты не поверишь! Все знаю, но откуда — понятия не имею. От третьей сигареты голова кружится, елки с луной хоровод устроили. Кристи то в фокусе, то расплывается. Я глаза зажмурил, головой тряхнул, вроде все на место встало.
— А вас Кристи зовут? — спрашиваю.
— Да, — говорит.
И молчит. Явно что-то знает, но молчит. Ждет продолжения.
— Вы из Дулута?
— Да, там у меня квартира, но я больше времени у родителей в Гранд Маре провожу. У них там магазин, я помогаю, когда туристов много.
Так, это уже ближе. Град Маре — это миль сто на север от Дулута. Городок-крошка на берегу озера. Там красиво — маяки, марина, скалы, рядом горы. Я там раз десять был. Может я ее там видел? Хотя, я там много кого видел. Но всегда с женой ездил и с девушками не общался. Да и в магазины не ходил. У меня идиосинкразия к магазинам. Когда вокруг много цветного и много незнакомых запахов, то мне сразу становится дурно.
Бред! Но лицо ее знакомо. Впрочем, таких лиц в этих краях полно. Скандинавский тип: блондинка, сильный подбородок, большие светлые глаза, аккуратный нос, высокий лоб. Может она у нас в компании появлялась?
Нет, я точно знаю, что ее там никогда не было. Память на лица у меня отменная. Так где я ее видел? И откуда знаю про Виннипег, Дулут и что ее зовут Кристи? И почему она не удивляется, почему не спрашивает про меня? Меня всегда спрашивают откуда такой акцент, где живу. А она даже не спросила, как меня зовут. Стоит, смотрит, улыбается. Приветливо.
— Как машина? Все в порядке? Такие сейчас редкость.
— А что с ней может быть? Я ее месяц назад купила. Мой механик смотрел, сказал, что все идеально.
— Большая она, кресла, наверное, мягкие, усыпляют?
— Не такая она большая. А кресла чудесные. На ней можно далеко ездить и не устаешь.
Опять замолчали. Тишина, капель как будто в железный лист бьет.
— Так я все же вам помогу.
Взял сумку, отряхнул снег, ремень на плечо, пошли. Она следом идет, я спиной чувствую, что улыбается. Бабка у нее водительские права спросила, сама заполнила бланк, ключи ей выдала. Я украдкой подсмотрел, что девушку зовут Кристи Юханссон. Да, скандинавские корни.
— У тебя десятый номер? — спрашивает Кристи.
Я ошалело киваю. У меня и правда десятый.
— У меня двенадцатый, мы соседи через стенку.
Я молчу, не знаю, что сказать.
— Завтрак в восемь приготовлю, — говорит бабка. — Если нужно раньше — скажите.
— В восемь нормально, — говорю я.
Кристи тоже кивает.
Мы идем по коридору. Он оказался каким-то длинным. Как будто время замедлилось, наши шаги короткие, мы не спешим. Такое чувство, что расставаться не хочется. Вот ее дверь. Кристи вставляет ключ в скважину, ключ не поворачивается.
— Тут всегда заедает, — говорю я. — Надо вниз нажать.
Сказал и чуть язык не прикусил. Не жил я в этом номере. И в мотеле этом я первый раз. Впрочем, уже не удивляюсь. Вечер чудес. Просто жду, что будет дальше. А дальше НИЧЕГО НЕ БУДЕТ! Я это знаю, но все равно жду.
Дверь открылась, я вошел, поставил сумку у кровати. Комната — копия моей. Только вместо уток на картине — волки в зимнем лесу.