Все мы в двадцать лет не умели любить и ценить. Это пришло потом. И счастливы те, к кому пришло это понимание не после расставания, а чуть-чуть раньше.
Двенадцать роз
Она первый раз пришла к нему в гости.
У порога лежала роза с запиской: «Иди в ванную!».
В ванной лежала роза с запиской: «Иди в гостиную, посмотри на кресло!».
На кресле — еще одна роза с запиской: «Посмотри в верхнем ящике письменного стола!»
Всего было двенадцать роз.
У последней розы лежала коробочка с подарком и записка: «Я люблю тебя!».
— Я тоже тебя люблю! — сказала она.
Через три месяца они расстались.
— Почему? — спросили ее.
— Он решил, что мне хватит впечатления от этих роз на всю оставшуюся жизнь!
Ожидание любви
Он ее любил и ждал.
У нее менялись мужчины, и она не знала, что ее ждут.
— Почему ты не скажешь ей? — спрашивали его.
— Еще не подошла моя очередь! — отвечал он.
— Но ведь когда очередь подойдет, то у вас совсем мало останется времени! — говорили ему.
— Нет, не мало! — отвечал он. — Вся оставшаяся жизнь!
Параллельные миры
Владимир Дараган и Евгения Царт
Это будут рассказы о женщине, которая хотела жить не так, как все. И о мужчинах, которые ее окружали. И о сложных отношениях между мужчинами и женщинами. Мы попытались посмотреть на эти отношения с мужской и женской точки зрения. И окончательно запутались. Наверное, так в жизни и бывает…
Мы с тобой никогда не встречались и, наверное, никогда не встретимся.
Мы живем в параллельных мирах.
И раньше мы жили в параллельных мирах.
Эти миры заселяли разные люди. В каждом мире были свои правила, свои цели, своя мораль.
В моем мире требовалось помогать другим. Даже если они этого не хотят. И еще надо было вкалывать на благо и во имя чего-то. И еще надо было растить детей и стараться любить только свою жену. У кого-то это получалось плохо, у кого-то еще хуже. Тогда казалось, что жизнь дала трещину, пошла наперекосяк, и конец ее будет бесславным. От этого многие начинали пить, на них показывали пальцем и говорили, что они кончат свои дни в грязной луже под забором. Иногда про грязную лужу не говорили, но забор упоминался обязательно. Это была наша страшилка.
В мире, где жила ты, заборов-страшилок не было. Вы запросто садились возле любого забора и посвистывали, глядя на нас, проходивших тенью мимо вашей жизни. Вы не понимали нас, а мы не понимали вас. У вас не было принципа, что надо кому-то помогать. Вам хватало понимания, что достаточно просто не мешать другим, не совать нос туда, где вас не ждут. И вы не стремились сделать счастливым все человечество. Вы хотели жить в свое удовольствие, и если не требовалось больших усилий, доставлять удовольствие вашим попутчикам по жизни.
Я специально не употребил слова «друзья». Дружить трудно, когда ты сначала думаешь о себе, а потом о человечестве. Но зато в твоем мире была любовь. И ее было больше, чем в моем мире. Любовь придавала смысл твоей жизни. Тебе было наплевать на события в Гондурасе, на великие сибирские стройки и на запуск ракет к Венере или Марсу. Тебе было важнее свое маленькое счастье, когда можно уткнуться носом в мужскую грудь и забыть про все неурядицы и страхи. Вот для него, твоего любимого, ты могла сделать все то, что люди из моего мира делали для каких-то высоких и потому непонятных целей.
Но однажды ты замечала его рассеянный взгляд и понимала, что плечо, на которое ты так рассчитывала, может оказаться занятым. Тогда ты искала другое плечо, другую грудь, куда можно было бы уткнуться носом и немножко поплакать от усталости и нового счастья.
У тебя было много мужчин, но пусть кто-нибудь попробует бросить в тебя камень. Грешники жили в обоих мирах, а если и попадались среди них праведники, то это оттого, что им просто не повезло, или наоборот — очень повезло в жизни. Но таких людей было мало. В своем мире ты их не встречала.
Ты знала, что за все надо платить. И деньгами часто не обойдешься, хотя деньги иногда помогают жить так, как ты хочешь. Но не всегда. Ты помнишь, как твой отец лежал на диване, положив голову на сплетенные руки, и безучастно смотрел в потолок. А вы с мамой за его головой рвали фотокарточки каких-то женщин. Мама рвала их на четыре части, а ты подбирала кусочки и рвала их дальше. Ты не очень понимала, зачем это надо, но чувствовала, что это может прогнать ту зловещую тишину, которая часто висела в вашей маленькой комнате. И еще ты помнишь, как вы с мамой стояли на балконе и смотрели, куда пойдет папа. В твоей малюсенькой жизни уже были слова «любовница», «предательство», «измена».
Иногда мама облегченно вздыхала, и ты радовалась, что сегодня не будет ночных разговоров на кухне, и мама будет спокойно сидеть за столом и читать свои толстые скучные книжки.
Однажды папа ушел и не вернулся. Дома было тихо, мама даже не плакала, а только иногда гладила тебя по голове и шептала, что надо жить дальше и надо искать свое счастье не так, как искала она.
А потом папа вернулся. Вернее, его вернули. Просто прислонили к двери и позвонили. Его разбил паралич, и он стал никому не нужен. Никому, кроме вас с мамой. И вы за ним ухаживали очень долго. Ты смотрела на него и начинала понимать, что это и есть та самая расплата, от которой не откупиться деньгами. Но без денег было бы еще страшнее, и ты решила, что никогда не будешь бедной и никогда не будешь жить так, как мать. Ты тогда не знала, что эти же слова сказала Скарлетт О'Хара. Ты ничего не знала про Скарлетт и позже, прочитав роман, была потрясена, что твоя копия, твой двойник жил за океаном много лет назад.
Двойник — это мое слово. Ты, конечно, другая. Но если бы вы встретились со Скарлетт, то поняли друг друга. Скарлетт тоже не пошла бы работать учительницей истории или лаборантом, как тебе предлагали после университета. Ты рано поняла, что люди хотят быть красивыми. И ты тоже хотела быть красивой. В городе, где ты жила, всё, что было не похоже на ватник, считалось приличным. А любая ткань, если она не была серо-черной, считалась красивой. Это многих устраивало. Тебя — нет. И надо было что-то делать.
Ты была умна, общительна, энергична, пела, танцевала и легко поддерживала любой разговор. Была ли ты красива? Тебя убеждали, что нет, не была. Но мужчины могли часами разговаривать с тобой и потом делать то, что ты просила. У тебя появились связи. Это было главным в те времена, когда за мясом и колбасой надо было ездить в Москву. Человек ценился его связями, его записями в телефонной книжке. Все это особенно ценилось в той жизни, в которую ты ворвалась со всей своей энергией и желанием жить на всю катушку. Кто-то из твоих старых знакомых жил в другом мире, ты иногда различала тени и глаза, которые с укором смотрели на тебя. Ты старалась забыть эти взгляды. Ты стала звездой в своем городе, а это не все могут простить.
Тебе перепадали вещи, которые были интересны другим. Даже если ты их уже носила несколько месяцев. Тебя все хотели раздеть, заплатить за все, что было на тебе надето. И ты решилась! Знакомые люди помогали тебе покупать дефицит по смешной цене, ты все перепродавала и удивлялась, что твоя мечта никогда не быть бедной начала очень быстро осуществляться. В те годы это называлось спекуляцией, но тебе было наплевать. Ты это называла осуществлением мечты. Шаг за шагом ты постепенно входила в элиту твоего города, с тобой искали встреч, хотели обсуждать более крупные дела. Это было страшно, но упоительно остро! Ты ходила по краю, постоянно рисковала, понимая, что все твои «друзья» исчезнут в одну секунду, если ты сделаешь ошибку. Но судьба тебя хранила, ошибок ты не делала. Со стороны можно было подумать, что ты живешь на веселом карнавале, где музыка, маски и много шампанского. Ты знала, что за смешными, добродушными масками часто прячутся усталые и злые лица, которые мечтают схватить тебя и, дыша в лицо чесночно-водочным перегаром, начать болтать всякую чушь про свободную любовь и какие-то обязательства.
Ты крутилась как могла, изо всех сил старалась отказывать наиболее мерзким типам, а потом, устав от всей этой круговерти, решила отдохнуть в тихой гавани.
И ты вышла замуж. По расчету. Ты всегда выходила замуж по расчету, но твои расчеты всегда были неправильными. Наверное, с математикой у тебя не ладилось, или ты не могла смотреть далеко в будущее и видеть, что пылкий красавец, который сейчас стоит перед тобой на коленях, через пару лет превратится в некую заурядность, часто пьяную, изменяющую тебе с легкостью, но не забывающую оскорблять тебя и напоминать, что ты его вещь. Причем вещь, нужная только ему, и тебе надо стоически переносить все его выходки, ибо он единственный, кто хоть как-то ценит тебя.
А потом случилось чудо. Ты взяла из своих старых запасов немного денег и поехала в Сочи, где жила твоя подруга. Несколько дней ты загорала, плавала, смотрела в бездонное голубое небо и слушала шелест пальмовых листьев. Потом ты вдруг почувствовала, что все встречные мужчины тебя хотят. Если раньше они просто любовались смазливой мордашкой и хорошенькой фигуркой, то сейчас они смотрели на тебя как на недоступную королеву. Как будто фея коснулась тебя волшебной палочкой, и ты из Золушки превратилась в сказочную красавицу.
И у тебя началась совсем другая жизнь.
Танцор
Владимир Дараган и Евгения Царт
Все как-то сумбурно у нас получается. Надо бы про твои студенческие годы, про первую любовь. Но хочется про танцора. И про тебя, уже взрослую. Меня эта грустная и одновременно смешная история потрясла — я никак не мог ее понять.
Ну как ты, умница и красавица, из десятков поклонников выбрала танцора? Нет, я не против мужчин с такой профессией. Мне нравятся артисты всех жанров. С ними легко и весело. Но если ты не из их круга, то твое веселье будет кратковременным. Как опьянение от бокала шампанского. Но у тебя все не так, как у всех. А дело было в том…